— So, let the bloody show begin!
Звякнул о пол тяжёлый засов. И два раз громыхнула распахнутая дверь — сначала от моего пинка, а потом от удара о лоб одного из зубастых жор, который тёрся прямо за ней:
— Мы хотим помо… Гак! — Отлетев в слякоть, тварь тут же снова раскрыла свою вонючую пасть обратно. — Помо…
Но, как только заревели первые гитарные аккорды, тощий урод тут же заткнулся и, начав торопливо отползать прочь от чёрного хода, сразу позабыл о своём притворном альтруизме.
Рикардо опять выдавал резкие перепады от низких нот к высоким и обратно, то басовито жужжа каким-нибудь дворовым ля-минором у самой головы грифа, то стреляя коротким скоростным соло по узким ладам рядом с декой. Выходило агрессивно, но, в то же время, достаточно мелодично. И опять морским жорам явно не нравилась эта мелодия — каждый такой перепад бил по ним словно разряд тока. Спотыкаясь и припадая на слабеющих ногах, бледные твари дружно потянулись прочь от юного виртуоза обратно в сторону залива — точно так же, как и вчера.
Хотя некоторые уродцы при этом всё равно продолжали призывать нас к спокойствию:
— Не бойте… Кхэ-э-э! — После особенно сочного арпеджиато одного из морских жор вырвало зеленоватым дерьмом прямо на ходу. Споткнувшись, тварь опустилась на четвереньки и успела блевануть ещё разок, прежде чем я наступил ей на шею, вдавив зубастую морду в её собственную блевотину.
— Теперь прячьтесь!
Подростки послушно шагнули мне за спину в тот момент, когда я поднял перед собой импровизированный щит. И зашагал прямо на растерянных гопников, всё ещё толкущихся у границы леса и пустыря.
Пока по нам не стреляли, можно было спокойно идти в полный рост. Неотрывно глядя на противников, я чуть отставил руку с ножом в сторону — так, чтобы щербатый клинок было хорошо видно вместе с ещё стекающей с него вязкой дрянью. И, вспомнив о том, как сейчас выглядит моя заляпанная кровью одежда, я снова не смог сдержать улыбку…
— Зырь! Вон они!!!
— Тёлка живая!
— А я, смысь, чё вам базарил!
Но мимолётная радость быстро сошла на нет, когда, кроме золотисто-каштановой головы Беллы, пацаны достаточно хорошо разглядели и меня тоже:
— Еба-а-а…
— Тоже живой… Я ж говорил! Это точно он!
— Хуярь! — Знакомый долговязый силуэт метался среди задних рядов малолетнего воинства, пытаясь поднять их боевой дух. — Хуярь, блядь!!! Хули вылупились⁈
Пригнувшись, я шагнул чуть в сторону — за одного из обычных доходяг, которые слонялись по пустырю между нами и дикарями. Хотя сквозь отверстия в своём щите, заметил, что уже далеко не все стрелки готовы пускать в ход рогатки — даже несмотря на подзатыльники и пинки от своего старшего товарища.
Но жидкий залп всё же ударил по окружающим нас жорам. И несколько глиняных шариков бодро стукнули в щит. Нет… Для полноценного панического эффекта ещё чего-то не хватает…
— Ща! — После выкрика Рикардо, за моей спиной снова щёлкнул один из его рычажков, свистнули подзвученные электричеством струны и гитарный рёв снова огласил всю округу.
Эти тяжёлые басовые аккорды я не узнавал. Но их возрастающая лесенка идеально ложилась на мою неторопливую походку:
— Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум… — Набирая высоту, ритмичный рисунок угрюмой мелодии резко падал обратно на нижние лады, в точности повторяясь заново. — Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум…
Самодельные снаряды всё реже стучали в поднятый щит. Парочка шариков даже сумела больно укусить меня за просунутые в дырки пальцы. Однако, остатки юного воинства продолжали растерянно пятиться от подступающей к ним угрозы.
— Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум…
— Да ну нахуй! — Восстановленная за ночь решительность покинула ещё одного оборванца. Торопливо оглянувшись на соратников, гопник развернулся и быстренько почесал прочь, неловко скача между корнями сосен.
— Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум…
Залпы стали совсем редки. И ещё несколько человек решили, что быть крутыми бандитами им больше не нравится. Чуть поднажать — и побегут все остальные…
— Да хули вы обоссались, суки!!! — Выхватив обожжённый кол у ближайшего подручного, длинный Смысь бесцеремонно отпихнул щуплого пацана в сторону. И мотнул головой нескольким парням покрепче, толкавшимся со своими палками возле него. — За мной, блядь!!!
Нет. Похоже, дело всё-таки дошло до триариев…
Если оружие у врага длиннее, а бежать некуда — рви дистанцию. Мои ноги, очевидно, помнили это правило без лишних приказов от центральной нервной системы. Рванув с места, я успел отбить щитом один несмелый выпад, увернуться от второго и, отбросив свою защиту, схватить третий кол за один из небрежно обрубленных сучков. А рефлекторное обратное движение его владельца помогло мне влететь в самую гущу последнего оплота дикарского воинства.
Взмах ножа — и несчастный ублюдок заработал себя новый кривой шрам через всю морду. Это если доживёт до исцеления, конечно…
Поворот, свист деревянного шеста — и двойной импульс, приложенный к тупой стороне самодельной пики, настигает бритый затылок попятившегося от меня гопника. Охнув, парень опрокинулся лицом в слякоть.
Обратное движение — и обгоревший острый конец палки вошёл третьему куда-то в район левой почки — аккурат между замызганной олимпийкой и модными, но убитыми джинсами. Но мои руки, видимо, были не вполне уверены в летальности такого удара. И пока я отпрыгивал через кряхтящего от боли пацана прочь, по пути укололи его ножом ещё и в правую почку.
Ни я, ни, похоже, сам Смысь не успели заметить, как вдруг остались рядом с оградой пустыря совсем одни. Здесь, конечно, всё ещё были редкие жоры и остатки оборванного воинства. Но первые, как обычно, смотрели мимо меня. А вторые были полностью поглощены поспешным отступлением, сопровождавшимся глухими причитаниями и скулежом.
Поэтому судорожный выдох долговязого гопника как нельзя лучше прокомментировал сложившуюся ситуацию:
— Пиз-дец…
Вошедший прямо в солнечное сплетение кол вжал растерянного ублюдка в погнутую рабицу.
— Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум…
Я воткнул тупой конец оружия в землю. И потянул на себя, глухо рыча от напряжения. По мере подъёма тело кряхтящего людоеда начало съезжать по пике вниз, не смотря на то, что тот рефлекторно схватился за деревяшку. Но упёрлось в один из сучков.
Судорожно тряхнувшись на колу ещё раз, Смысь блеванул кровью прямо мне под ноги.
— Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум…
Медленно принимая вертикальное положение, кол, в то же время, уходил вниз под весом трепыхающегося на нём пацана. Мне даже почти не пришлось давить самому, чтобы длинная жердь утонула в грязи настолько, чтобы остаться стоять без поддержки.
Сверху багровая клякса попала мне уже прямо на лицо. Ничего, так даже лучше.
— Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум…
Пока я не торопясь оглядывался, чувствуя, как кровь моей жертвы стекает по лицу, Смысь почти перестал дёргаться. Самое время немного отойти. Память услужливо подсказывала, что примерно в такой момент у тела расслабляются все мышцы. В том числе и сфинктеры.
Я сделал шаг в сторону. И, поймав испуганный взгляд одного из бегущих прочь пацанов, показал на него ножом в паузе между аккордами:
— Ты…
— Чжун-н-н-ду-дум-ду-дум-ду-дум-ду-ду-у-у-ум…
Пацан замедлился и обернулся ещё раз. И ещё у нескольких подростков любопытство ненадолго одолело страх.
Рикардо перестал играть. И сейчас тишину нарушал только шелест далёкого прибоя, затихающий скулёж убегающих, да последний выдох Смыся.
А я, глядя в испуганные глаза метрах в десяти от меня, вдруг ощутил самый настоящий приступ дежавю. Но не события были мне знакомы. А вот это чувство внутри самого меня. Огонь, который медленно, но верно разгорался где-то рядом с сердцем при виде вот этого перепуганного взгляда. При виде человека, который вдруг понял, что смертен. Не в теории, а вот прямо здесь и сейчас. И откупиться от меня не получится… И никакие мольбы не помогут… Да, приятель, дерьмо случается… Но для тебя — не сегодня.
