Никита еще раз посмотрел на праздничную улицу, тряхнул головой, как бы отгоняя невеселые воспоминания, и толкнул дверь.
В комнате, битком набитой народом, в простенке между высоких окон за столом он увидел Лукина, окруженного казаками.
Очевидно, дело разбиралось важное и в нем были заинтересованы все собравшиеся, так как все они смотрели на Лукина выжидательно и почему-то даже с некоторой опаской.
Никита стал протискиваться ближе к столу, чтобы доложить комиссару о своем приходе, но молодой чубатый казак с маленькими усиками над яркими губами решительно оттеснил его плечом и сердито сказал:
— Да погоди ты, погоди чуток… Дай я сперва поясню товарищу комиссару.
Лукин услышал и, отыскивая глазами молодого казака, сказал:
— Кто там пояснить хочет? Поясни.
Молодой казак вышел вперед, как запевала в хоре. Вскинув голову и держа ее немного набок, он шел так, словно хотел пройтись по кругу для зачина танца. Полы его синей бекеши распахнулись и открыли стройные ноги в узких мягких сапожках. На груди у казака красовалась завязанная бантом алая лента с длинными концами — наверное, подарок из чьей-нибудь девичьей косы.
Он остановился перед Лукиным и посмотрел на него лукавым взглядом, пошевеливая черным закрученным вверх усиком.
— Ну, поясни, — сказал Лукин, невольно улыбнувшись.
— Так что я, товарищ комиссар, насчет и по причине эпидемии от общества специальным делегатом, — заговорил казак, стараясь похитрее сплести свою речь. Наверное, он очень любил ученые городские слова, понабрался их и был рад при случае щегольнуть ими. — Специальным делегатом от общества, хотя сам в настоящее время являюсь партизаном соседнего Степного партизанского отряда товарища Голубкова и сюда на побывку приехал. Но раз общество просит, почему не помочь — я партизан, мне доступнее.
— Это хорошо, помочь надо, — сказал Лукин. — Партизан — человек передовой, интересы общества для него всегда дороги.
— А как же, — согласился казак, тряхнув чубом. — За то воюем… А об эпидемии, товарищ комиссар, все в бумаге описано, а что не описано, то я доподлинно пояснить могу, как вы бумагу прочтете. Бумагу я вам передал, и она у вас на столе лежит.
— Хорошо, — сказал Лукин и, взяв со стола исписанный карандашом клочок толстой оберточной бумаги, стал читать вслух:
«Мы, хлеборобы — казаки деревни Кычи — просим вас сделать соответствующее распоряжение о снабжении нас спиртом или разрешить выгонку такового ввиду заболеваний, которые у нас сильно наблюдаются».
Лукин поднял брови, взглянул снизу вверх на молодого казака и спросил:
— Это заявление вашего общества?
Но не успел еще молодой ответить, как вперед выступил другой казак — седенький и с такими прищуренными глазками, будто он глядел прямо на солнце.
— Никак нет, товарищ комиссар, — крикнул он по-военному. — Так что это нашего общества будет.
— Ага, — произнес Лукин и взял со стола следующую бумажку.
«Уважаемые товарищи, с великой просьбой к вам, — прочел он. — По усмотрению нашего фельдшера и указанных ему обществом причин заболевания людей и заразные болезни скота. Предложение фельдшера — нужно необходимо спирт для лечения людей и скота, то покорно просим вашего распоряжения сделать товарищеское распоряжение — разрешить нашему обществу выкурить самогонки сколько разрешите».
— Наверное, это? — спросил Лукин молодого казака.
И опять молодой казак не успел ответить, как в глубине толпящихся раздался густой бас: «Это наше», и, раздвинув передние ряды, высунулся к столу дюжий казачина, ростом под потолок и с таким густым чубом, свисающим на лоб, словно это вовсе не был чуб, а целый курдюк породистой рыжей овцы. — Это наше, — повторил казачина и неловко переступил с ноги на ногу, так что разом запели все половицы.
— Ваше? — сказал Лукин, покачал головой, взял со стола третью бумажку и принялся читать. Голос его в наступившей тишине раздавался громко и отчетливо:
«В нижних деревнях свирепствует страшная эпидемия, от которой часто спасаются вином. И так как таковая уже появилась, то просим вас, будем ли мы иметь возможность получить от вас? Если такового нельзя получить у вас, то просим разрешения у нас выгнать ведра три спирту».
— Вот это наше… Это наше, товарищ комиссар! — восторженно крикнул молодой казак. Похоже, он уже начинал беспокоиться, не затерялось ли среди других бумаг его важное заявление.
— Тут еще такие есть? — спросил Лукин, указав на лежащую у него с правой руки стопочку бумаг.
— Есть, есть… — дружным хором ответили толпящиеся у дверей казаки.
— Выходит, вопрос у вас общий? — спросил Лукин.
— Так выходит, товарищ комиссар, — зашумели у дверей. — Положение у всех тяжелое…
— Придется подумать, как исправить, — сказал Лукин. — Только человек я здесь новый и одного никак не пойму: какие это болезни у вас завелись и всегда ли они в весенние праздники начинаются?
— Тиф, — негромко сказал кто-то у дверей, и другой нерешительно прибавил: — Бледная немочь да еще оспа к тому же…
— К весне оно и животина и народ слабеют, — пробасил высокий казачина и пятерней взметнул свой огромный чуб со лба к затылку. — А коли человек ослаб, к нему всякая немочь привязывается, какая ни есть…
— Ну, коли человек слаб, подкрепить его, конечно, нужно, — сказал Лукин и с серьезным лицом оглядел собравшихся. — И хорошо, товарищи, что вы сигнал дали. Эпидемии мы никак не допустим.
— Никак нельзя допустить, — подхватил молодой казак. — Абсолютно…
Казаки повеселели, и все глядели на Лукина, ожидая, какое он вынесет решение — кому позволят гнать самогонку, кому выдадут спирта.
— И во-время вы, товарищи, приехали, — продолжал Лукин. — Тут в соседнем отряде доктор появился, хороший, говорят, доктор, опытный. Мы этого доктора сюда уже пригласили. Он все деревни объедет, всех больных осмотрит и все нужные меры примет, чтобы болезни не заводились — кому оспу привьет, кому укол сделает…
Казаки переглянулись. Никита смотрел на них и едва удерживался от смеха. Они совсем не ожидали такого оборота дела и не находились, что сказать в ответ.
Раньше всех опомнился молодой казак. Он вскинул голову, посмотрел на Лукина с загадочной улыбкой и многозначительно сказал:
— Мы, в этих краях, к уколам не привычны, нам другие лекарства требуются…
Лукин улыбнулся.
— И другие лекарства будут, — сказал он. — Намедни соседний отряд много всяких лекарств добыл — у японцев походную аптеку отбили. Всякие есть, для каждого найдется и на всех хватит. Вы домой поезжайте и скажите товарищам, что не сегодня так завтра сам доктор приедет и, конечно, к тому, кто заявления подавал, в первую очередь.
— Так, значит, и сказать… — проговорил молодой казак и стал глядеть в пол.
— Так и сказать… А вам, партизану, человеку передовому и сознательному, — как бы вскользь заметил Лукин, — с товарищами поговорить следует, разъяснить, что не каждую болезнь самогоном излечишь, на это врачи есть. И еще передайте, что эпидемии мы не допустим и всем, чем можем, облегчим тяжелое положение — врача пошлем, лекарства доставим, они свое дело сделают…
— Понятно, — сказал молодой казак. — Медицина… — Он на секунду задумался и, очевидно, найдя подходящее «интеллигентное» слово, уже весело отчеканил: — А за это благодарим… Покорнейше благодарим, товарищ комиссар, за ваше к нам прелюбодеяние…
— Ну-ну, хорошо, — сказал Лукин и опустил глаза к бумагам на столе. Потом, покусывая губу, он покосился на молодого казака и вдруг, будто только теперь заметив стоящего в сторонке Никиту, крикнул: — Ах, и ты, Нестеров, здесь, подходи… Чего же молчал — дело срочное.
Никита подошел к столу.
— Пушку осматривал? — спросил Лукин.
— Смотрел, да что я в ней понимаю, — сказал Никита. — Здесь артиллериста надо…
— Постой, — остановил его Лукин. — А разве ты не артиллерист, разве зря тебя Колчак две недели без штанов держал? Ты и есть главный в отряде артиллерист, и именно тебе мы с Полуниным решили поручить пушку…
