Не зря в королевстве на каждом шагу висели, стояли и даже бегали часы. Механизмы, отмеряющие время — это символы самой вселенной. Если бы кто-то уничтожил занявший пятую часть стены шедевр зодчества — деревянный снаружи и нашпигованный металлом внутри — ни мальчик, ни дракон с принцессой не смогли бы вернуться. Пора уже заканчивать каникулы, пока часы работают исправно.

Да, надо было уходить, но Аде так не хотелось расставаться с прошлым. Некогда красивый дом превратился в трясину и затянул её.

В нём бегали чумазые дети, какие-то люди постоянно приходили за мутной жидкостью, которую все гордо именовали самогоном. Высокая немолодая женщина покрикивала и внушала им страх. Ада смотрела на это, сидя у холодной стены, или же глядела на часы. И не захотела уйти, когда дракон предлагал. Эрид не понимал, зачем она это делает.

— Иногда они просто разговаривают, — нехотя пояснила девушка. — Безо всяких разборок, просто говорят. И тогда я узнаю историю своей семьи. Я всегда этого хотела, и вот наконец получила. Разве есть у меня право воротить нос от того, чего сама так желала?

О, милая, запутавшаяся в край принцесса. Да, оборотень называл её именно так. Про себя. Аде никогда официально не достанется этот титул, она ведь даже внешне не похожа на Астор, но мужчина всё равно не мог отделаться от этого слова.

Тиканье часов действовало на нервы, и Эрид махнул рукой, позволив ей и дальше сутками просиживать в этом грязном, негостеприимном доме. Ада приходила туда слишком часто. Возможно, дело было не только в жажде истории. Фером, спрятанный где-то среди шестерёнок настенных часов, притягивал её как магнит. Ада — всего-навсего полукровка, которую никогда не признают, но и она является частью того, на чём зиждется космос.

Эрид смог скоро в этом убедиться. И понял, что откладывать скачок во времени уже невозможно.

Ведь с ней что-то творилось. В меру угрюмая и нелюдимая, девушка вдруг вовсе перестала подавать признаки жизни, если не считать открытых глаз. Она сидела под деревом, обняв колени, и стеклянным взглядом гипнотизировала холм. Тоша подёргал Эрида за рукав. Дракон наклонился и услышал нервный шёпот.

— Ада и… иногда так делает, и я б-боюсь. Её нельзя… теперь трогать. Иначе уйдёт и… и… и спрячется н-на-а чердаке. Н-ну… вот!

Дочь Агаты ушла не дожидаясь, пока её побеспокоят, как раз в ту минуту, когда мальчик отвлёк Эрида. Тоша очень нервничал, и это понятно: в поведении Ады было нечто сверхъестественное.

Они ждали. Она не возвращалась. Прошло полтора дня.

Кое-как ребёнка удалось успокоить и усадить за сочинение страшной истории — была у них такая игра, когда придуманные за день рассказы предавались огласке ночью. Оставив его в шалаше, Эрид обыскал весь лес, а также неприятный дом неприятных людей. От этого место на душе остался гадостный осадок, а результатов не было никаких. Затем дракон вспомнил, что говорил ему Тоша: чердак.

Почему-то Ада питала слабость к тёмным и отдалённым углам. Им троим была доступна одна и та же территория, и Эрид мог не опасаться того, что девушка окажется вне досягаемости для остальных призраков. Он отыскал её в сарае, примыкавшем к дому на отшибе улицы. Пройти дальше Ада просто не смогла, Мун распорядился так, что пришедшие из других миров и времён могли видеть то, что творится за этой чертой, но пересечь её у них не получалось. Но там и смотреть-то было не на что: серо-бурая дорога, а за ней — распаханное поле. Всё.

Дракон смахнул с лица паутину, и в два прыжка взлетел по шаткой лестнице под крышу.

Ада лежала на боку, согнув ноги и безвольно скрестив руки на досках. В двух сантиметрах от ладони красовался гвоздь с отбитой шляпкой. Глаза Ады оставались открытыми и созерцали то, что никогда не сможет увидеть ни один человек. Она тяжело и медленно дышала, а тёмные короткие волосы закрывали лицо. На них падала пыль.

Эрид опустился возле неё на колени и убрал непослушную прядь. Широко распахнутые глаза казались серебряной лазурью. Жёлтый пигмент бесследно пропал. Даже лёгкого прикосновения хватило, чтобы дракон ощутил энергию — энергию, которая сошла с ума. Ферому было тесно в неподготовленном, ничего о нём не знающем организме. Огромная сила опутала разум девушки и парализовала тело. Тоша говорил, что Ада возвращается в норму через некоторое время — это было возможно только благодаря крови Астор. Даже если у Ады она обычного, красного цвета и подвержена хворям простых смертных. Если бы не гены, девушка была бы уже мертва.

Её кожа тоже побледнела, как и глаза. Должно быть, примерно так выглядел оборотень, когда находился в спячке и напоминал покойника — об этом ему в красках рассказали. Широкие плечи Ады заострились, а ключицы разорванной дугой выступали из серой, не по размеру растянутой кофты.

Нет, ей не плохо — ведь её попросту не было. Сейчас этой девушки не существовало ни здесь, ни во сне, ни в какой-либо конкретной параллели. Фером захватил власть. Маги начали обучать Агату контролировать его, когда принцесса была гораздо младше, чем теперь её дочь. И вот он растворял неподготовленную Аду, развеивал её душу по крупицам — по всему космосу, по всем временам. Раньше девушке удавалось возвращаться, но это чистое везение. Нужно обладать силой воли и хотя бы какими-то познаниями, а Эрид так мало успел ей объяснить. В этом была и вина самой Ады, которая фыркала и не желала верить.

Главная проблема заключалась в том, что у неё нет своего дракона. Первая во вселенной Астор-одиночка. Она не торитт. Ей некому приказать, и не с кем разделить энергию.

Для Муна нет принципиальной разницы, в каком месте находится дочь Агаты и как себя чувствует. Эрида послали вернуть в первую очередь сбежавшую принцессу, а это черноволосое недоразумение, быть может, получит своё право выбора. Она не так важна. Оборотень мог бы убить её прямо сейчас, а потом сказать, что так и было. Всё равно фером пытался уничтожить неподходящую оболочку — милосердно, внушая, что она сама этого хочет. Соблазн такой есть. Все Астор — одна большая проблема, которая разветвляется и погружает в хаос его мир. Если отнять жизнь у одной из них…

Он дотронулся её щеки — холодной и гладкой, совсем детской. Фером почуял подходящего носителя и встрепенулся как породистый конь. Эрид не мог забрать чужую энергию, потому что был переполнен своей. Но мог успокоить её, пообещать, что скоро перенесёт в такое место, где не будет тяжёлого, земного угнетения и невежества человека, которому она досталась.

Закрыв глаза, он говорил со вселенной, не отнимая руки от лица девушки. Та стала дышать легче, а к глазам возвращался их естественный цвет. Операция оказалась непростой. Эрид являлся первым драконом, которого обучали маги. Судьба распорядилась так, что оборотни были лишь оружием: думать им не рекомендовалось, этому на Чёрных островах учили торитт. Агата как всегда перевернула всё с ног на голову. И вот теперь приходится возвращать к жизни её дочь — девушку с губами купидона и обувью варвара-каннибала.

Она мотнула головой, будто прогоняя тяжёлый сон. Обычно, приходя в себя, люди открывают глаза, а Ада их закрыла, вздохнув глубоко и жадно. Словно у неё убрали булыжник с груди. И уже через мгновение девушка пронзительно глядела на дракона. Белая кожа, чёрные ресницы, и глаза — янтарь на снегу. Ада посмотрела более осмысленно, огляделась по сторонам и покосилась на руку, которую Эрид поспешил отнять от её щеки.

— Это ты… мне помог… — то ли спросила, то ли указала на очевидное она. Сил говорить пока что не хватало, и фраза прозвучала полушёпотом.

— Да. Я, — дракон ответил очень тихо. Громкие звуки могли быть неприятны очнувшемуся от кошмара человеку.

Ада кивнула, с минуту рассматривала его — задумчиво, будто мужчина не просто ответил на элементарный вопрос, а сказал что-то несомненно более важное.

— Спасибо, что ли?

Голос понемногу возвращался в норму, хотя сильно хрипел. В целом Ада напоминала человека в состоянии аффекта, который не совсем осознаёт, где он и что с ним. Либо просто страдает от похмелья. Не дожидаясь ответной реплики, девушка вскочила на ноги. И покачнулась — слишком резко. Ботинки, которые весили как колокол собора Святой Мартиды, помешали её планам: Ада попыталась направиться к шаткой лестнице, но вместо этого чуть не полетела с чердака. Дракон вовремя сгрёб её в охапку и пресёк любые попытки сломать себе шею.