Прошёл год, затем второй. Теперь на вид Эриду можно было дать лет девятнадцать. Варга лежала у него на груди и выводила ногтём какие-то лишь ей понятные рисунки. Ногти драконши казались острыми как когти, и после них оставались незаживающие неделями шрамы. Эрид не возражал. Тем более, что по сравнению с отметинами на спине они не шли ни в какое сравнение.

Дракон принцессы по-прежнему всех раздражал, но делал это с некоторым шиком. Несколько раз Нердал нехотя звал его в замок, выполняя поручение королевы. Это не было приказом, а лишь напоминанием, а стало быть, и исполнять его не обязательно. Он и не исполнял. Вместо этого Эрид улетел в восточные пустыни, где чуть не умер от жажды среди красных песков. Примерно в это же время ему начали сниться странные сны. Их видели и другие драконы, но никто — как можно было понять из обрывочных рассказов — особо не интересовался их природой. А ведь страны и города, которые являлись в видениях, были далёкими, но вполне реальными. Наверняка существовали тропы, по которым можно в них проникнуть.

Вернулся он измотанным, но довольным. У человеческого обличья кожа как была, так и осталась бледной. А перья на плечах чудовища немного выгорели. В остальном же всё пошло по-старому.

Когда у Варги было особо хорошее расположение духа, она рассказывала о дворце. От драконши Эрид узнал нравы придворных, родословные первых лиц государства, азы этикета и наиболее захватывающие сплетни. Варга говорила бойко и дерзко, подмечая слабые стороны людей. Однажды она притащила хрустальный кубок, набрала воды из ручья и протянула любовнику.

— На, попробуй выпить.

Эрид послушно взял кубок, заранее подозревая какую-то шутку и поднёс было ко рту. Какого оказалось его удивление, когда тонкий хрусталь лопнул прямо в руках. А Варга, казалось, только того и ждала.

— В замке много хрупких вещей. Люди намного слабее нас и без труда обращаются с ними. А вот тебе придётся привыкать не хлопать дверью, не плюхаться в кресло и не сжимать крепко пальцы. И если ты не задаёшься целью кого-либо убить — не ввязывайся в драки. Как-то я отвесила оплеуху кое-какому придурку. Его зубы собирали по всей лестнице.

Она улыбнулась тёплым воспоминаниям, потом вспомнила о своём ученике.

— Рано или поздно ты всё равно что-нибудь сломаешь, мы все это периодически делаем. Один только Нердал как-то умудряется быть образцово аккуратным. Кстати, знать такие нюансы веселят, а вот прислуга оборотней не только боится, но ещё и проклинает: им не охота лишний раз чинить мебель и подметать осколки.

Миновало ещё несколько лет. Они с Варгой пришли к выводу, что лучше поддерживать сугубо дружеские отношения, иначе один рискует испепелить другого — настолько оба были своенравны. В определённые моменты это лишь усиливало наслаждение, но в остальном — угрожало и им и окружающим.

А в замке про дракона снова вспомнили. Сиену наконец достало безалаберное поведение оборотня. Она без обиняков приказала явиться ко двору: наследной принцессе настала пора отправиться в первый полёт. К этому моменту Эрид казался ещё старше и немного спокойнее, что не мешало ему время от времени устраивать показательные сцены безумства. Апогеем стало нападение на адмирала и его откушенная рука. Последовавшее за этим заточение в темнице выбило из дракона последнюю дурь. Всё это время он томился в человеческом теле, да ещё в самом центре столицы — такой боли в плечах ему ещё никогда не доводилось испытывать. Она терзала Эрида, но этого было мало: его болезнь достигала верхних этажей и перекидывалась на принцессу. Девочка мучилась почти так же как, а ведь была куда более хрупкой. Её мать знала об этом, но не захотела сократить срок заключения.

Железная королева. Что с неё взять?

Как только ему даровали свободу, Эрид вновь умчался странствовать. Сиена позволила, она хотела отдохнуть от его присутствия, и заняться более неотложными вопросами. А Агату никто и не спрашивал.

Скорость, расстояние и красота империи хорошо лечили душевные раны, и возвратили подорванное здоровье. Скорость была как наркотик. Такое лекарство могло вернуть и былую бесшабашность, помогло бы забыть дорогу во дворец и никогда не вспоминать всех его обитателей — в том числе и принцессу. Пусть этот ребёнок единственный ни в чём виноват, но в их встречах нет смысла. Однако вскоре произошли события, которые вынудили Эрида признать, как непрочна человеческая жизнь и как горько её терять лишь потому, что не оказался рядом в нужный момент.

***

В своих скитаниях без цели и смысла, Эрид повидал всё королевство, изучил каждый его уголок. Он знал степи и моря, леса, озёра и равнины, испытал жизнь в скалах и пустынях. Даже начал понимать Нердала, патриотизм которого раньше вызывал усмешку и казался одержимостью. Старший дракон знал, что говорил. Видимо, и сам успел вкусить радость путешествий, прежде чем безвылазно засел в стенах замка. Успел — когда-нибудь очень давно.

Не узнал Эрид лишь одного: людей. После краткого знакомства со знатью, обитающей при дворе, желания продолжить общение так ни разу и не возникло. Дракон людей не ненавидел, но относился к ним как к паразитам или, в лучшем случае, странным, суетливым существам. Он предпочитал наблюдать издалека за тем, как работали крестьяне в полях, смотреть, как они возвращались в свои лачуги или дома среднего достатка. Незамеченным, оборотень не раз присутствовал на их незатейливых праздниках, позволяя себе раствориться среди простых, наполненных жизнью танцев, хороводов, надрывных песен и пылающих чучел. Чем тяжелее жизнь работяг, тем больше страсти отдавали они этим торжествам.

Крестьяне нравились ему больше герцогов и принцев. Они были как-то затейливее. Особенно умиляли их суеверия и необразованность в том, что касалось народа огня. Несколько раз случалось так, что Эрид пролетал над каким-либо селением два или три раза. Добросердечные люди переживали, что дракон мог обидеться, если не оказать ему знаков внимания. И в качестве оных выбирали девиц — привязывали их к столбам и со спокойной совестью отправлялись на работы в поле. Что он должен, по их мнению, делать с такими подарками, оборотень не знал: то ли есть, то ли что-то другое. Первая девушка, которую он великодушно развязал, объяснила, что в понимании крестьян, дракон с ней делать мог всё, что угодно, но людоедства лучше избежать. А на счёт остального ни она, ни те, кто был после, ничуть не возражали. И даже напротив — активно проявляли инициативу. Эрид ухмылялся, и учитывал все пожелания.

Но каким бы интересным всё это не казалось, дракон быстро уставал от человеческого окружения. Динамичного, красочного, пропитанного потом и горечью. Он понимал людей, но вместе с тем они оставались для него загадкой. Постыдная трусость сочеталась в них с безрассудной отвагой. Ради забавы Эрид не раз представал перед взором обалдевших от такой встречи крестьян — вблизи, во всей своей драконьей красе. Обычно они принимались носиться, словно перепуганные куры, но случалось и так, что пытались дать отпор, вооружившись вилами, топорами и чёрти чем ещё. Даже ружья доставали из каких-то закромов. Непостижимо уму было то, что паника и воинственность проявлялась у них одновременно. Как бы не смеялся Эрид, покинув место преступления, в глубине души он не мог не отдавать должное этим странным людям, будущее которых так же серо, как и настоящее. Скорее всего, самым ярким событием их жизни было его появление.

Разинутые рты свидетельствовали об этом. Так близко! Сверкающая чешуя, молнии, пляшущие на когтях и бесинка в золотых глазах. Об этом ещё услышат их внуки.

Оборотень решил, что никогда не сойдётся с человеком. И не в счёт предложенные в жертву девушки. Но он ждал чего-либо нового, необычного. Статичность не устраивала дракона, и он хотел перемен. Хотя бы каких-то. Но где искать их, не во дворце ведь, в самом деле? Эрид думал над этим и в одиночестве мотался по всему королевству. Он был уверен, что сами по себе перемены не ворвутся в его жизнь. Надеяться на такое — удел людей.