Недовольство немцев не утихло после этой победы папы. После того как в юбилей 1500 года из Германии в Рим была отправлена большая сумма денег, диета в Аугсбурге потребовала, чтобы часть денег была возвращена в Германию.102 Император Максимилиан ворчал, что папа получает из Германии в сто раз больше доходов, чем он сам может собрать. В 1510 году, находясь в состоянии войны с папой Юлием II, он поручил гуманисту Вимфелингу составить список претензий Германии к папству; некоторое время он думал предложить отделение немецкой церкви от Рима, но Вимфелинг отговорил его на том основании, что он не может рассчитывать на постоянную поддержку со стороны князей. Тем не менее все экономические события этой эпохи подготовили Лютера. Основное разнообразие материальных интересов в конце концов противопоставило немецкую Реформацию, требовавшую прекратить приток немецких денег в Италию, итальянскому Ренессансу, финансировавшему поэзию и искусство за счет трансальпийского золота.

В народе антиклерикализм шел рука об руку с набожностью. «Революционный дух ненависти к церкви и духовенству, — пишет честный пастор, — овладел массами в разных частях Германии….. Крик «Смерть священникам!», который долгое время произносился тайным шепотом, теперь стал лозунгом дня».103 Народная вражда была настолько острой, что инквизиция, поднимавшаяся в то время в Испании, едва осмеливалась осуждать кого-либо в Германии. Яростные памфлеты обрушивались с нападками не столько на немецкую церковь, сколько на Римский престол. Некоторые монахи и священники присоединялись к нападкам и возбуждали свои общины против роскоши высшего духовенства. Паломники, возвращавшиеся с юбилея 1500 года, привозили в Германию пышные и часто преувеличенные истории о безнравственных папах, папских отравлениях, кардинальских рострах, а также о всеобщем язычестве и продажности. Многие немцы поклялись, что, как их предки сокрушили власть Рима в 476 году, они или их дети снова сокрушат эту тиранию; другие вспомнили об унижении императора Генриха IV папой Григорием VII в Каноссе и решили, что пришло время для мести. В 1521 году папский нунций Алеандр, предупреждая Льва X о готовящемся восстании против Церкви, сказал, что пятью годами ранее он слышал от многих немцев, что они только и ждут, когда «какой-нибудь дурак» откроет рот против Рима.104

Тысяча факторов и влияний — церковных, интеллектуальных, эмоциональных, экономических, политических, моральных — после столетий обструкции и подавления сходились в вихре, который должен был повергнуть Европу в величайшее потрясение со времен завоевания Рима варварами. Ослабление папства в результате Авиньонского изгнания и папского раскола; разрушение монашеской дисциплины и безбрачия; роскошь прелатов, коррупция курии, мирская деятельность пап; нравы Александра VI, войны Юлия II, беспечное веселье Льва X; торговля реликвиями и индульгенциями; триумф ислама над христианством в крестовых походах и турецких войнах; распространение знакомства с нехристианскими верованиями; приток арабской науки и философии; крах схоластики в иррационализме Скота и скептицизме Оккама; неудача концилиарного движения в проведении реформ; открытие языческой древности и Америки; изобретение книгопечатания; распространение грамотности и образования; перевод и чтение Библии; вновь осознанный контраст между бедностью и простотой апостолов и церемониальной пышностью церкви; растущее богатство и экономическая независимость Германии и Англии; рост среднего класса, возмущенного церковными ограничениями и претензиями; протесты против притока денег в Рим; секуляризация закона и правительства; усиление национализма и укрепление монархий; националистическое влияние простонародных языков и литератур; брожение наследия вальденсов, Виклифа и Гуса; мистический запрос на менее ритуальную, более личную, внутреннюю и непосредственную религию: все это теперь объединялось в поток сил, которые должны были взломать кору средневековых обычаев, ослабить все нормы и узы, раздробить Европу на нации и секты, смести все больше и больше опор и удобств традиционных верований и, возможно, ознаменовать начало конца для господства христианства в умственной жизни европейского человека.

15 марта 1517 года папа Лев X провозгласил самую знаменитую из всех индульгенций. Жаль, но справедливо, что Реформация разразилась во время понтификата, который собрал в Риме столько плодов и столько духа Ренессанса. Лев, сын Лоренцо Великолепного, был теперь главой семьи Медичи, которая питала Ренессанс во Флоренции; он был ученым, поэтом и джентльменом, добрым и щедрым, влюбленным в классическую литературу и тонкое искусство. Его нравы были хороши в безнравственной среде; его натура была склонна к веселью, приятному и законному, что послужило примером счастья для города, который за столетие до этого был нищим и заброшенным. Все его недостатки были поверхностными, за исключением его поверхностности. Он слишком мало различал благо своей семьи и церкви и тратил средства папства на сомнительных поэтов и войны. Он был обычно терпим, наслаждался сатирой, направленной против церковников в «Похвале глупости» Эразма, и с некоторыми огрехами придерживался неписаного соглашения, по которому церковь Ренессанса предоставляла значительную свободу философам, поэтам и ученым, которые обращались — обычно на латыни — к образованному меньшинству, но оставляли непоколебимой веру народных масс.

Сын банкира, Лев привык легко тратить деньги, причем в основном на других. Он унаследовал от Юлия II полную папскую казну и опустошил ее перед смертью. Возможно, ему не очень нравилась массивная базилика, которую планировал и начал строить Юлий, но старый собор Святого Петра не подлежал ремонту, в новый были вложены огромные средства, и было бы позором для Церкви допустить прекращение этого величественного предприятия. Возможно, с некоторой неохотой он предложил индульгенцию 1517 года всем, кто внесет свой вклад в завершение строительства великой святыни. Правители Англии, Германии, Франции и Испании протестовали против того, что их страны лишаются богатства, их национальная экономика нарушается из-за постоянных кампаний по привлечению денег в Рим. Там, где короли были могущественны, Лев был внимателен: он согласился, чтобы Генрих VIII оставил четвертую часть доходов в Англии; он предоставил заем в 175 000 дукатов королю Карлу I (впоследствии императору Карлу V) под ожидаемые сборы в Испании; Франциск I должен был оставить себе часть суммы, собранной во Франции. Германия получила менее благосклонное отношение, поскольку не имела сильной монархии, чтобы торговаться с Папой; однако императору Максимилиану было выделено скромные 3000 флоринов из поступлений, а Фуггеры должны были взять из сборов 20 000 флоринов, которые они одолжили Альбрехту Бранденбургскому, чтобы заплатить Папе за его утверждение в должности архиепископа Майнца. К несчастью, этот город за десять лет (1504–14) потерял трех архиепископов и дважды выплачивал большие суммы за конфирмацию; чтобы избавить его от необходимости платить в третий раз, Альбрехт взял в долг. Теперь Лев решил, что молодой прелат должен руководить распределением индульгенций в Магдебурге и Хальберштадте, а также в Майнце. Агент Фуггеров сопровождал каждого проповедника Альбрехта, проверял расходы и квитанции, а также хранил один из ключей от ящика, в котором хранились средства.1

Главным агентом Альбрехта был Иоганн Тетцель, монах-доминиканец, который приобрел мастерство и репутацию специалиста по сбору денег. С 1500 года его основным занятием стало распоряжение индульгенциями. Обычно в этих миссиях ему помогало местное духовенство: когда он въезжал в город, процессия священников, магистратов и благочестивых мирян встречала его со знаменами, свечами и песнями и несла на бархатной или золотой подушке буллу индульгенции, а церковные колокола звонили и играли органы.2 Опираясь на эту подушку, Тецель в впечатляющей формуле предложил пленарную индульгенцию тем, кто покаянно признается в своих грехах и внесет посильную лепту в строительство нового собора Святого Петра: