Плечо к плечу вместе с красногвардейскими отрядами дрался против полков интервентов отряд чехословацкой революционной Красной армии. Во время сражения под Никольск-Уссурийском на защиту русской революции поднялись бывшие военнопленные — австрийцы, мадьяры и немцы.
Во Владивостоке уже развевались флаги оккупантов: американцев, англичан, японцев и французов, а в Хабаровске еще заседал 5-й съезд Советов Дальнего Востока.
Съезд избрал Дальсовнарком, состоящий из двадцати двух большевиков. Дальсовнарком выпустил воззвание:
«Ни одной пяди земли своей социалистической родины не уступим без боя. Если же под напором огромных вражеских сил мы должны будем отойти с занятых нами позиций, то сделаем это в последнюю минуту для того, чтобы, собравшись с силами, вновь ринуться на обнаглевших врагов».
Листовка Дальсовнаркома на фронте передавалась из рук в руки. Попала она и в пулеметный взвод отряда чехословацкой Красной армии.
Листовку читали на походе. Читал ее и переводил товарищам Вацлав Хвало — высокий сутуловатый человек с тонким остроносым лицом и с волосами, отросшими почти до плеч. Длинные волосы и острый взгляд делали его похожим на художника.
Ноги у Хвало были стерты в походах, и при каждом шаге он морщился, словно ступал по битому стеклу.
— Огромные силы… — сказал идущий рядом с Хвало маленький Ян Крайчек. — Зачем писать о силах? Нужно драться… Зачем мне думать, какие у них силы…
— Чтобы знать, что придется делать, — сказал Хвало.
Остальные девять бойцов молча прислушивались к разговору товарищей.
Пулемет постукивал колесами по шпалам. Его катили по насыпи двое бойцов в серых кепи и с расстегнутыми воротами рубах. Шеи у бойцов были багрово-красными и лица лоснились от пота.
Августовское солнце палило. Все кругом было залито желтым слепящим светом: и горячие рельсы, и белые хаты, и фруктовые сады у хат. Поспевающие сливы на отяжелевших ветвях просвечивали насквозь, как восковые.
— При хорошей позиции десять хороших парней могут держать тысячу солдат врага, — сказал Ян. — У нас здесь много хороших позиций…
— И у нас много хороших парней, — сказал Хвало. — Мы все коммунисты, но не надо забывать, что хорошие позиции есть и у них.
— Но у них нет хороших парней, — сказал Ян.
— Зато у них много прохвостов, а когда прохвостов много, это тоже сила… — сказал Хвало.
Некоторое время они шли молча, и колеса пулемета постукивали по шпалам.
Разъезд был пуст. На путях не было ни паровозов, ни вагонов.
Бойцы спустились под насыпь и пошли безлюдной улицей деревушки. Белые украинские хаты переселенцев стояли в зелени сливовых садов.
— Здесь можно отдохнуть. Сюда командир пришлет приказание, — сказал Хвало.
Они подошли к изгороди ближайшего сада и сели в тени деревьев на высокой и уже поблекшей траве.
Хвало снял кепи и рукавом вытер лоб. Потом он откинулся на изгородь и стал смотреть на тупые рыжие носки своих ботинок. Он попробовал пошевелить пальцами ног и поморщился от боли.
— Болят? — спросил Ян.
— Пустяки.
— Я пойду нарву слив, — сказал Ян. — Хорошо бы их нарвать много. Хорошо бы их взять с собой на позицию. Там не будет воды…
Бойцы лежали навзничь и глядели, в жухлое от жары небо.
— Кто пойдет со мной? — спросил Ян.
— Я пойду, — сказал один из бойцов и нехотя стал подниматься с примятой травы.
— Подождите. Сначала нужно сделать это, — сказал Хвало и, расстегнув полевую сумку, вынул из нее пачку листовок. — Нужно разбросать листовки. Их нужно разбросать в домах, на огородах, в садах, везде, где их могут найти…
— Так много? — спросил Ян, глядя на толстую пачку листовок.
— Чем больше, тем лучше, — сказал Хвало. — Офицеры расстреливают солдат за наши листовки. Найдутся и трусы, которые будут сжигать листовки. Нужно разбросать много, с расчетом, что каждую прочтет только один человек.
Ян взял пачку листовок и спросил:
— Значит ты думаешь, что мы скоро уйдем отсюда?
— Не знаю, — сказал Хвало. — Если мы не уйдем, наши листовки никому не помешают.
Ян взял из пачки одну листовку и прочел. Это было воззвание Полевого комитета чехословацкой революционной Красной армии. В листовке по-чешски было напечатано:
«Силы русской реакции, во главе которой стояли русские офицеры и генералы, не могли победить в бою русских рабочих, а вы здесь, на Востоке, хотите сделать их черную работу. Вас продает и обманывает банда бывших австрийских офицеров, вы по указке англичан, японцев и американцев хотите с Востока задушить молодую русскую революцию, которая должна послужить прологом всемирной революции…»
Ян разделил пополам пачку листовок и половину протянул бойцу, который вместе с ним хотел идти за сливами.
— Франтишек, возьми, — сказал Ян. — Мы их разбросаем по дороге.
Они свернули в улицу и пошли, поднимая пыль.
Хвало снова откинулся на изгородь и закрыл глаза.
Бои продолжались уже два месяца, и он смертельно устал. Да и до боев было горячее время. Оно наступило со дня приезда во Владивосток. Чешские эшелоны сгруппировались на станции и стояли. Обещанных пароходов для отправки через океан не оказалось. Потом прошли слухи, что чешские эшелоны остановились и на сибирской магистрали. Чья-то злая рука сконцентрировала их в стратегических узлах по всей железной дороге. Этими узлами были города: Владивосток, Канск, Мариинск, Ново-Николаевск, Петропавловск, Челябинск, Самара, Уфа… Все было похоже на подготовку к проведению какого-то военного плана. Чешские офицеры ходили по вагонам и говорили солдатам о неизбежном и скором столкновении с Красной гвардией. Офицеры говорили, что красные хотят разоружить чехов и отправить в Австрию для суда и наказания за добровольный переход на сторону русских во время войны. Говорили, что, заключив Брестский мир, красные обещали кайзеровской Германии выдать всех чехов и что чешских солдат в Австрии и Германии ждет каторга или смерть.
Потом в чешских эшелонах начались аресты солдат, сочувствующих революции. Не поддавшиеся на провокацию солдаты ушли из эшелонов в город и создали свой отряд чешской Красной армии. С этими солдатами был и Хвало.
Молодые чешские красноармейцы обратились к солдатам чешского корпуса с призывом не поддаваться контрреволюционной агитации офицеров и вступать в ряды чешской Красной армии.
«Мы, солдаты Владивостокского революционного отряда при Красной Армии, — писали они в своем воззвании, — приветствуем трудовое население Дальнего Востока в лице его Советов и заявляем, что признаем единственную власть — власть Советов, которую мы готовы защищать от всех ее врагов, как внутренних, так и внешних. Заявляем, что мы подчиняемся только приказам ЦИК и его исполнительных органов на местах. Да здравствует Российская Советская Федеративная Республика! Да здравствует братство трудящихся!»
Потом пришли вести о чешском мятеже в Сибири. 7-й чехословацкий Татринский полк захватил Мариинск. Пал Ново-Николаевск. Чешский штабс-капитан Гайда через правление кооператива «Закупсбыт», в котором хозяйничали эсеры, отдал шифрованный телеграфный приказ всем чехословацким войскам корпуса о немедленном выступлении. По всей сибирской железной дороге начались бои.
И только тогда стали известны причины чехословацкого мятежа. Это военное командование Антанты решило использовать чешский корпус как авангард своих интервентских войск для борьбы с русскими большевиками и русским свершившим революцию народом.
Стало известно, что еще в апреле заговорщики собирались в Москве на секретное совещание. Они собирались тогда в стенах французской военной миссии. Из Сибири на совещание приехали представители эсеровских тайных организаций, из Парижа прибыл представитель союзников полковник Корбейль. Начальник французской военной миссии генерал Лавернэ, начальник английской военной миссии генерал Локкарт и полковник Корбейль заключили союз с готовящими государственный переворот эсерами. Тут же на совещании был разработан подробный план чешского мятежа, который должны были поддержать тайные контрреволюционные организации Сибири и эсеровские боевые дружины.
