— Скажи-ка нам одно, дитя, твои родители тебя любят?

Окажись ответ положительным, совесть этих людей потребовала бы призвать Агату подумать дважды. Но ответ был очевиден.

— Нет.

— Тогда разговаривать нечего. Бесконечная дорога примет тебя. Залезайте обе в кибитку, чем быстрее мы уедем от замка, тем лучше. Ах да! Как тебя звать?

Риерда? Теона? Алтея? Аглая? Мысли принцессы неосознанно крутились вокруг традиционных имён Астор, особенно тех, что начинались на «а». Всех своих дочерей Сиена нарекала по первой букве алфавита. Но королевские замашки не годились, нужно было что-то более лёгкое и привычное для простых людей. Решение пришло быстро — словно невидимая фея шепнула на ухо принцессе:

— Анна.

Как интересно пробовать на вкус это слово. Вот так и начала разрушаться старая жизнь. Выбрать новое имя всё равно как сбросить старую кожу.

— Будем знакомы, — кивнули ей, а затем хлопнули по плечам — сразу по обоим. У женщины рука была мягкой и тяжёлой, у мужчины — жилистой и стальной. Для того, чтобы привыкнуть к манерам циркачей, принцессе потребуется немало времени. А вот с выбранным именем девочка уже почти срослась и всё повторяла про себя: Анна, Анна. Одинаковые согласные сталкивались и отскакивали друг от друга. Это имя-игра захватило Агату, погрузило в состояние, подобное трансу. Её совсем не волновало, куда её сейчас повезут по этой их «бесконечной дороге».

Ильда также залезла в кибитку, а Рамон взялся управлять лошадью. Где-то за пределами Йэра их ждала остальная труппа, с которой акробаты встретятся ближе к ночи.

До окончания предполагаемого урока астрономии было ещё где-то полчаса. Плюс двадцать минут на дорогу к покоям. Пока что её не хватятся, ну а потом… Принцессу мало волновало, что будет потом. Она просто отправилась в путь и верила, что единственная проблема — желание Лиры открыть опекунам её настоящую личность. Но пока что всё было мирно. Акробатки — юная и взрослая — болтали о людях, которых Агата не знала, обсуждали планы на будущее и периодически втягивали её в разговор. Девочка не возражала, ей было приятно их общество, хотя слой пепла в душе по-прежнему притуплял все чувства. Семья бродячих артистов не могла не замечать меланхолии своей новой спутницы, даже Рамон, то и дело отпускавший безобидные шутки со своего места на козлах, время от времени бросал на неё странный, внимательный взгляд, когда заглядывал внутрь повозки. Лира же успела свыкнуться с настроением принцессы. Она не видела её до травмы и подружилась уже не с бойкой и капризной ровесницей — а с грустной. Почему-то это зацепило циркачку. Она видела в Агате человека, которому следует помогать улыбаться. А Агата видела в ней отражение себя прежней, какой она могла бы быть, живи принцесса на свободе, а не в золотой клетке. Но всё-таки больше всего объединяло другое: обе нуждались в простой подростковой дружбе.

Тем временем кибитка стенала и тряслась. Первые полчаса девочка морально готовилась к тому, что повозка разломится, и лошадь сломает ноги в первой же канаве. Разве на этом убежать далеко? Но в скором времени её высочество убедилась, что была не права: ехали они достаточно быстро, а к скрипам и цоканью копыт оказалось не трудно не только привыкнуть, но даже проникнуться симпатией к этим звукам. В самой кибитке, снаружи больше похожей на кошачий домик, чем на что-либо ещё, хватало места всем, и даже оставалось свободное. В центре стоял припаянный к полу узкий и низкий стол, похожий на широкую скамью. Вокруг него были раскиданы разноцветные подушки и одеяла, а у самых стен стояло несколько миниатюрных сундуков. А так же один большой — с резным орнаментом, блёстками и бахромой. Снаружи к деревянному корпусу повозки крепились баулы и ящики, тщательно укрытые от непогоды. Под сводчатым потолком болтался фонарь, навевавший мысли о церковных витражах. Оранжеватый свет колыхался в ритм стуку копыт и колёс. Над фонарём, в самом центре грязного тента, чётко проступали прожилки. Агата воровато поглядела по тёмным углам и заметила колоду сальных карт, стопку бережно сложенных книг и ящик, полный пружин, заклёпок и железных пластин. Всё больше нравилось ей здесь. В тесноте, как говорят в народе, но не в обиде. Агата обнаружила себя в непривычном положении: никто не заискивал перед ней, хотя все понимали, что она как минимум из столичной знати, и никто не смотрел свысока — то есть не смотрел как мать или Нердал. Одним словом, не родственники и не слуги. Странно, что ей повезло нарваться на таких добродушных людей. Агата понимала, что мир за пределами замка бывает очень жесток, но первое впечатление оказалось волшебным.

— Шевелись-ка, жеребёнок, пошустрей, а не то куплю тебе ржавую замену!

Старая кляча ну никак не тянула на то, чтобы называться жеребёнком, но Рамон смеялся и время от времени именно так обращаться к лошади, иногда прибавляя к шуточным угрозам ласковые слова. Ильда улыбнулась гостье.

— Эту кобылу он любит как вторую приёмную дочь. А Жеребёнок — это её кличка. Я уж и не помню, откуда взялось такое прозвище.

Женщина с любопытством разглядывала чужую девочку.

— Что за мода пошла носить эти ваши окуляры и не снимать их даже в темноте! Ты хорошо в них видишь? На улице, чай, пасмурно, да и тут у нас фонарь, а не солнце.

Агата заверила Ильду, что ей более чем комфортно сидеть в гогглах. Показывать женщине золотые глаза пока не время, хотя кожа под ремнями неприятно зудела.

— Ты хоть бы капюшон сняла, Анна. Совсем лица не видно, неудобно как-то и говорить, коли не видишь лица собеседника.

— А она у нас боится кожу попортить на сквозняке. Аристократы всегда боятся за свою белую кожу! — ляпнула Лира. Она сейчас занималась тем, что с аппетитом ела похлёбку и запивала её чаем, сидя на подушках, скрестив ноги. Агату тоже снабдили стаканом, но она почти не притронулась к напитку. Аппетит так и не вернулся после болезни.

Девочка поколебалась, и всё-таки откинула капюшон назад. Она сидела в тени и волосы не должны были сильно привлекать внимания.

— Не пойму, ты русая или рыжая? Золотистым вроде отдаёт. Красиво.

— Я русая, — неуверенно ответила принцесса.

Ильда мечтательно подперла щёку рукой. «Вот у меня тоже по молодости были волосы — густые, что твой стог сена! Я тогда как раз работала на поле. Там мы с Рамоном и столкнулись, когда у его кибитки сломалась шина в колесе. Ведь он в дороге с малых лет, совсем как Лира». Воспоминания юности увлекли женщину. Она говорила и штопала ядовито-болотные гетры, а её приёмная дочь, наконец утолившая голод, протирала свою тарелку куском белого льна. У Агаты дёрнулся глаз, но ещё больше её волновало лицо акробатки: принцесса видела, что подруга собирается что-то сказать Ильде. Что-то связанное с гостьей. Лира предупреждала: у неё не водится секретов от опекунов. Да и в самом деле, невозможно долго скрывать правду от тех, с кем едешь под одной крышей. С первыми лучами яркого солнца циркачи поймут, что такие волосы у обычных детей не растут, да и гогглы не подходили для постоянной носки: от них чесались глаза, ну и попросту глупо ходить в них всё время. Лира обещала, что втроём они сумеют изменить внешность Агаты. Самостоятельно дочь королевы, как ни прискорбно, не могла ничего — даже добыть себе еду. За свободу приходилось платить зависимостью от этих людей.

— А я сейчас вам кое-что скажу.

Лира отложила тарелку. Ночью глаза у неё были как чёрные бусинки. Что за ними скрывалось? Агата вспомнила Баара с его угольным взглядом и её передёрнуло. Нет, их даже сравнивать грешно.

— Ну так говори, кто тебе не даёт!

Это крикнул Рамон, который со своего места всё слышал. По интонациям девочки он понял, что тут есть подвох. И не ошибся.

— Анна. Её на самом деле кличут вовсе не Анна.

— Что ж так?

Ильда бросила взгляд на мужа. Тот подозрительно сощурился. У обоих был такой вид, будто они бросали вызов: попробуйте, удивите нас, нас не удивит ничто!

— Она из очень знатной семьи…

Её нетерпеливо перебили.