— Невеселая штучка, — ворчал Лукин, шагая рядом с Никитой по грязной улице военного городка. — Ни тебе лесочка подходящего, ни строений хороших, и от города далеко… Пропадем мы с тобой тут, Никита…

Никита молчал, хмурился и недовольно смотрел по сторонам.

Военный городок был расположен на берегу Ангары. Длинные деревянные бараки и конюшни стояли вперемежку без всякого порядка. Видимо, здесь когда-то был летний лагерь, и теперь его наспех приспособили под зимние квартиры.

Ни дерева, ни кустика… Грязный пустырь со стоячими лужами, черные низкие бараки, как огромные гробы, расставленные на взгорье подальше от берега, колючая проволока, коновязи, обитые ржавым железом, будки для часовых и опять колючая проволока.

Через пустую площадь, пересекая дорогу новобранцам, ездовые вели на водопой лошадей. Разномастные несытые кони шли понуро, скользили по грязи и тяжелыми, как падающие камни, копытами в брызги разбивали пенящиеся лужи.

— Куда он нас ведет, к чертовой матери? — ворчал Лукин. — Все казармы давно позади остались…

Действительно, строения городка остались позади, только далеко, на самом берегу Ангары, виднелось последнее невысокое здание, похожее на крестьянскую избу. К нему-то прапорщик и подвел колонну.

Здание это оказалось солдатской баней.

В предбаннике новобранцев встретил фельдфебель Староус, невысокий плотный человек с торчащими вверх лихо закрученными усами. Некоторое время исподлобья и подозрительно он рассматривал своих будущих солдат, потом сказал:

— Раздевайтесь — и в баню… Деньги, какие при себе есть, и документы, сейчас мне сдадите, а барахло свое здесь оставите. — Он указал в угол предбанника, где горкой лежали деревянные маленькие бирки. — Узлом запакуйте и бирку со своей фамилией к нему — в цейхгаузе храниться будет. Не нужно оно больше вам. Как побанитесь, зараз казенное получите, все, что полагается. — Староус обвел строгим взглядом притихших новобранцев, подкрутил кончик рыжего уса и для большей вескости прибавил: — Да не придумайте кто деньги при себе оставлять. В канцелярии они храниться должны — по надобности выдавать будем, через солдатскую лавку. Кто оставит — на себя пеняй, при выходе из бани проверять будем, вовсе отберем, да еще по шее накостыляем для памяти…

Лукин толкнул под локоть Никиту.

— Слышал? Ни одежды, ни денег…

— Не глухой… — сказал в сердцах Никита.

— Сволочи… — проворчал Лукин и принялся раздеваться. Лицо его стало злым, и он с таким ожесточением срывал с себя одежду, словно она была виновницей всех неприятностей.

Сложив в общую кучу вещи, сдав фельдфебелю деньги и документы, Никита с Лукиным разом вошли в баню. Лукин все еще был зол и мылся молча. Он сидел, опустив голову, и пристально смотрел в пол, по которому текли мутные потоки воды.

Так продолжалось несколько минут, потом Лукин поднял голову, взглянул на Никиту и усмехнулся.

— А фельдфебель каков! А? Нравится?

— Не пригляделся еще, — сказал Никита, не желая заводить разговора. Он думал о том, что из этих казарм выбраться будет не так просто, и был зол не меньше Лукина.

— А мне понравился, настоящее начальство, и вид грозный, — сказал Лукин и вдруг увидел на ноге у Никиты синий шрам. Усмешка тотчас же сбежала с его лица, он поднял удивленно брови и спросил: — Что же это ты, ранен был?

— На охоте… — ответил Никита, не глядя на Лукина.

— Ишь ты… А я подумал было, что ты старый солдат и в боях уже побывать успел… — Лукин пристально вглядывался в лицо Никиты.

— Нет, на охоте…

— Похоже, разрывной?

— Разрывной… — Никита отвернулся от Лукина, выплеснул из шайки мыльную воду и пошел за свежей.

Когда он вернулся, Лукин, казалось, уже забыл об их разговоре. Он опять неподвижно сидел на скамейке и о чем-то думал.

Выпускали новобранцев через так называемую «чистую». Здесь, в большой комнате, на расставленных вдоль стен скамьях лежало обмундирование: белье, старые побуревшие от дезинфекции гимнастерки, короткие шинели, тяжелые тупоносые ботинки чуть ли не на дюймовых гвоздях и папахи из искусственного меха, завитого под барашек. Одного только не было в этих грудах одежды — штанов.

— Брюки позабыли привезти, — загалдели новобранцы, первыми получившие обмундирование. — Эй, каптенармус, за брюками посылай…

Но каптенармус только усмехнулся.

— Нету брюк, — сказал он. — Интендантство не отпустило. Часа через два обещали прислать. Потому и по две пары подштанников выдаю: одни подниз наденете, другие — поверх. Ничего, до казармы дойдете, не застудитесь — они байковые.

— Да ведь срам-то какой! — кричали новобранцы.

— Ничего не поделаешь — служба, — сказал каптенармус.

Лукин стоял угрюмый, нетерпеливо покусывая губу, но молчал, через силу сдерживая бешенство.

Никита взглянул на него, нахмурился и сказал каптенармусу:

— Чем без брюк по городку ходить, лучше здесь подождать. А то одежду нашу нам назад отдайте…

— Придумал, — огрызнулся каптенармус. — Ваша одежда теперь — тю-тю. Получите, как отслужитесь…

— Тогда шаровары здесь ждать будем, — упрямо сказал Никита.

Каптенармус пожал плечами.

— Ждите, мое дело маленькое. Фельдфебель придет — разберется… — Он свернул раздаточный список и положил его в карман. — Только не советую. Зачем вам время терять, да и ужин простынет. До казармы недалеко, кто вас, кроме своего брата солдата, увидит? Пока ужинать будете, и шаровары привезут.

— А ну выходи, молодцы, стройся! — крикнул в дверях появившийся Староус. — Зараз ужинать поведу.

Новобранцы, соблазнившись ужином, притихли и уже без спора двинулись к выходу, поспешно застегивая шинели.

Никита, злой и раздосадованный, побрел вслед за ними.

Лукин затерялся в толпе, и Никита снова увидел его уже в строю. Он опять стоял рядом с ним.

Староус скомандовал «Шагом марш!», и колонна белоногих солдат промаршировала через пустырь к казармам.

Все было так, как предположил каптенармус. Встречные солдаты не обращали никакого внимания на белые штаны новобранцев, и колонна спокойно маршировала по городку. Но вдруг возле новой казармы под железной крышей раздался оглушительный взрыв хохота. Никита обернулся и увидел толпящихся у высокого крыльца солдат с погонами, обшитыми пестрым шнуром. Это были солдаты учебной команды — цензовики вольноопределяющиеся.

— Глядите, господа, глядите — они в подштанниках, — под общий смех кричал один из солдат, указывая на колонну новобранцев. — Наполеоны!.. Ни дать ни взять, чистые наполеоны…

— Зубоскаль, зануда! — закричали из колонны. — Зубоскаль, пока с тебя самого штаны не содрали…

— Им ладно зубоскалить, — послышались озлобленные голоса. — Им почет и уважение — барские сынки…

— Шире шаг! Ать-два, ать-два! Левой! Левой! — командовал Староус, торопясь поскорее провести колонну мимо казармы учебной команды. — Шире шаг! Левой! Левой!

Но вдруг он обернулся, выкатил испуганные глаза и зашипел, словно сразу потеряв голос:

— Прекратить разговоры… Подтянись, подтянись… Командир дивизиона идет, подполковник Ланский…

На деревянных мостках возле казарм Никита увидел офицера, идущего навстречу колонне. Высокий и сухощавый, он шел, накренив вперед корпус, и обеими руками поддерживал полы длинной кавалерийской шинели. Опусти он их — они свесились бы до самых шпор, прямо в грязь.

Доски наспех настланного мостка прогибались, и под ними хлюпала вода, выбрасывая из щелей черную жижу.

— Смирно! — гаркнул Староус. — Равнение на-право!..

Он взял под козырек, припечатал грязь ногами и так круто повернул голову направо, что подбородком коснулся плеча.

— Фельдфебель, ко мне! — крикнул, остановившись, подполковник и угрожающе задвигал бровями. — Это еще что? Господи боже мой, что за вид? Какая ирония — действительно «наполеоны»…

— На месте! — скомандовал Староус и опрометью бросился к Ланскому.

Неожиданная команда не была понята и сбила строй необученных солдат: одни переступали с ноги на ногу на месте, делая вид, будто продолжают маршировать, другие просто остановились.