Этот маленький деревянный городок ничем не напоминал ближнего тыла сражающейся армии. Он был тихим, казалось, спрятавшимся до времени, притаившимся в сторонке от событий, которые разыгрались на фронте и решали сейчас судьбу не только тысяч людей, дерущихся в лесах и степях Предуралья, но и судьбу всего народа.

Даже цветы яркой герани за стеклами и желтые птички в клетках бесили Нагих. Ему чудились за этими нарядными окнами какие-то враждебные люди: бородатые церковные старосты, лавочники в цветных косоворотках под рыжими пиджаками, бывшие подрядчики по сплаву леса — все с лоснящимися самодовольными лицами, настороженно прислушивающиеся — не гремят ли уже у города долгожданные белые батареи?

Возле двухэтажного дома, в котором временно разместились некоторые отделы штаба армии, Василия и провожающего его связного из штаба дивизии остановил часовой. И пока вызывали дежурного, пока тот рассматривал сопроводительную и ходил справляться, куда и к кому именно нужно направить перебежчика из района, занятого белыми, Нагих с интересом рассматривал входящих в двери штаба людей. Он хмурился, когда видел какого-нибудь командира, одетого не в меру щегольски для фронта, и сочувственно глядел в лица людей, всем своим видом говорящих, что они по каким-то делам только что приехали с передовой и через час другой снова отправятся туда, где продолжает сдерживать врага разутая и обессиленная армия.

Когда наконец вернулся дежурный по штабу и приказал Нагих идти вслед за ним, Василий вошел в двери штаба сердитым и встревоженным.

Дежурный провел Нагих по неширокому коридору и остановил около закрытой двери угловой комнаты.

— Подождите здесь, — сказал он и, предварительно постучав, скрылся за дверью.

«Много здесь прижилось, — усмехнувшись, подумал Василий, глядя на многочисленных военных, снующих из комнаты в комнату. — Кабы толк…»

Через минуту дежурный снова появился в дверях и, сказав Нагих, что тот может войти, сам с лицом, мгновенно принявшим то же выражение озабоченности и тревоги, что было и на лицах других, быстро зашагал по коридору.

Нагих вошел в комнату. Это была небольшая, в одно окно, комнатка, ничем не напоминающая помещения штаба. Спиной к окну за обывательским, покрытым бумагой столом сидел высокий худощавый человек лет тридцати трех, желтолицый и хмурый. Глаза его, маленькие и бесцветные, глядели на Василия без всякого любопытства, с таким безразличием, словно и не видели его.

— Вы перешли фронт? — спросил человек, когда Нагих приблизился к столу.

— Да, — сказал Василий.

— Фамилия?

— Нагих.

— Так. А в каком месте вы перешли линию фронта? — тоном скучающего экзаминатора спросил человек и расстегнул верхний крючок стоячего воротника офицерского кителя. Крючок, видимо, давил ему шею и не позволял наклонить голову над бумагой, чтобы записать показания Нагих.

— На севере, ближе к Чердыни, — сказал Василий.

— А где именно? Вы можете свой маршрут показать мне по карте? — спросил человек и неторопливо достал из ящика стола топографическую карту.

— Не знаю… — неуверенно сказал Нагих. — Мы шли без карты…

— Но ведь вы помните, где вы шли?

Василий взглянул на карту и неуверенно повел по ней пальцем от небольших черных квадратиков с надписью «Екатеринбург» к совсем маленьким квадратикам с надписью «Чердынь».

Его палец скользил по зеленым пятнам лесов, через голубые жилы рек и едва приметные штрихи болот. Он силился вспомнить названия деревень, через которые и мимо которых проходил, и не мог. На карте все было совсем непохожим на те места, по которым пробирались они с Берестневым, непонятным и запутанным.

— Где-то здесь, — сказал Нагих, ведя палец за жирную надпись «Пермь». — Мы шли ночью…

— Довольно неопределенно… — проговорил человек в кителе. — Вы своим пальцем захватываете полосу шириной по крайней мере в десять верст… это многовато…

Все это говорил он, насмешливо глядя на Василия, тоном сухим и каким-то обидным, не то стараясь уязвить своего собеседника, не то показать ему свое превосходство.

Нагих насупился и стал смотреть в пол. Все, что хотел он рассказать здесь, в штабе, управляющем армией, все, что продумал за дорогу сюда, о чем говорил с товарищами на бивуаках — все теперь показалось ему никому ненужным и никому неинтересным. Он, человек неробкий, здесь вдруг почувствовал себя скованным, как будто в чем-то провинился и разговаривал не с равным себе человеком, служащим вместе с ним одному и тому же делу, а с холодным, чужим и придирчивым экзаминатором. Ему было мучительно стыдно, что, не зная топографии, он не мог даже приблизительно указать своего маршрута и что забыл названия селений, через которые проходил.

— Так, значит с маршрутом ничего не вышло, — сказал человек в кителе и спросил: — А где вы встречались с противником?

— Если бы я встретился с противником, я, наверное, бы сюда не пришел, — не сдержавшись, сказал Василий.

Человек в кителе удивленно поднял левую бровь, несколько секунд молча смотрел на Нагих, потом сказал:

— Я спрашиваю о воинских частях противника, которые вы должны были встретить хотя бы в Екатеринбурге или по маршруту следования. Я не говорю о войсках на самой линии фронта, которую вы переходили ночью.

Нагих принялся было рассказывать о белых и о чешских войсках, которые ему пришлось встречать в самом Екатеринбурге и на станциях во время пути, о маршировавшем на параде батальоне англичан, но в это время дверь в комнату отворилась и вошел человек в длинной, почти до шпор, шинели с черными бархатными петлицами артиллерийского офицера.

— Вы заняты, Игорь Николаевич? — спросил он, подходя к столу и облокачиваясь на него с таким видом, словно хотел что-то сказать на ухо человеку в кителе.

— Сейчас буду свободен, — ответил тот и пристально посмотрел на артиллериста. — А что, есть новости?

Артиллерист еще ниже нагнулся, что-то пошептал человеку в кителе под самое ухо, потом затряс головой и как бы в испуге выкатил глаза.

— Убирают… Поразительно, ведь он был назначен самим Львом Давидовичем… Говорят, это только начало…

— М-м-мда… Я сейчас зайду к вам. — Лицо человека в кителе вытянулось, и в нем сквозь скуку и безразличие вдруг мелькнуло беспокойство. — Я скоро, я через две минуты…

Он рассеянным взглядом посмотрел на Василия и, как только артиллерист вышел за дверь, спросил:

— Так вы говорите, чешские эшелоны?

Нагих снова повторил, что он видел на станции Екатеринбург чешские эшелоны вернувшихся с фронта войск и что из Екатеринбурга последнее время каждый день отправляются поезда с белыми солдатами, видимо, для пополнения фронтовых частей.

— А номера полков вы не знаете? — рассеянно спросил человек в кителе.

— Нет, не знаю.

— Так. Очень интересно, очень интересно, — повторил человек, повидимому, думая совсем не о нумерации полков, а о чем-то другом, куда как более важном для него. — Очень интересно… Благодарю. Больше я не стану вас задерживать, — прибавил он, поднимаясь из-за стола. — Пойдите к дежурному, возьмите у него пропуск. Скажите ему, что я отпустил вас и что вы мне больше не нужны. — Он задумался, глядя куда-то в пространство, и вдруг сказал: — Да, спросите у дежурного, может быть, с вами захочет поговорить кто-нибудь по части политической, о настроении тыла и о всем таком…

Очень довольный тем, что наконец нудная беседа кончилась, Нагих поспешно вышел в коридор. Дежурного он встретил у лестницы на второй этаж.

— Уже освободились? Быстро! — увидав Нагих, крикнул дежурный. — Но не уходите, подождите меня здесь. Сейчас провожу командарма и вернусь. Вас хотел видеть…

Дежурный сказал что-то неразборчиво: не то «военный комиссар», не то «народный комиссар», и побежал по коридору навстречу невысокому коротконогому человечку в нарядном суконном френче, обтягивающем круглое выпирающее брюшко. Военные ремни крест-накрест, сияющие, как зеркало, сапоги и строгий независимый вид человечка говорили, что это кто-то из крупного начальства.