— У тебя отец тоже военный был?

Альфа-один коротко оглянулась. Как мне показалось — с недовольным лицом. Хотя строгость почти всегда сквозила в её взгляде. И всё же она тихо ответила:

— Нет... Не знаю. Бросил мать ещё до моего рождения.

Это многое объясняет... Но делиться этим выводом с ней я не стал.

Полюбовавшись разливом ещё минут десять, мы снова отчалили и подняли парус. На этот раз движение немного ускорилось. Глубина разлива позволяла идти недалеко от берега — там, где течение было слабее. И ветер теперь дул преимущественно в корму — больше не нужно было то и дело скакать с борта на борт, перекидывая гик паруса то влево, то вправо. Оставшиеся двадцать с лишним километров водного пути мы преодолели к пяти часам вечера.

Высадившись в небольшом прибрежном лесочке, чуть севернее Березняков, мы укрыли лодки в полузатопленной чаще. И выдвинулись на разведку вместе с миниатюрной Дельтой-пятнадцать — той самой амазонкой, что была родом из этих мест. Альфа и остальные две девчонки остались караулить лодки.

Двигаясь вдоль берега, мы постоянно косились на крыши редких домов, то тут, то там выглядывающих над прибрежным откосом метрах в двухстах от нас. Но признаков жизни заметно не было. Ни дыма, ни лая собак, ни мычания скотины или куриного кудахтания. Не было каких-либо шумов, которые мог издать человек — стук калиток или топоров, жужжание пил, голоса... Даже жор не было слышно или видно. Только беззаботный щебет полевых птиц и угуканье степных горлиц. Да жужжание первой мошкары, очнувшейся от зимней спячки.

Такие мелкие деревушки обычно быстро опустошались. И если рядом не было большой фермы или элеватора, то сельские пацаны тут же перемещались в соседние поселения — в поисках погребов и выжившей на подножном корму беспризорной скотины. И я тоже. Но в другую сторону.

— Ой, какой красавчик... — Прошептала Алина и показала в сторону небольшой ярко-рыжей птицы с чёрно-белыми полосатыми крыльями и длинным, слегка загнутым клювом. — Смотри! Вон, побежал, побежал!

Спешно улепётывая от нас по пляжику, птица остановилась на почтительном расстоянии, оглянулась и распустила высокий рыжий хохолок.

— Вот это да... — Совершенно очарованно уставилась на него девочка. — Я и не знала, что у нас такие живут!

— Это удод. — С авторитетным видом пояснила Дельта, поправив выбившиеся из-под каски волосы. — Тут их много летом.

— Удод... А чего он, не летает что ли? — Осторожно шагнув к птице, Алина снова спровоцировала её на небольшую пробежку. — Чего это он всё бегает?

— Это он прикидывается. Хочет, чтобы мы за ним погнались. От гнезда отвлекает. Где-то оно у него тут рядом, на земле... Они сейчас как раз гнездятся в это время. — Поправив автомат, висевший на плече, подкованная в знании местной фауны амазонка заозиралась.

— Кажется, я нашёл...

— Правда? Где? Ой...

Зацепившись расстёгнутым пуховиком за кустарник, на берегу, ногами в воде, лежал опухший бледно-синий труп. Лицо и голова скрылись под налипшими водорослями и прибрежной тиной. Одна из сторон куртки порвалась, вывалив наружу кусок синтетической ваты, посреди которого птица уложила несколько тростинок и отложила пяток мелких полупрозрачных яиц.

— Изрядный пример круговорота жизни... — Сняв автомат, я оглянулся и шагнул ближе, присмотревшись к деталям. А птица издала беспокойное верещание. — Да не боись, не трону я твоих детишек...

Амазонка тут же тоже взяла оружие наизготовку и присела на одно колено, прикрывая мне спину.

Пацан. Лет пятнадцать, может больше... Оружия не видно. Штаны, обувь — вполне обычные. Поверх левого рукава куртки была привязана ярко-красная лента, на которой жёлтой краской через трафарет были выведены полустёршиеся буквы «КККМ».

— Это не жора? Утонул, наверное, да... — Алина тихонько шагнула ближе и присмотрелась к телу из-за моей спины.

— Нет, не жора. И вряд ли он сам в воду полез... Даже обувь не снял. — Отодвинув дулом автомата тину с головы трупа, я понял причину смерти. — Горло вскрыли. И не хило так отдубасили перед этим...

— Он с пивзавода... — Дельта, убедившись, что мы по-прежнему на берегу одни, тоже подошла поближе. И указала дулом на повязку.

— И что это значит?

— Красная Коммуна имени Карла Маркса. Они так себя называют.

— О как... Тогда у меня плохое предчувствие... Пойдёмте скорей на гору, осмотримся.

— А может... А может это его свои наказали за что-то? — Поспешив за мной, Алина высказала робкое предположение.

— Нет, тогда бы повязку сначала забрали. — Замыкающая наш отряд Дельта снова поделилась знанием местных обычаев.

Минут через пять мы полностью минули деревушку и взобрались на прибрежный утёс. Шагая вдоль обрыва, белеющего выходами известняковой породы, мы вскоре смогли разглядеть пёстрые домики городка на левом берегу — за двумя километрами водной глади. Лодок или какого-либо движения на берегу заметно не было.

— Вон гора, оттуда сверху больше увидим.

Основательно запыхавшись, мы торопливо обошли ближайший овраг и забрались на самый высокий утёс. Устроившись на краю, я достал бинокль.

— В какой стороне пивзавод? А... Похоже уже сам нашёл... Вон там слева, да? Где дымок...

— Да... — Дельта, присев рядом, прищурилась, разглядывая северную часть города, располагавшуюся сейчас немного слева от нас.

— Тогда у нас для Альфы и хорошая и плохая новость одновременно. Договариваться насчёт оборудования форпоста, похоже, тут больше ни с кем не надо.

— Что там? — Алина подсела с другой стороны.

— Вот глянь. — Я передал ей бинокль. — Во-о-он туда. Пожарище видишь?

— Ага...

— Там посреди него ряд вертикальных резервуаров. Раньше это было пивзаводом.

— Ох... Да там же всё черным-черно... Ой, вроде движение вижу!

— Это жоры. Сбежались на запах и сгоревших обгладывают. Опоздали мы. Судя по тому трупу — примерно на день. Нет больше Коммуны. И по городу тоже посмотри — дым то там, то тут. Не от костров. От пожаров. Всё разорили, твари. Тех, кто как Дельта, сам по себе тут жил. И дальше пошли.

— На север? — Алина вспомнила вчерашнюю вечернюю беседу. — Это остатки «орды»?

— Больше некому. До сих пор кто-то у них там командует, даже без неистового бородача. И они точно не пойдут обратно на юг. А на востоке уже, наверное, всё выжрали, раз мы о них так долго не слышали.

— Можно? — Дельта потянулась за биноклем.

— Ага... — Алина передала ей прибор и вздохнула. — Ужас... Вот так живёшь-живёшь... Что-то стараешься наладить... И тут...

— У каждого своя стратегия выживания. И своя правда. Но это не значит, что мы смиримся с их вариантом. Идём обратно.

— А что там дальше на том берегу если идти на север? — Поднимаясь, Алина отряхнулась и поправила свою каску.

— Около дюжины деревушек разного масштаба, очень близко друг к дружке. И потом Балаково. Плотина.

— Подождите... — Дельта, похоже, что-то заметила внизу под утёсом и перешла на шёпот. — Там в кустах человек лежит!

— Жора? Или ещё утопленник?

— Нет... Рядом с ним угли от костра. Грелся... Может ещё живой?

— Прикрой нас отсюда. Мы пойдём спустимся.

— Есть. — Амазонка отдала бинокль и залегла на краю обрыва с автоматом наготове.

Вернувшись к оврагу, мы сошли по его склонам к берегу и вернулись обратно по низу, под белыми известняковыми скалами.

Приглядевшись к парню, который съёжился у потухшего костра, сунув руки в карманы и прислонившись боком к скале, я сначала подумал, что мы всё же ошиблись. И это очередной труп. Всё лицо пацана, видневшееся из-под капюшона демисезонной куртки, опухло и было залито густыми синими гематомами. Но, подойдя ближе, заметил, что он мерно дышит. Спит. Или в отключке. На левом рукаве виднелась знакомая красная повязка. Всё пространство внутри небольших карманов занимали его сжатые кулаки. Очертаний ствола заметно не было. И рядом с ним тоже не лежало ничего опаснее палок и камней.

— Эй, марксист... Живой?