— Да... Туда и правда народ не суётся. Это не депо, конечно... Но слухи тоже жутенькие ходят... И где ты там прописался?
— В самом центре была небольшая конторка с ритуальными услугами. Через дорогу от туалетов.
— Удобно! — Она снова выпятила губу и покивала. — А то да, с туалетами нынче напряжёнка... И чё? Неужели там никто не беспокоит?
— Одиночки боятся. Особенно после того, как я припугнул парочку... И, наверное, стал источником этих слухов, о которых ты говоришь. А шмелям там ловить нечего. Слишком близко от Отрады, давно уже всё подмели. Ещё до того, как я там прописался.
— Толково, чё...
Засыпанные прелой листвой старые могилы встречали нас торжественным молчанием. Ветер стих и даже птицы не особо старались, разомлев на жарком солнце, поднимающемся к полудню.
— Жарковато... — Кира расстегнула олимпийку, открыв чёрную футболку с дерзким принтом в виде какой-то жуткой японской маски. — Ну хоть в июле лето началось. А то весь май и июнь холодрыга... Реально, в феврале иногда ночи теплее были, чем этим летом.
— Заходи. — Незаметно дёрнув за её спиной за секретную верёвку, скрытую в зарослях дикого винограда, я открыл щеколду.
— У-у-у-у... Да у тебя тут как в избушке бабы-яги! — Войдя в тёмное помещение, девчонка первым делом обратила внимание на пучки трав, развешанных по стенам и под потолком. — Запах-то какой...
— Это от авитаминоза. И вместо лекарств. Иначе на одних консервах и печеньках долго не проживёшь. — Я снял рюкзак с арбалетом и вытащил пистолет на верстак, собираясь его разобрать и почистить. — Аптеки-то в городе уже давно полупустые. Весной заболевшие всё подряд жрали в надежде вылечиться.
— Ага... Пока печень не отказывала. — Кира покосилась на оружие и нерешительно шагнула вглубь помещения. — Вот мы с Ромкой и тогда тоже в город лишний раз не совались. Повсюду эти несчастные доходяги валялись со своей холерой или поносом. Некоторые даже уже штаны перестали снимать... Фу... Как вспомню... Куда можно сесть?
— Вот. — Я указал на старое кресло и начал выкладывать на стол перед ним свои припасы. — Вода там на крыше в баках, если нужно. Лестница сзади. Туалет знаешь где.
— С родника воду таскаешь? — Девчонка присела на подлокотник, всё ещё зачарованно разглядывая ароматные веники.
— Для душа с реки, она ближе и давно стала гораздо чище. Плюс дождевая. Для питья родник. И росу собираю.
— У тебя душ есть??? — Она распахнула и без того широкие глаза. — Я думала может просто умывальник какой...
— Бак на крыше нагревается от солнца. Сейчас, кстати самое время, если хочешь. Вон за той дверью. Уже тёплый должен быть.
— Э-э-э-э-э!!! — Издав странный звук, набиравший высоту и громкость ближе к концу, Кира распахнула указанную дверь и действительно обнаружила небольшое помещение, которое я отвёл под душевую.
Обернувшись, она опять издала этот возглас, означавший, видимо, смесь недоверия, восторга и удивления:
— Э-э-э-э-э!!!
Я протянул ей чистое полотенце:
— Давай быстрее. И много не лей, я тоже хочу. Шампунь там на полке травяной, можно использовать. Жоры на него не реагируют, я проверял.
— Э-э-э-э-э!!! — В очередной раз лишившись дара речи, девчонка метнулась к своему рюкзаку, вытащила какой-то свёрток и захлопнула за собой дверь душа. Вскоре зашумела вода и из-за двери снова раздалось приглушённое «Э-э-э-э-э!!!»
Минут через десять, за которые я успел сделать бутерброды из крекеров и тушёнки, а также вскипятить сухим горючим пару кружек с чаем из трав и шиповника, Кира вышла из душа с полотенцем на голове и расслабленно растеклась в кресле.
— Шутни-и-и-к... — Она блаженно прикрыла глаза. — Прости меня за всю херню, Шутник... Ты, мать его, самый лучший старпёр на планете...
— Никогда спеши с выводами. Ещё с утра так бы и было. Но сама слышала... Хотя я не говорю, что ты ошибаешься. Приступай к обеду. Я сейчас.
— Э-э-э-э-э... — На этот раз возглас, полный блаженства и покоя, наоборот понижался и затихал к концу.
Приняв душ, я сменил одежду и натянул чистую маску. И, присоединившись к трапезе, заметил у девчонки в руках найденную книгу:
— Не читала раньше?
— Не-а. Я фантастику не люблю. Жизнь — и так сплошная страшная сказка. Зачем ещё другие истории выдумывать... — Тем не менее, она продолжила листать книжку, рассматривая картинки.
— Ну про бабу-ягу-то ты в курсе. Значит читала сказки. Они помогают отдохнуть и отвлечься.
— Да кто ж про неё не знает... — Она пожала плечами. — А тут про что? Какие-то школьники вон бегают...
— Про будущее. Про путешествия во времени.
— Детская книжка-то... Зачем она тебе? Неужели от чего-то вообще отвлекает?
Я поспешил сменить тему:
— Интересно, а как же ты раньше отдыхала и развлекалась?
— На байке каталась! — Она закрыла и отодвинула книжку, откусив очередной бутерброд.
— В смысле на велосипеде?
— В шмышле на байке! Ма’енькый тырчшык, конешно. — Кира спешно прожевала и проглотила кусок. — На большом только с восемнадцати же можно. Но я всё равно умела. Отец меня ещё в школе научил. Сначала на скутере, а потом я его чоппер тоже освоила, как до руля смогла дотянуться.
— Обычно родители против, когда дети такими рискованными хобби увлекаются...
— А он ко мне никогда не относился, как к ребёнку. Всегда на равных общался. А вот мать — та да. Всё время на него за это ругалась. И вообще... Всегда легко повод находила. Он, наверное, поэтому и ушёл. Надоело, что его ни в грош не ставят. Я бы уехала с ним в Питер... Но тут у меня уже Ромка был... Отец сам сказал, что так нельзя, если он мне правда нравится.
Что ж. Это многое объясняет.
— Он сам по себе катался или в клубе?
— В клубе. Ромка тоже оттуда как раз был. Папка его со мной и познакомил. Вот говорит, серьёзный малый. И достаточно сильный, чтобы тебя терпеть... — Воспоминания об отце и лучшем друге нагнали на неё тоску, и девчонка понуро уткнулась носом в свою кружку.
Пора снова сменить тему.
— Вообще, конечно, феномен детства появился не так давно. Когда все вокруг ребёнка на цырлах ходят. Всего лишь в середине прошлого века, примерно. До этого почти все относились к детям точно также как к обычным людям. Просто маленького роста. И как только сможешь мотыгу держать или прут для скота — шагом марш на работу. В поле или вообще... В Викторианской Англии с 10 лет можно было в шахте работать. А если вдруг тебе повезло и ты родился в семье аристократа — то бегом на войну. Лет с четырнадцати. А то и раньше. Генрих Пятый получил стрелу в лицо в шестнадцать.
— Хе... То есть всё время прямо как сейчас жили. — Отхлебнув чай, девчонка зажмурилась. — Вкусный... Так и чего он, помер что ли, этот твой Генрих?
— Нет, вылечили. Раздвинули череп специальными тисочками и вытащили наконечник. Потому что древко он сразу сам выдернул, машинально.
— Бр-р-р... — Она покосилась на арбалет и болты в кассете. На зазубренных наконечниках ещё оставалась запёкшаяся кровь.
— Вот тебе и "б-р-р". И это ещё безо всякого наркоза. А умер он потом только через двадцать лет. Предположительно от дизентерии. Хотя всю жизнь воевал. — Закончив с обедом, я пересел за верстак и приступил к чистке оружия. Как я и ожидал, пистолет в последний раз знал эту процедуру весьма давно.
— Хе... Да... Многие из тех, кто в Зимней Войне выжил, потом ходили все из себя такие крутые... Хоть и без патронов... — Кира с интересом стала наблюдать за моей работой. — Пока половина насмерть не обдристалась.
Понаблюдав ещё немного, она наклонила голову на бок, перевела взгляд на меня и пристально смотрела, пока я не обернулся:
— Что?
— Знаешь, Шутник... Мне кажется я поняла, кем ты был раньше...
— И кем же?
— Скорее всего, учителем в школе. По истории. Или тренером каким-нибудь в детской секции... — Девчонка опять покосилась на арбалет. — Или и тем и другим сразу. Поэтому ты меня всё время воспитывать пытаешься. И всякие словечки заумные то и дело используешь.
