О Владыки! Я же не жрец, чтобы мне каялись во всех грехах…

— Давайте повременим с казнью, — дипломатично заметила я, — у меня есть вопросы. Например, зачем вы меня сначала впустили, а потом попытались отравить… что, кстати, подмешав?

— Черный корень, — с готовностью признала старуха, садясь чуть ровнее.

О как. Огонь бы справился, но больно бы было…

Я предупреждал.

— И зачем? Или раскаянье, или покушение на палача, разве нет? Зачем все сразу?

Старуха, кажется, сбрендила. Но достать черный корень…Сильно. Смертельная штука, кстати.

— Я — раба Владык и грешна, — с готовностью призналась владелица дома. — Я желала облегчить жизнь отцу и себе — и отправила его на Дорогу раньше срока. И я знала, что кара меня настигнет, что та, кто убивает убийц, придет в мой дом. Но всем разумным хочется жить — и я, пусть и слаба, но не исключение.

Иными словами, она убедила себя, что я непременно отправлю ее на тот свет, и решила разобраться с проблемой радикально. А когда не удалось — приняла свой удел. Так что ли?

Или кто-то просто хочет избавиться от чувства вины? И это стремление может пригодиться…

Я свела пальцы перед собой, смотря на старуху оценивающим взором.

Фитай, да прости меня, слабую слугу твою.

— Я — Служительница. И я оборвала жизнь недостойного, совершившего много тяжких грехов. Но Владыки не желают, чтобы их дети раньше срока шли на Дорогу. И коли того можно избежать — то того нужно избегать. Есть разная плата за разные грехи. Поведай мне о своих, и я скажу, насколько они тяжки.

Старуха, кажется, понявшая, что прямо сейчас ее без головы не оставят, и вообще может быть казни и не случится, приободрилась и начала рассказывать. Ярко, бурно, со всеми подробностями. Мне оставалось слушать — и направлять изложение в нужное русло.

Отравление отца, после тюрьмы сошедшего с ума и едва не убившую и ее, и ее дочь, вместе с мелкими махинациями с ценными бумагами и сортами драгоценных камней обошлись Мишель Ограм в три рубина.

К концу беседы старуха немало так повеселела, как человек, избавившийся от того, что годами его тяготило, и даже попыталась завести со мной светскую беседу. Не очень успешно.

Фитай, прости слугу свою недостойную. Но порой, чтобы уничтожать зло, и самому приходится быть злом.

Едва ли облегчение кошелька взамен на облегчение души — зло, Феникс.

Разумеется. А вот пользоваться доверием и мошенничать — вполне себе зло.

В том, чтобы соответствовать ожиданиям нет мошенничества.

А ты знаток в вопросах о том, что хорошо и что плохо, как я вижу.

Боюсь, это слишком индивидуальная сфера, чтобы быть в ней знатоком. Но ты судишь себя очень строго, Феникс. Зачем?

Чтобы не закончить духом в кинжале.

Ответа не последовало.

— И почему здесь? — в кои-то веки не с презрением, а с любопытством осведомилась Дианель.

Мы стояли в подвале сожженной изнутри башни, в которой недавно жил ученик мага. Стоило мне добыть рубины, как Савва принялся упрашивать фронде помочь ему восстановить возможность творить магию до ночи.

Милатиэль, надо отдать ему должное, отказывался. Долго. Но в итоге все-таки сдался под напором целого ряда аргументов. Нельзя было игнорировать, например, то, что теперь, когда люди принца наверняка будут пытаться как можно быстрее осуществить свой план, лежать в постели просто некогда.

К тому же призыв элементаля, по словам молодого магика, был в целом весьма простым ритуалом. Сложность была в том, чтобы на него кто-то откликнулся, что происходило далеко не всегда, и чтобы этот «кто-то» не напал на призвавшего его мага. Если учесть, что дурной силы элементалям не занимать, то охотников с ними связываться было немного. Проще уж самому все сотворить, чем такого непредсказуемого и сильного помощника звать.

Но Савва уверял, что Сарех его послушается и вообще ни с чем проблем не будет.

— Здесь меня засечь сложнее, — рассудительно заметил юный магик, вычерчивая на полу сложные символы. — В башне годами творилась магия, и черный огонь за раз все не сожжет. Следы. А вот вещи…

Савва тяжело вздохнул. Видно было, что юного мага тревожило не сотрудничество с нами, компанией вооруженных незнакомцев с непонятными намереньями, — тут явно кинжал постарался, точнее дух в нем, — а то, что его жизнь в башне подошла к концу, и то, что все вещи, связывавшие его с наставником, погибли в огне южного колдуна. Как я поняла, Савва попал к старому городскому магу почти десять лет назад, совсем ребенком, и с его смертью потерял не только учителя магических наук, но и того, кто заменял отца.

Возможно, из-за того, что юный магик винил принца в смерти старого мага, или еще из-за чего-то, но помогать нам Савва взялся с большим энтузиазмом. В итоге фронде таки каким-то сложным наговором передал ему сил — и с кровати встать, и призыв элементаля провести. Правда, потом ученику волшебника предстояло провести не один день в постели — но он был на это согласен.

— К тому же Сарех сюда приходить привык, — Савва закончил вычерчивать сложный узор в месте где, кажется, в камнях уже были тонкие линии от таких же узоров. — И так с ним будет проще договориться. Так, ладно, я его позову. Вы только это, — он оглянулся на всех нас пятерых, собравшихся в подвале. Даже по Арджану взглядом скользнул. — Не мешайте только, ладно? Я справлюсь. Это может странно выглядеть, но я справлюсь.

— Валяй, — усмехнулась Дианель.

Витор, который план не одобрял и ходил мрачный как туча, только кивнул. Он стоял в углу, рассматривая и рисунок и молодого магика. И периодически кидая взгляды то на фронде, то на меня. Что-то заподозрил, что ли? Хотя если и так — плевать. Все равно рано или поздно надо будет с ним поговорить.

Пока есть дела поважнее.

Я в курсе.

От вас, Фениксов, всего можно ждать. И разборок посреди города с полуобратившеся принцессой.

А то ты много знаешь нас.

Ты — вторая. И мне этого достаточно.

А первый…

Да-да, ты и сама в курсе кто первый.

Тоа — тоже Служитель, так?

Он — Феникс. А все остальные тонкости — это не ко мне. Потом сама с ним поговоришь и все выяснишь.

Он мертв. Его огонь выгорел.

Его тело мертво, — ехидства в голосе духа было не занимать. — Как и мое. Правда, в отличие от меня, боюсь наш с тобой общий знакомый ни с кем говорить самостоятельно не в состоянии будет. Но рано или поздно, так или иначе…

Врешь.

Я в твоей памяти вижу, как он Огонь призвал. Как, по-твоему, он это сделать мог?

Витор говорил что Семерка — магики.

Ну а тебе кто учиться-то магии мешает? Или по голове слишком много раз получала и теперь все мозги оттуда выбило?

Я хотела что-то возразить духу. Глупая идея — Служителю учится магии, вот правда. Но отвлек разрезавший тишину вокруг тихий свистящий шепот:

— Ссааарехха! — Савва стоял перед сложным рисунком на полу, и шипел-свител, призывая: — Ссааарехха! Ссааарехха!

Парень раскинул руки в разные стороны, словно пытался вобрать в себя весь мир. Помещение заполонил тот самый странный запах, какой исходил и от кинжала. К нему примешались сырость, затхлость и сложноописуемый аромат, который можно ощутить, лежа на земле после недавнего дождя.

Несколько ударов сердца ничего не происходило. Потом запах усилился до невероятных пределов — настолько, что я едва не зажала нос рукой. Увы, не помогло бы…

Запах усилился — и резко словно бы втянулся в рисунок перед Саввой. И в тот же момент часть пола вспучилась, поплыла вверх, словно быстрорастущее дерево. Вверх, вверх, почти до полотка… И в миг камень опал с гулким грохотом.

В рисунке, нетронутым и горящим сейчас белым огнем, появилось диковинное существо.

Больше всего элементаль походил на каменного червя-переростка, стоявшего на хвосте, с несуразными руками и смутно похожим на человеческое лицо узором на каменной же морде. Был он ростом с Савву и выглядел, честно говоря, скорее как что-то нелепое, чем как что-то могущественное.