Оресме, взбудораживший столько бассейнов, написал в 1355 году одно из самых ясных и прямолинейных сочинений во всей экономической литературе — «О происхождении, природе, законе и изменениях денег». Деньги страны, утверждал он, принадлежат обществу, а не королю; это общественная польза, а не королевская привилегия; правитель или правительство могут регулировать их выпуск, но не должны получать прибыль от их чеканки и должны поддерживать их металлическое качество без долгов. Король, который разбавляет монету, — вор.77 Более того, плохие деньги (как гласит «закон Грешема» двумя столетиями позже) вытесняют хорошие деньги из обращения; люди будут прятать или вывозить хорошую монету, а нечестное правительство будет получать в свои доходы только обесцененную валюту. Эти идеи Оресме не были просто идеалами; он преподал их в качестве наставника сыну Иоанна II. Когда его учеником стал Карл V, молодой король после одной отчаянной девальвации извлек пользу из наставлений своего учителя, восстановив разрушенные финансы охваченной войной Франции на прочной и честной основе.
Марсилий Падуанский отличался более переменчивым темпераментом, чем Оресме: бескомпромиссный индивидуалист, гордившийся своим интеллектом и мужеством и сделавший свою политическую философию неотъемлемой частью своей суматошной жизни. Сын нотариуса в Падуе, он изучал медицину в университете; вероятно, своим антиклерикальным радикализмом он был обязан атмосфере аверроистского скептицизма, которую нашел и осудил Петрарка в том же поколении. Переехав в Париж, он на год стал ректором университета. В 1324 году при небольшом сотрудничестве с Иоанном Яндунским он написал самый замечательный и влиятельный политический трактат Средневековья — «Защитник мира» (Defensor pacts). Зная, что книга должна быть осуждена церковью, авторы бежали в Нюрнберг и перешли под крыло императора Людовика Баварского, находившегося в то время в состоянии войны с папой.
Они не могли ожидать, что такой пылкий боец, как Иоанн XXII, спокойно воспримет их воинственную защиту мира. В книге утверждалось, что мир в Европе разрушается из-за раздоров между государством и Церковью, и что мир можно восстановить и поддерживать наилучшим образом, поставив Церковь со всем ее имуществом и персоналом под ту же императорскую или королевскую власть, что и другие группы и товары. Ошибкой было то, что Церковь когда-либо приобретала собственность; ничто в Писании не оправдывало такое приобретение.
Как и Оккам, авторы определяли Церковь как совокупность христиан. Как римский народ в римском праве был настоящим сувереном и лишь делегировал свои полномочия консулам, сенату или императорам, так и христианская община должна делегировать, но никогда не передавать свои полномочия своим представителям, духовенству; и они должны нести ответственность перед народом, который они представляют. Выведение папского верховенства от апостола Петра, по мнению Марсилия, является исторической ошибкой; Петр имел не больше власти, чем другие апостолы, а епископы Рима в первые три века своего существования имели не больше власти, чем епископы нескольких других древних столиц. На первых генеральных соборах председательствовал не папа, а император или его делегаты. Генеральный собор, свободно избранный народом христианства, должен был толковать Писание, определять католическую веру и выбирать кардиналов, которые должны были выбирать папу.78 Во всех мирских делах духовенство, включая папу, должно подчиняться гражданской юрисдикции и закону. Государство должно назначать и вознаграждать духовенство, устанавливать количество церквей и священников, удалять священников, которых оно сочтет недостойными, контролировать церковные пожертвования, школы и доходы, а также оказывать помощь бедным из излишков церковных доходов.79
Здесь вновь зазвучал громкий голос поднимающегося национального государства. Опираясь на поддержку растущих средних классов, покорив баронов и коммуны, короли теперь чувствовали себя достаточно сильными, чтобы отвергнуть притязания церкви на суверенитет над гражданской властью. Воспользовавшись возможностью, открывшейся в связи с падением международного и интеллектуального авторитета церкви, светские правители теперь мечтали овладеть всеми сферами жизни в своих владениях, включая религию и церковь. Это был основной вопрос, который будет решаться в ходе Реформации; и триумф государства над церковью ознаменует собой окончание Средневековья. (В 1535 году Генрих VIII, в разгар своего восстания против церкви, приказал перевести и опубликовать «Защитные колодки» за государственный счет).
Марсилий, подобно Оккаму и Лютеру, предложив заменить власть церкви властью народа, был вынужден, как для общественного порядка, так и для собственной безопасности, заменить ее властью государства. Но он не стал возводить королей в ранг всемогущих людоедов. Он смотрел дальше триумфа государства и ждал того дня, когда народ сможет реально осуществлять суверенитет, которым его долго пытались наделить теоретики права. В церковной реформе он выступал за демократию: каждая христианская община должна выбирать своего представителя на церковных соборах, каждый приход должен выбирать своих священников, контролировать их, увольнять, если потребуется; и ни один член прихода не должен быть отлучен от церкви без его согласия. Марсилий применил аналогичные принципы к гражданскому управлению, но с нерешительными изменениями:
Мы заявляем, согласно истине и мнению Аристотеля, что законодателем — главной и надлежащей действенной причиной закона — должен быть народ, вся совокупность граждан или ее более весомая часть (valentiorem partem), повелевающая или решающая по своему выбору или воле, выраженной устно в общем собрании граждан….. Я говорю «весомая часть», принимая во внимание как количество людей, так и их качество в общине, для которой принимается закон. Весь корпус граждан, или его более весомая часть, либо принимает закон непосредственно, либо поручает эту обязанность кому-то одному или немногим; но последние не составляют и не могут составлять законодателя в строгом смысле этого слова; они действуют только в таких вопросах и на такие сроки, которые охватываются полномочиями основного законодателя….. Я называю гражданином того, кто участвует в гражданском сообществе либо с совещательной, либо с судебной властью, в соответствии со своим рангом. По этому определению мальчики, рабы, иностранцы и женщины отличаются от граждан….. Только в результате обсуждения и воли всего множества людей вырабатывается наилучший закон…. Большинство с большей готовностью, чем любая из его частей, может обнаружить недостатки в законе, предлагаемом к принятию, ибо целое тело обладает большей силой и достоинством, чем любая из его отдельных частей.80
Это замечательное заявление для своего времени (1324 год), и условия эпохи оправдывают его колебания. Даже Марсилий не стал бы выступать за равное избирательное право для всех взрослых в Европе, где едва ли один человек из десяти умел читать, общение было затруднено, а классовое деление застыло в цементе времени. Более того, он отвергал полную демократию, при которой политика и законодательство определялись бы подсчетом носов (egenorum multitudo — «множество нуждающихся»); и чтобы исправить эту «коррупцию республики», он хотел, чтобы отдельные люди обладали политической властью, соразмерной их ценности для общества — хотя он не говорил, как и кем это должно оцениваться. Он оставлял место для монархии, но добавлял, что «выборный правитель гораздо предпочтительнее правителей наследственных».81 Король должен быть делегатом и слугой общества, и если он серьезно провинится, оно может справедливо сместить его.82
Эти идеи имели средневековое и даже античное происхождение: римские юристы и философы-схоласты регулярно наделяли народ теоретическим суверенитетом; само папство было выборной монархией; папа называл себя servus servorum Dei- «слуга слуг Божьих»; Фома Аквинский был согласен с Иоанном Солсберийским в вопросе о праве народа свергнуть беззаконного короля. Но редко в христианстве эти идеи распространялись на столь явную формулировку представительного правления. Здесь, в четырнадцатом веке, в одном человеке были воплощены идеи и протестантской Реформации, и Французской революции.
