Ему подробно описали действие газа. Химический яд не только травил и ослеплял, он ещё имел свойство тушить огонь. Тогда все попытки спалить броненосцы оказались бы напрасны. А вот молнии могли выручить — никто не знал, как они поведут себя в такой ситуации. Разумеется, при условии, что дракон сможет их задействовать, а не захлебнётся собственно кровью.

Оборотень не подвёл. Когда вероломные твари пустили газ, он его сначала даже не почувствовал. Только увидел, как серые небеса становятся болотными. Зелёные тучи становились всё более грузными и окружали со всех сторон. Эрид уже хотел посмеяться над этой жалкой попыткой, как вдруг ему стало дурно.

Это нельзя было сравнить с теми муками, которые он испытывал в темнице. Но и тут наступил момент, когда дракон решил, что вот-вот сойдёт с ума, закричит как раненый медведь и рухнет в море. Видимость пропала, он уже почти не различал, где крейсеры, где облака. Вокруг стало тихо. Обе армии прекратили огонь и всматривались в зелёный мрак, пытаясь различить хоть что-то. Они ждали.

Прошло не более пары минут, а казалось, что целая вечность. У скельтров кончились запасы и понемногу количество газа уменьшалось. Показались смутные очертания паровых машин. Их двигатели работали громко, и всё равно это была тишина — затишье перед грозой. Старший дракон часто моргал. Глаза слезились, золото стекало по грубой чешуйчатой морде и падало в море. Как маленькие звёзды посреди бела дня. Появились тёмные пятна на кожистых крыльях, они болели сильно, но терпимо. В лёгких остался осадок — это было весьма неприятно, однако существовал способ, которым яд мог вернуться к своим создателям.

— ВЫ ПЛОХО СТАРАЛИСЬ.

Молния вылетела из пасти, и газ не смог ей препятствовать. Скельтры были в ужасе: их расчёт оказался неверным. То, что наверняка сгубило бы других драконов или хотя бы остановило их — этого лишь разозлило. Змей начал оплавлять конструкции. Если на глаза чудовищу попадались люди, оно одним прицельным ударом испепеляло их на месте. Такая смерть быстрее и милосерднее огня: за одну секунду от человека оставалась горсть чёрного пепла. Но этого Эриду было мало. Он хотел не просто уничтожить, а заставить страдать — за всех тех, кто сейчас кричал в лазарете, срывал повязки, харкал кровь. Кто терял последнее зрение. За крестьян, поля которых сожжены, а посевы погребены под осколками разбитых кораблей. Даже за свою королеву, лишённую эмоций и сердца. И, уж конечно, за него самого: оборотню хотелось отыграться раз и навсегда. В этот день он перестал быть бесполезным рабом, монстр стал оружием, которое действовало по своему почину. Так выглядела свобода!

Его молнии сопровождались не громом, а взрывами. Фиолетовое зарево смешивалось с зелёными облаками и серым дымом. Смертельная, неестественная красота, иллюминация с летальным исходом в финале. Змей убивал сотнями. И это было прекрасно.

Да он ли это был на самом деле? Никогда ещё дракону не хотелось проливать кровь с таким остервенением. Неужели природа хищника взяла верх над человеком? Или же наоборот, всё самое плохое, что впитала его натура от людей, вырвалось наружу…

Всё закончилось, когда жажда была утолена. Флот скельтров насчитывал ещё достаточно боевых единиц, но они уже не представляли серьёзной угрозы для Небесной армады. Эрид остановился и оглядел плоды той жатвы, которую устроил. И вдруг понял, что устал, заскучал, и больше не хочет здесь находиться. Можно было облегчить жизнь людям лорд-адмирала, и добить тех, кто остался, но это не обязательно. Линкоры с королевскими флагами застыли в немом ожидании. Позади них гудели дирижабли. Все они выглядели какими-то отчуждёнными, передавая, видимо, настроение управляющих ими людьми. Дракон тяжело развернулся и медленно полетел в их сторону. Появившиеся на палубах вояки в ужасе смотрели за движениями перепончатых крыльев. Они шарахались, стоило только оборотню приблизиться к той или иной корме. Разве так встречают победителя?

На душе стало муторно. Своей работой дракон остался доволен, но уже тогда боялся вспоминать. Чтобы хоть как-то прийти в норму и ободрить солдат, он что-то проревел своим громоподобным голосом. И тут же забыл, что именно.

Спустя несколько дней Эрид будет идти по шахматному полу мимо золочёных зеркал. Посмотрит в одно, и удивится: разве этот человек мог устроить такое? Когда-то, ещё ребёнком, он пожалел барашка и разревелся, пока другие требовали его растерзать. Неужели этот же детёныш совсем недавно упивался чужими смертями, швырял людей в море, сжигал их на месте? Из зеркала смотрел мрачный, насмешливый мужчина, но он не был жесток. Тем труднее объяснить то, что случилось в той битве. Как и у любого разумного существа, душа дракона — потёмки.

Сиена ждала его в Малом зале одна. После того как Нердал был убит, правительница часто появлялась на советах и приёмах в гордом одиночестве, и лишь изредка, когда того требовал этикет, вспоминала о том, что у неё есть муж. С королём они всегда отлично ладили, но война и предательство дочери даже их отдалила друг от друга. Рыжеволосая женщина со дня на день собиралась снять свой железный воротник, что обозначит долгожданный мир в стране, но вот на душе у неё было скверно. И тем не менее, королева соглашалась на перемирие с оборотнем. Сиена заговорила властно, как и всегда, но немного хрипло.

— И что прикажешь с тобой делать? Ты не внял совету, который я дала от чистого сердца, и остался жив.

Эрид поклонился.

— Я не хотел разочаровывать вас, ваше величество. Я сделал всё, что мог и думаю, что на вопрос, почему меня не угробил ни газ, ни снаряды, должны отвечать скельтры.

— Не переживай за них. Королевский совет уже составил список прегрешений, за которые варварам придётся держать ответ.

Она сидела за совершенно пустым столом, спокойно и неподвижно. У Сиены не было, в отличии от Агаты, привычки сновать из угла в угол во время разговора. Её манера держаться успокаивала, а не раздражала. В настоящий момент на троне оказался подходящий человек, но за будущее поручиться никто не мог. Будто зная, о чём он думает, королева пронзительно вгляделась в Эрида. Золото в золото; никто из них не мигал.

— Когда после окончания войны пройдёт определённое время, люди увидят, что их земля по-прежнему страдает, и скельтры тут не при чём. Жизненные силы империи подточены, она больна и обескровлена. По воле бога, вселенной или, быть может, неких злых, склонных к шуткам сил, у этой страны есть сердце. И сердце это — Астор, весь наш род. По нашим жилам струится фером, и по твоим, кстати, тоже: субстанция, которая делает нас такими особенными. Ты ведь знаешь, что бывает, если кто-то из моих ближайших родственников надолго покидает родину? От сердца отрежут кусок, и весь организм начинает страдать. А кто мне ближе дочери?

Эрид с самого начала догадывался, чего потребует королева. И она совершенно права. В полумраке Малого зала тускло блестело единственное украшение женщины — перстень с печатью монарха. Он должен был когда-нибудь перейти к Агате. Теперь приоритеты изменились.

— Моя вторая дочь ещё мала, она успеет наверстать всё то, что должна знать наследница. Если Агата вернётся, я сомневаюсь, что она сможет снова претендовать на этот титул. Но судя по твоим рассказам, это ей только в радость. Что ж, на здоровье. Через пару лет Аврора отбывает на Чёрные острова на попечение магов и ты, мой дорогой, отправляешься туда же. В самое ближайшее время.

Слушавший до этого без особого интереса Эрид выгнул бровь и непонимающе уставился на королеву.

— Последний раз, когда я там был, это мало кому понравилось. Нердал бы не одобрил, окажись он здесь.

Оставаясь на вид невозмутимой, Сиена встала из-за стола. Она медленно, твёрдым шагом подошла к оборотню почти вплотную, не сводя испепеляющего взгляда. Выше, чем её дочь, но всё равно доставая оппоненту лишь до подбородка, она ухитрялась глядеть свысока. Дракон посмотрел на мраморный, неподвижный лик и подумал, что женщина его ударит — быстро, не теряя достоинства и очень больно. В общем-то, было, за что.