Его авторитет среди потомков колебался вместе с престижем эпохи Возрождения. Почти все партии в горячке религиозной революции называли его обманщиком и трусом. Реформаторы обвиняли его в том, что он подвел их к краю пропасти, вдохновил на прыжок, а затем бросился наутек. На Тридентском соборе его заклеймили как нечестивого еретика, а его труды были запрещены для католических читателей. В 1758 году Хорас Уолпол назвал его «нищим паразитом, у которого хватило ума открыть истину, но не хватило смелости ее исповедовать».109 В конце XIX века, когда дым сражения рассеялся, один ученый и рассудительный протестантский историк скорбел о том, что эразмианская концепция реформы, «концепция ученого…., была вскоре прервана и отброшена более грубыми и радикальными методами. Однако можно усомниться в том, что медленный путь в конечном итоге не является самым верным, и можно ли заменить культуру каким-либо другим фактором человеческого прогресса. Реформация шестнадцатого века была делом рук Лютера; но если и грядет новая Реформация…., то она может быть основана только на принципах Эразма».110 А один католический историк добавляет почти рационалистическую оценку: «В интеллектуальном плане Эразм принадлежал к более позднему и более научному и рациональному веку. Работа, которую он начал и которая была прервана из-за проблем Реформации, была возобновлена в более приемлемое время учеными семнадцатого века».111 Лютер должен был быть; но когда его работа была закончена и страсти улеглись, люди снова попытались уловить дух Эразма и Ренессанса и возобновить в терпении и взаимной терпимости долгий, медленный труд просвещения.

Какое сочетание сил и обстоятельств позволило зарождающемуся протестантизму выжить в условиях враждебности папства и империи? Мистического благочестия, библейских исследований, религиозной реформы, интеллектуального развития, смелости Лютера было недостаточно; их можно было отвлечь или контролировать. Вероятно, решающими были экономические факторы: желание сохранить немецкие богатства в Германии, освободить Германию от папского или итальянского господства, передать церковную собственность в светское пользование, отразить посягательства империи на территориальную, судебную и финансовую власть немецких князей, городов и государств. Добавьте к этому определенные политические условия, обеспечившие протестантам успех. Османская империя, завоевав Константинополь и Египет, опасно расширялась на Балканах и в Африке, поглотив половину Венгрии, осаждая Вену и угрожая закрыть Средиземноморье для христианской торговли; Карлу V и эрцгерцогу Фердинанду требовались объединенные Германия и Австрия — как протестанты, так и католики, деньги и люди, чтобы противостоять этой мусульманской лавине. Император обычно был поглощен делами Испании, Фландрии или Италии, или находился в смертельном конфликте с Франциском I Французским; у него не было ни времени, ни средств на гражданскую войну в Германии. Он был согласен со своим пенсионером Эразмом в том, что церковь нуждается в реформе; он периодически враждовал с Климентом VII и Павлом III, вплоть до того, что позволил своей армии разграбить Рим; только когда император и папа были друзьями, они могли эффективно бороться с религиозной революцией.

Но к 1527 году лютеранская «ересь» стала ортодоксальной в половине Германии. Города нашли протестантизм выгодным; «они нисколько не заботятся о религии, — скорбит Меланхтон, — они хотят только получить власть в свои руки, чтобы освободиться от контроля епископов»;1 За небольшое изменение теологического одеяния они избежали епископских налогов и судов и могли присвоить себе приятные участки церковной собственности.2 Однако многими горожанами, похоже, двигало искреннее желание иметь более простую и искреннюю религию. В Магдебурге члены прихода Святого Ульриха собрались на церковном дворе и выбрали восемь человек, которые должны были выбрать проповедника и управлять делами церкви (1524); вскоре все церкви в городе проводили Вечерю Господню по лютеранскому обычаю. Аугсбург был настолько яростно протестантским, что когда Кампеджио прибыл туда в качестве папского легата, население окрестило его антихристом (1524). Большая часть Страсбурга приняла новую теологию Вольфганга Фабрициуса Капито (1523), а Мартин Буцер, сменивший его на этом посту, обратил в свою веру и Ульм. В Нюрнберге такие крупные предприниматели, как Лазарь Шпенглер и Иероним Баумгертнер, привлекли городской совет к лютеранскому вероучению (1526); Себальдускирхе и Лоренцкирхе соответствующим образом изменили свой ритуал, сохранив при этом католическое искусство. В Брунсвике широко распространялись труды Лютера, его гимны публично исполнялись, его версия Нового Завета изучалась так усердно, что когда священник неправильно цитировал ее, его поправляли прихожане; наконец, городской совет предписал всем священнослужителям проповедовать только то, что можно найти в Писании, крестить на немецком языке и служить таинство в обеих формах (1528). К 1530 году новая вера завоевала Гамбург, Бремен, Росток, Любек, Штральзунд, Данциг, Дерпт, Ригу, Ревель и почти все имперские города Швабии. Иконоборческие бунты вспыхнули в Аугсбурге, Гамбурге, Брауншвейге, Штральзунде. Вероятно, часть этого насилия была реакцией против церковного использования статуй и картин для прививания нелепых и прибыльных легенд.

Князья, с радостью принявшие римское право, которое делало светского правителя всесильным как делегата «суверенного народа», увидели в протестантизме религию, которая не только возвышала государство, но и подчинялась ему; теперь они могли быть как духовными, так и временными владыками, и все богатства Церкви могли принадлежать им для управления или наслаждения. Иоанн Стойкий, сменивший Фридриха Мудрого на посту курфюрста Саксонии (1525), определенно принял лютеранскую веру, чего никогда не делал Фридрих; а после смерти Иоанна (1532) его сын Иоанн Фридрих сохранил курфюршество Саксонии в твердом протестантском духе. Филипп Великодушный, ландграф Гессенский, заключил с Иоанном Готско-Торгаускую лигу (1526) для защиты и распространения лютеранства. За ним последовали и другие принцы: Эрнест Люнебургский, Отто и Франциск Брауншвейг-Люнебургские, Генрих Мекленбургский, Ульрих Вюртембергский. Альберт Прусский, великий магистр тевтонских рыцарей, следуя совету Лютера, отказался от монашеских обетов, женился, секуляризовал земли своего ордена и сделал себя герцогом Пруссии (1525). Лютеру казалось, что он силой своей личности и красноречия завоевал половину Германии.

Поскольку многие монахи и монахини покинули свои монастыри, а население не желало содержать оставшихся, лютеранские князья подавили все монастыри на своей территории, за исключением нескольких, чьи воспитанницы приняли протестантскую веру. Князья согласились разделить конфискованное имущество и доходы с дворянами, городами и некоторыми университетами, но это обещание выполнялось очень вяло. Лютер выступал против использования церковных богатств на любые цели, кроме религиозных или образовательных, и осуждал поспешный захват дворянами церковных зданий и земель. Скромная часть награбленного отдавалась на школы и помощь бедным, остальное оставалось у князей и дворян. «Прикрываясь Евангелием, — писал Меланхтон (1530), — князья стремились лишь к разграблению церквей». 3

К добру или ко злу, к духовным или материальным целям, великая трансформация продолжалась. Целые провинции — Восточная Фрисландия, Силезия, Шлезвиг, Гольштейн — почти единодушно перешли в протестантизм; ничто не могло бы лучше показать, насколько безжизненным стал там католицизм. Там, где священники уцелели, они продолжали поддерживать наложниц,4 и просили разрешения вступать в законный брак, как это делали лютеранские священники.5 Эрцгерцог Фердинанд докладывал папе, что среди светского духовенства католической церкви стремление к браку почти повсеместно, что из ста пасторов едва ли один не женат открыто или тайно; а католические князья умоляли папу, что отмена безбрачия стала моральной необходимостью.6 Один лояльный католик жаловался (1524 г.), что епископы, когда революция стоит у их порога, продолжают свои лукулловы праздники;7 А католический историк, говоря об Альбрехте, архиепископе Майнцском, описывает «роскошно обставленные апартаменты, которые этот нечестивый князь Церкви использовал для тайных сношений со своей любовницей» 8. 8 «Все, — говорит тот же историк, — стали настолько враждебны к священникам, что над ними насмехались и досаждали, куда бы они ни шли». 9 «Люди повсюду, — писал Эразм (31 января 1530 года), — выступают за новые доктрины». 10 Однако так было только в северной Германии; и даже там герцог Георг Саксонский и курфюрст Иоахим Бранденбургский были решительными католиками. Южная и западная Германия, бывшая частью древней Римской империи и получившая некоторую латинскую культуру, в большинстве своем оставалась лояльной к Церкви; гемютливый Юг предпочитал яркие краски и сексуальную снисходительность католицизма предестинационному стоицизму Севера. Могущественные курфюрсты-архиепископы Майнца, Трира и (до 1543 года) Кельна сохранили свои регионы преимущественно католическими, а папа Адриан VI спас Баварию, предоставив ее герцогам для светских нужд пятую часть церковных доходов в их государстве. Аналогичное пожалование церковных доходов умиротворило Фердинанда в Австрии.