Некоторое время мы еще двигались по бездорожью, но скорость снизили серьезно, где-то до двадцати-тридцати километров в час. А потом и вовсе оставили транспорт, что бы не выдать себя шумом моторов. Последние пять километров мы прошли пешком, причем я, памятуя о минных полях, был вынужден придерживаться той же скорости, что и легионеры.
Только в полной темноте мы вышли к поместью. Сапер провел меня в очищенный от мин проход и я, приблизившись насколько было возможно, чтобы не выдать себя, просканировал объект.
— Функций нет. — сообщил я через минуту, вернувшись к легионерам. — Действуем, как договорились.
2–4
Десятый день после Вторжения
Первым к поместью пошел я — на разведку. В принципе, если его охраняют только люди, а функции отчего-то побрезговали этим местом, то разведка может превратится и в штурм. Такой, довольно своеобразный штурм, где один нападает на охраняемую вооруженными боевиками базу. Таковы уж реалии нового мира — численность и превосходство в вооружении уже не являются гарантией победы.
Я знал, что могу справиться с охраной самостоятельно. Знал, что три-четыре десятка боевиков не станут для меня проблемой. Тем более, они же не будут стоять на стенах и стрелять, пока я бегу вперед. Захар тоже знал, но пока не особенно в это верил. Он имел скромный опыт столкновения с новусами. Но, по крайней мере, не возражал, против моего плана. Увидел в нем отличную возможность сберечь жизни своих бойцов — как командира я очень даже его понимал.
Так что мы решили, что легионеры рассредоточатся на местности и будут ждать сигнала. А потом, если все пройдет нормально, войти и взять добычу. Все просто. На бумаге.
На первый взгляд и реальность не должна была преподнести каких-то неожиданностей и «оврагов». База Пирата выглядела, как средневековая крепость в восточном стиле, разве что пулеметные гнезда на стенах и вышках немного смазывали впечатление. А так один в один: глухие стены метра в четыре из песчанника, траншеи, предназначенные блокировать нападение техники со всех сторон, массивные ворота, которые не всяким грузовиком снесешь. Взять такую не казалось мне чем-то сложным.
Если смотреть с небольшой возвышенности, на которую я забрался ради лучшего обзора, внутри охранного периметра имелось с десяток строений. Невысоких, самое крупное всего три этажа, сложенных из того же песчанника, они прекрасно демонстрировали, что цель моей атаки не загородный дом богатого злодея, а постоянная база преступника-параноика. Стены зданий толстые, окна больше напоминают бойницы, на каждой крыше оборудованы позиции для стрельбы, а на некоторых, самых высоких, еще и зенитные орудия стоят. Древние, оставшиеся, похоже, еще с тех времен, когда Советский Союз активно поставлял технику государству-союзнику, но вполне, по виду, рабочие.
Часовые тоже имелись, целых двенадцать штук. Четверо занимали вышки, торчащих по углам прямоугольника стен, еще четыре пары курсировали от одной вышки к другой, и, как мне казалось, больше интересовались тем, что происходит внутри охраняемого периметра. Так же я обнаружил камеры наблюдения, которые определил по характерному кожному зуду — способности странной и довольно редко мной используемой.
Быстро прикинув в уме, я сделал вывод, что с таким количеством действующей охраны боевиков должно быть даже больше сорока. Если дюжина несет службу сейчас, значит должно быть, по меньшей мере, еще две смены. Это только обеспечение периметра, а ведь еще кто-то должен тусоваться рядом с Пиратом. Да и какой-никакой резерв, на случай непредвиденных обстоятельств. Выходит, что тут человек семьдесят минимум. Понятно, что в большинстве своем это плохо обученные бандюганы, в столкновении со спецназом не способные продержаться дольше пяти минут. Но их количество, в моем случае, могло перейти в качество.
Я был уверен, что не ошибся в расчетах. И также был убежден, что профессиональный военный, которым являлся Захар, не мог допустить столь грубую ошибку. Но он сказал тридцать, край, сорок боевиков. А у нас тут минимум семьдесят. Что это может значит?
Через минуту я уже стоял рядом с ним и с очень нехорошим прищуром задавал этот вопрос.
— Да я понятия не имею! — шеф-капрал, кажется, немного струхнул. Решил, видать, что я с него сейчас спрашивать буду кровью. — Последний раз мы тут были два дня назад и манкей были только на вышках!
— А теперь тут этих обезьян вдвое больше. — бесстрастно заметил я. — Какие мысли?
— Может в гости кто приехал?
— А такое бывало?
— Честно говоря, не припомню…
Некоторое время мы оба молчали, а затем Захар с отчетливо читаемым в голосе сожалением спросил:
— Значит, отменяем все?
Я из чистого злорадства взял такую многозначительную паузу, что выпускники МХАТа побледнели бы от зависти. А когда нервоз легионера достиг пика, небрежно ответил.
— Да почему же?
— То есть, будем штурмовать?
— Не. Только людей положим. Я один пойду.
В моем решении не было ни позерства, ни пренебрежения, только голый расчет. Если мы ударим все вместе, я со своими сверхспособностями, и легионеры с огнестрелом и выучкой, то победить-то победим, но вот какой ценой — вопрос. Мне, положим, пара новых дырок только настроение испортят, а среди бойцов будут потери. И зачем? Мы никуда не торопимся, как, например, со штурмом Шпилей, функции в затылок не дышат. Почему бы тогда мне тогда не прогуляться по внутреннему периметру, и не устроить афробоевикам тихую Варфоломеевскую ночь?
Будь я обычным человеком, план следовало бы назвать самоубийственным. С учетом моих особенностей — резней.
— Сидите тут и ждите. На пальбу, если возникнет, не реагируйте. Когда будет можно, я дам сигнал.
— Какой? — видимо нехорошее у меня было выражение лица, шеф-капрал даже спорить не стал.
— Ракету пущу. — ухмыльнулся я, показывая ему фальшфейер, взятый из снаряжения легионеров. И рванул к поместью Пирата.
Двигался я не по прямой, а короткими перебежками, от одной траншеи к другой — больше тут было спрятаться негде. Каждые три секунды я обновлял данные сканера, но функций так и не увидел. Миновал камеры и замер, добравшись до стены.
В четырех метрах над моей головой как раз проходила пара патрульных. Они о чем-то негромко переговаривались, что убедило меня в том, что марш-бросок остался незамеченным. Определив их примерное местоположение, я взвился в прыжке и встал на ноги за спиной идущего чуть позади боевика. Вышло не идеально, до него осталось больше двух метров. Зато оба они оказались в небольшом участке стены, который не освещался прожекторами. Быстро преодолев разделяющее нас расстояние, я коротким ударом в основание черепа сломал заднему шею.
Впереди идущий сомалиец что-то сказал, не оборачиваясь. Что-то про собаку, как я понял. Сомали — местный язык — я не то чтобы изучил, но загрузил в голову достаточно знаний, чтобы понимать хотя бы с пятое на десятое. В теории. На практике же оказалось, что особенности произношения почти нивелировали мои нечеловеческие лингвистические способности. С равной степень оставшийся в сознании боевик мог отругать своего напарника за какой-то проступок, назвав его собакой, или сообщить, что хотел бы поесть, причем именно собачатины.
Я успел аккуратно уложить мертвое тело до того, как смущенный молчанием товарища, боевик стал поворачиваться. Зажал ему рот ладонью, а второй сломал трахею. Пристроил второго мертвеца рядом с первым в тени и присел рядом. Прислушался.
Было по прежнему тихо. Соседние патрули продолжали неспешно ходить, на вышках никто не кричал, а прожекторы не спешили разворачиваться в мою сторону. Из глубины поместья доносились какие-то звуки, которые я не вполне идентифицировал, но в остальном крохотный поселок посреди то ли буша, то ли пустыни, спал. Бандиты видели какие-то свои бандитские сны, в которых, наверняка фигурировали пленники с захваченных кораблей, и золото, которое за них можно выручить.