Когда некоторые епископы попытались заставить Лютера и его последователей замолчать, он издал гневный рев, который стал почти набатом революции. В памфлете «Против ложно называемого духовного ордена папы и епископов» (июль 1522 года) он назвал прелатов «самыми большими волками» из всех, и призвал всех добрых немцев изгнать их силой.

Лучше бы убили каждого епископа, выкорчевали все фонды и монастыри, чем погубили одну душу, не говоря уже о том, чтобы все души погибли из-за их никчемного пустословия и идолопоклонства. Что толку от тех, кто живет в похоти, питаясь чужим потом и трудом?… Если бы они приняли Слово Божье и стремились к жизни души, Бог был бы с ними….. Но если они не слушают Слова Божия, а бушуют и неистовствуют с запретами и сожжениями, убийствами и всяким злом, то чего же они заслуживают лучше, чем сильного восстания, которое сметет их с земли? И мы будем улыбаться, если это произойдет. Все, кто жертвует телом, имуществом и честью, чтобы власть епископов была уничтожена, — дорогие дети Божьи и истинные христиане.146

В это время он был почти так же критичен к государству, как и к Церкви. Уязвленный запретом на продажу или хранение его Нового Завета в регионах, находящихся под властью ортодоксальных правителей, осенью 1522 года он написал трактат «О светской власти: В какой мере ей следует подчиняться». Он начал достаточно дружелюбно, одобрив доктрину святого Павла о гражданском повиновении и божественном происхождении государства. Это, очевидно, противоречило его собственному учению о совершенной свободе христианского человека. Лютер объяснял, что хотя истинные христиане не нуждаются в законе и не будут применять закон или силу друг к другу, они должны подчиняться закону как хороший пример для большинства, которое не является истинными христианами, поскольку без закона греховная природа человека разорвала бы общество на части. Тем не менее власть государства должна заканчиваться там, где начинается царство духа. Кто эти князья, которые берут на себя право диктовать людям, что им читать или во что верить?

Вы должны знать, что от начала мира мудрый принц — редкая птица, а тем более благочестивый принц. Как правило, это самые большие глупцы или самые худшие рыцари на земле. Они — божьи тюремщики и палачи, и его божественный гнев нуждается в них, чтобы наказывать нечестивых и сохранять внешний мир….. Однако я бы со всей верностью посоветовал этим ослепленным людям прислушаться к короткому изречению из Псалма CVII: «Он презирает князей». Клянусь вам Богом, если по вашей вине этот небольшой текст окажется действенным против вас, вы проиграли, хотя каждый из вас будет могуч, как турок; и ваше фырканье и ярость ничем вам не помогут. Многое уже сбылось. Ведь…. простой человек учится думать, и… презрение к князьям набирает силу среди толпы и простого народа….. Люди не должны, люди не могут, люди не будут больше терпеть вашу тиранию и самонадеянность. Дорогие принцы и лорды, будьте мудры и ведите себя соответственно. Бог больше не будет терпеть вас. Мир уже не тот, что был, когда вы охотились и загоняли людей, как дичь.147

Баварский канцлер заявил, что это предательский призыв к революции. Герцог Георг осудил ее как скандальную и призвал курфюрста Фридриха пресечь публикацию. Фридрих отнесся к этому со свойственной ему невозмутимостью. Что бы сказали князья, прочитав письмо Лютера к Венцелю Линку (19 марта 1522 года)? «Мы торжествуем над папской тиранией, которая прежде сокрушала королей и князей; насколько же легче, в таком случае, нам не одолеть и не растоптать самих князей!» 148 Или если бы они увидели его определение Церкви? «Я верю, что на земле, мудрой, как мир, существует одна святая, общая христианская Церковь, которая есть не что иное, как сообщество святых….. Я верю, что в этой общине, или христианстве, все вещи общие, и блага каждого человека принадлежат другому, и ничто не является только собственностью человека.» 149

Это были случайные излияния, и их не следовало воспринимать слишком буквально. На самом деле Лютер был консерватором, даже реакционером, в политике и религии, в том смысле, что он хотел вернуться к ранним средневековым верованиям и устоям. Он считал себя реставратором, а не новатором. Он был бы доволен сохранением и увековечиванием того сельскохозяйственного общества, которое он знал в детстве, с некоторыми гуманными улучшениями. Он был согласен со средневековой церковью в осуждении процентов, лишь добавляя в своей веселой манере, что проценты — это изобретение сатаны. Он сожалел о росте внешней торговли, называя коммерцию «мерзким делом». 150 и презирал тех, кто живет тем, что покупает дешево и продает дорого. Он осуждал как «явных грабителей» монополистов, которые сговаривались о повышении цен; «власти поступили бы правильно, если бы отобрали у таких людей все, что у них есть, и изгнали их из страны».151 Он считал, что настало время «заткнуть рот фуггерам».152 И он зловеще завершил свое выступление во взрыве «О торговле и ростовщичестве» (1524):

Короли и князья должны были бы следить за этими вещами и запрещать их строгими законами, но я слышу, что они заинтересованы в них, и исполняется изречение Исайи: «Князья твои стали товарищами воров». Они вешают воров, укравших гульден или полгульдена, но торгуют с теми, кто грабит весь мир….. Крупные воры вешают мелких; и как сказал римский сенатор Катон: «Простые воры лежат в тюрьмах и в колодках; государственные воры разгуливают за границей в золоте и шелках». Но что, наконец, скажет на это Бог? Он поступит так, как сказано у Иезекииля: князей и купцов, одного вора с другим, Он переплавит вместе, как свинец и медь, как при горении города, так что не будет больше ни князей, ни купцов. Это время, боюсь, уже на пороге.153

Так и было.

Изголодавшиеся рыцари с нетерпением ждали возможности восстать против князей, прелатов и финансистов. В 1522 году Карл V был далеко в Испании, войска Зиккена бездействовали, богатые церковные земли были открыты для легкого захвата. Хуттен призывал к действию. Лютер призывал немецкий народ смести своих угнетателей с лица земли.

13 августа несколько рыцарей подписали в Ландау обязательство о совместных действиях. Сиккинген осадил Трир и забрасывал его письмами, приглашая жителей присоединиться к нему и свергнуть правящего архиепископа; жители хранили молчание. Архиепископ собрал войска, выступил в роли генерала и отбил пять штурмов. Зиккинген снял осаду и удалился в свой замок в Ландштуле. Архиепископ с помощью соседних князей взял замок штурмом; при его обороне Зиккинген был смертельно ранен; 6 мая 1523 года он сдался; 7 мая он умер. Рыцари подчинились князьям, распустили свои частные армии и с отчаянной жестокостью вцепились в крестьянские феодальные повинности, которые были их главной опорой.

Предвидя этот крах, Лютер слишком рано (19 декабря 1522 года) отделился от восстания. В остальном его звезда продолжала восходить. «Дело Лютера, — писал эрцгерцог Фердинанд своему брату-императору (1522), — так глубоко укоренилось во всей империи, что ни один человек из тысячи не свободен от него». 1 Монахи и священники стекались к новому алтарю брака. В Нюрнберге Лоренцкирхе и Себальдускирхе звучали «Слова Божьи» — так реформаторы обозначали веру, основанную исключительно на Библии. «Евангелические» проповедники свободно перемещались по северу Германии, захватывая старые кафедры и устанавливая новые; они обличали не только пап и епископов как «слуг Люцифера», но и светских владык как «беззаконных угнетателей». 2 Однако светские владыки сами обращались в христианство: Филипп Гессенский, Казимир Бранденбургский, Ульрих Вюртембергский, Эрнест Люнебергский, Иоанн Саксонский. Даже сестра императора Изабелла была лютеранкой.

Старый учитель Карла стал папой Адрианом VI (1521). На в Нюрнберг (1522) он направил требование об аресте Лютера и чистосердечное признание церковных ошибок: