Час был действительно ранний. В госпитальном саду были освещены лишь самые вершины деревьев — солнце только что встало.

Под окном закричал петух, и в коридоре раздались громкие сердитые голоса. Никита стряхнул сон и сразу вспомнил все: и то, что он в госпитальной палате, и что он здесь уже много дней, и что не сегодня, так завтра его должны выписать из госпиталя, чтобы послать на поправку домой — в Черемхово.

«О чем они там шумят?» — подумал он, покосившись на дверь, и поспешно накинул халат. Потом он сунул ноги в туфли и шагнул к окну. — «Может быть, привезли раненых, новых раненых…»

Он распахнул створки окна и выглянул на улицу.

Ни в госпитальном дворе, ни в саду рядом, не было видно ни одного человека, ни одной повозки.

Солнце сползало вниз по деревьям к заросшим сорной травой дорожкам сада. Рыжий петух с упавшим на сторону пунцовым гребнем, высоко поднимая ноги и воровато озираясь, подкрадывался к стайке кур, пасущихся на разрытой клумбе. Небо над садом было ясное, без единого облачка, и обещало знойный тяжелый день.

«Нет, никого негу», — подумал Никита и хотел вернуться к койке, но раздавшиеся за дверью голоса снова заставили его насторожиться и прислушаться.

— Не дозволено, говорю тебе, не дозволено, — услыхал он голос санитара. — Порядок нарушаешь… Уйди без греха, а то не посмотрю, что раненый — насильно, под ручки, выведу… Потом жалуйся…

— Оставь ты меня… Отойди, слышь, отойди… — раздался в коридоре другой голос, злой и нетерпеливый. — Не маленький я, слышь, отойди лучше…

Никите показалось, что это говорит Василий Нагих. Забыв о раненой ноге, он бросился к двери.

За стеклом в коридоре действительно стоял Василий. Он был в желтых от пыли сапогах и с большим холщовым мешком на плече. Левая рука его была забинтована и висела на перевязи.

— Василий! — крикнул Никита и широко распахнул стеклянную дверь. — Откуда ты? Ранен?

— Здорово, Никишка, — сказал Василий и хотел со своим мешком протиснуться в палату, но санитар схватил его за плечо.

— Не самовольничай, врача дождись…

Василий сердито повел плечом и стряхнул руку санитара.

— Да, уйди ты, ради бога, не терзай сердца. Какой там врач сейчас, ты слушай. — Василий поднял вверх палец и приоткрыл рот. — Слышишь?

Санитар взглянул на поднятый палец Нагих, вытянул шею и прислушался.

Прислушался и Никита.

Издалека, со стороны города, неслась нестройная ружейная стрельба.

Санитар нахмурился и скосил глаз.

— Услыхал? — шепотом спросил Нагих. — Не теряй времени, других предупреди…

Санитар наморщил лоб, беспокойно посмотрел на раскрытое окно Никитиной палаты, повернулся и побежал по коридору.

Нагих вошел в палату и сбросил с плеча грузно упавший на пол мешок.

В открытое окно явственнее донеслись ружейные выстрелы.

— Чехи? — спросил Никита.

— Белогвардейцы… Воспользовались, что все войска против чехов ушли, и выступили — город заняли, станцию… Да и чехи не задержатся. Томск, Тайгу, Мариинск, Петропавловск, Ново-Николаевск они, слыхать, уже захватили, теперь сюда прут… Под Глазковским предместьем, сказывали, их передовые части… Я тебе одежду принес, уходить надо…

— А наши где? Отряд наш? В городе?

— Откуда они в городе возьмутся. Там, где и были. Я сюда раненым приехал…

Нагих, размазывая по лицу грязь, отер пот, развязал здоровой рукой мешок и принялся выбрасывать на пол принесенную одежду.

Выстрелы из города доносились все отчетливее, словно бой приближался к госпиталю.

— Старик Силов помог, — говорил Нагих, доставая из мешка крестьянские ичиги. — Я ему от Андрюшки с фронта письмо привез, а тут такое… Он и одежду и харчей раздобыл, под Знаменским монастырем у Ангары нас ждать будет. Один выход нам лодкой за пороги уплыть. Там у меня родня есть, укроемся до времени… Ходить-то ты можешь? До Ангары дойдешь?

— Надо идти…

Никита надел спине из чертовой кожи штаны, сборчатую рубаху, потом толсто обмотал больную ногу портянками и натянул ичиги.

— Готов, что ли? — торопил Нагих, с опаской косясь на окно.

— Готов, — сказал Никита и напялил на голову картуз.

Они вышли в коридор. В распахнутые двери палат виднелись незаправленные койки с помятым постельным бельем и торопливо одевающиеся раненые.

Никита и Нагих пересекли пустой двор, вышли за госпитальные ворота и свернули в кривой переулок, ведущий к главной улице предместья.

Никита шел, стараясь не хромать, и настороженно поглядывал по сторонам.

Из города доносились выстрелы. Они то вспыхивали дробью в несколько винтовок, то затухали.

Василий огляделся и достал из широкого кармана продолговатую, как лимон, ручную гранату.

— Снаряженная, — сказал он, протягивая гранату Никите. — Припрячь на случай, у меня еще есть…

На улицах предместья было пустынно и тихо, как ночью. Жизнь спряталась за скособоченными заборами ветхих домов. Ворота, даже ставни были наглухо закрыты, лавки заперты. Нетронутая с вечера пыль густо покрывала улицы толстым слоем, и казалось, заглушила все звуки. Не было слышно даже лая сторожевых псов.

Из закрытых на запоры дворов несло дегтем и кислым запахом дубленой кожи. Здесь ютились кустари-кожевенники, и вонью дубильной кислоты было пропитано все: и заборы, для устрашения варнаков утыканные ржавыми гвоздями острием вверх, и чахлые деревья под окнами, и даже растущая у канав серая лебеда.

Впереди показались белые с прожилками мха монастырские стены, и запахло речной водой.

Василий молча кивнул на монастырскую стену и огляделся, как бы опасаясь, что на берегу вместо старика Силова окажется засада белогвардейцев. Он замедлил шаги, прислушался и негромко кашлянул.

В ответ где-то совсем близко раздался сиплый старческий кашель.

— Это Силов голос подает, — сказал Василий. — Сейчас поедем…

В то же мгновение Никита увидел высокого сутулого старика в рыбацкой робе. Медленно, даже не повернув головы навстречу идущим, старик вышел из-за выступа стены и зашагал прямо к реке.

— По одному идти придется, — сказал Василий. — Ты пока здесь побудь, а как я отойду подальше — и ты иди. Как бы на берегу нас не приметили, голо здесь.

Он снял руку с перевязи и неслышно пошел вслед за Силовым.

Никита переждал несколько минут и, когда Нагих скрылся под берегом, тоже пошел к реке. Он пересек пыльную набережную, прошел по лужайке, выщипанной гусями, и, спустившись под невысокий берег, увидел старика Силова. Тот, присев на корточки около причального столба, отмыкал замок лодочной цепи.

В лодке за рулевым веслом уже сидел Василий. У ног его лежал небольшой мешочек с продуктами на дорогу. На днище лодки валялся закопченный котелок, и через сиденье для гребца были перекинуты два заплатанных азяма домотканного смурого сукна.

— За весла берись, — сказал Нагих. — Греби что духу есть. Только бы от города уйти поскорее.

Никита вошел в лодку и взялся за весла.

Со звоном перевалилась через борт и упала на дно лодки брошенная Силовым цепь.

Старик выпрямился и посмотрел на Никиту. Он не проронил ни слова и только поддернул вниз широкий козырек картуза.

— Прощай, — сказал Василий.

Подхваченная течением лодка удалялась от берега. Василий правил кормовым веслом, выводя ее на быстрину. Никита греб.

Под веслами по течению реки лодка шла все быстрее, и вскоре промелькнули последние домики пригорода. Видны были только купола церквей да кровли высоких зданий, но скоро скрылись и они.

Желтое облако пыли висело над тем местом, где раньше поднимался город.

— Ушли, — сказал Василий. — Суши весла… Отдохни…

Никита поднял весла и положил их лопастями на борта лодки.

— А город пылит, — сказал Василий. — Не иначе, и чехи подоспели, не иначе, и они теперь там…

— Наверное, — сказал Никита и взглянул на Василия. Тот сидел, опустив голову, и смотрел на днище лодки.

Некоторое время они плыли молча, и Никита не мог оторвать глаз от удаляющегося облака пыли.