Майк ответил почти без паузы:

— Думаю, я грокк. Пистолет — плохая вещь. Но, возможно, человеку следует остаться во плоти. — Он подумал. — Это я могу сделать.

— Хорошо. Майк, я покажу тебе пистолет. Пистолет — плохая вещь.

— Пистолет — плохая вещь. Я заставлю его уйти.

— Но не сразу, как только его увидишь.

— Нет?

— Я подниму пистолет и направлю его на тебя. Прежде чем он займет опасное положение, заставь его исчезнуть. Но не надо «останавливать» меня, не надо причинять мне вреда, не надо убивать, вообще не делай мне ничего… и не теряй меня как пищу тоже.

— О, нет, — серьезно сказал Майк. — Когда ты расстанешься с плотью, Джубал, мой брат, я надеюсь, что мне разрешат съесть тебя, восхваляя и превознося твои достоинства с каждым кусочком… и так будет до тех пор, пока я не грокк тебя во всей полноте.

Харшоу сдержал естественный рефлекс и ответил со всей серьезностью, на какую был способен:

— Благодарю тебя, Майк.

— Это я должен благодарить тебя, мой брат, и если случится так, что я буду избран раньше тебя, я уповаю, что ты сочтешь меня достойным грокк. Вы с Джилл разделите меня. Ведь ты разделишь меня с Джилл? Я очень прошу тебя…

Харшоу взглянул на Джилл и увидел, что ее лицо ничего не выражает, надо думать, по той причине, что она отлично вышколенная медсестра.

— Я разделю тебя с Джилл, — сказал он, как бы произнося торжественную клятву, — но, Майк, ни один из нас так скоро не станет едой. Я хочу тебе показать этот пистолет, а ты жди, пока я не скажу тебе. И будь очень осторожен, у меня еще много дел, которые я должен выполнить, прежде чем буду готов расстаться с плотью.

— Я буду очень осторожен.

— Ладно. — Харшоу открыл ящик стола. — Смотри, Майк. Видишь пистолет? Сейчас я его возьму. Только ничего не делай, пока я не скажу. — Харшоу взял пистолет — старинная полицейская модель — и вынул. — Приготовься, Майк! Давай! — Харшоу направил пистолет на Майка.

Его рука была пуста.

Джубал чувствовал, что весь дрожит.

— Чудесно, — сказал он. — Ты вырвал его у меня прежде, чем я прицелился.

— Я счастлив.

— И я тоже. Дьюк, ты это зафиксировал?

— Ага.

— Отлично. — Харшоу вздохнул. — Вот и все, детишки. Расходитесь.

Анни спросила:

— Босс, а вы расскажете мне, что показали фильмы?

— Хочешь остаться и посмотреть?

— О нет, я не могу. Во всяком случае не те части, по которым я должна свидетельствовать. Но мне хотелось бы знать, показывают ли они, что у меня поехала крыша?

— О'кей.

Когда Анни ушла, Харшоу принялся отдавать распоряжения Дьюку, а потом сердито буркнул:

— Ты почему такой кислый сегодня?

— Босс, а когда мы отделаемся от этого вурдалака?

— Вурдалака? О чем ты, деревенщина, толкуешь?

— О'кей, я действительно из Канзаса. А в Канзасе людоедства отродясь не бывало. Я буду есть на кухне до тех пор, пока он отсюда не уберется.

Харшоу холодно промолвил:

— Вот как?! Через пять минут Анни приготовит тебе чек под окончательный расчет, а на упаковку своих комиксов и рубашек тебе вполне хватит и десяти.

Дьюк как раз закончил подготовку проектора. Он остановился.

— Да нет. Увольняться я не собираюсь.

— А я считаю, что собираешься, сынок.

— Но… Какого черта! Я же много раз обедал на кухне.

— Тогда были другие обстоятельства. Никто в моем доме не может отказаться обедать за моим столом, потому что ему, видите ли, не нравятся те, кто за ним сидит. Я принадлежу к почти вымершему виду старомодных джентльменов, а это означает, что могу, когда мне заблагорассудится, быть законченным сукиным сыном. В данный момент мне это заблагорассудилось… и поэтому ни один безграмотный, суеверный, набитый предрассудками болван не будет давать мне советы, кто должен, а кто не должен есть за моим столом. Я преломляю хлеб с кабатчиками и грешниками, но не преломлю его с фарисеями.

Дьюк тяжело вздохнул.

— Надо бы врезать вам как следует… Да я бы и врезал… будь мы ровесники…

— А пусть тебя это не останавливает. Может быть, я куда крепче, чем кажусь. А если нет, то сюда сбегутся все остальные. Как думаешь, ты справишься с «Человеком с Марса»?

— С ним? Да я переломлю его пополам одной левой!

— Может быть. Если, разумеется, тебе удастся добраться до него.

— Чего?

— Ты же видел, как я пытался навести на него пистолет. Дьюк, где тот пистолет сейчас? Поищи-ка его. А когда найдешь, скажи, думаешь ли еще, что можешь переломить Майка пополам. Только сначала обязательно разыщи пистолет.

Дьюк опять занялся проектором.

— Какой-нибудь фокус-покус. Фильм все покажет.

Харшоу сказал:

— Дьюк, бросай с этим возиться. Сядь. Я займусь пленками сам, когда ты уйдешь.

— Что?! Джубал, да я вам и пальцем не дам прикоснуться к машинке. Вы же все испортите!

— Сядь, я сказал!

— Но…

— Дьюк, если мне заблагорассудится, я эту дурацкую игрушку хоть выкину! Я не желаю, чтобы мне помогал человек, который уволился от меня.

— Черт! Вовсе я не уволился! Вы разозлились и вышвырнули меня без всякой причины.

— Сядь, Дьюк! — спокойно стоял на своем Харшоу. — И разреши мне попытаться спасти твою жизнь или убирайся, покуда цел. И даже не задерживайся, чтобы упаковаться. Тебе вряд ли удастся прожить столько времени.

— Что за чертовщину вы несете?

— Буквально то, что я сказал. Дьюк, вне зависимости от того, выгнал ли я тебя или ты сам уволился, ты перестал у меня работать с той самой минуты, когда заявил, что не будешь есть за моим столом. И несмотря на это, мне было бы неприятно, если бы тебя убили в моем доме. Поэтому сядь, и я постараюсь, чтобы этого не случилось.

Дьюк сел, ничего не понимая. Харшоу продолжал;

— Ты брат Майка по воде?

— Что? Конечно, нет. О, я слыхал эти разговоры, но, если вам угодно знать, все это полнейшая чепуха.

— Это не чепуха, и я тебя об этом не спрашивал. Ты недостаточно компетентен, чтобы высказывать свое мнение. — Харшоу нахмурился. — Дьюк, я не хочу тебя увольнять. Ты держишь в порядке технику и избавляешь меня от необходимости валять дурака с этой механической ерундовиной. Но я обязан убрать тебя отсюда, а также выяснить, кто еще здесь не является собратом Майка по воде, и либо посоветовать ему стать таковым, либо сплавить его отсюда. — Джубал пожевал губами. — Ммм… может быть, удастся обойтись обещанием Майка не причинять им никакого вреда без моего разрешения? Нет, это недостаточно надежно. Майк слишком часто не улавливает истинного смысла происшедшего. Скажем, если ты… или Ларри, поскольку тебя уже здесь не будет, схватил бы Джилл и бросил ее в бассейн… В этом случае Ларри мог бы оказаться там, где сейчас находится пистолет, задолго до того, как я успел бы разъяснить Майку, что Джилл ничто не угрожает. Ларри имеет право на жизнь, которая не должна прерваться преждевременно из-за моей небрежности. Дьюк, я убежден, что каждый человек держит свою судьбу в собственных руках, но это не причина давать ребенку играть с динамитной шашкой.

Дьюк, не торопясь, ответил;

— Босс, вы несете чепуху. Майк никому не причинит вреда. Конечно, от этой болтовни о людоедстве меня воротит, но поймите меня правильно… Он дикарь, что ж с него возьмешь, но он добр, как ягненок, и никого обидеть не может.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— Ладно. У тебя в комнате есть оружие. Я утверждаю, что он опасен. Откроем сезон охоты на марсиан. Возьми винтовку, подойди к бассейну и пристрели Майка. О правовой стороне не беспокойся. Я гарантирую тебе полное оправдание. Валяй — иди и убей.

— Джубал, вы все это говорите несерьезно!

— Да. Конечно, да. Потому что ты не сможешь его убить. Если бы ты попытался, твоя винтовка отправилась бы туда же, где находится мой пистолет, а если бы ты напал внезапно, то и сам бы попал в те же места. Дьюк, ты не понимаешь, с кем затеял игру. Майк вовсе не добр, как ягненок. И он вовсе не дикарь. Я сильно подозреваю, что это мы дикари. Тебе когда-нибудь приходилось разводить змей?