Обойдя квартал и добравшись до двери с кодовым замком, мы изрядно удивили спешащего к нам на встречу доцента.

— Всё получилось? — Он встретил нас радостной улыбкой, сменившейся удивлённым падением челюсти, как только делегация студентов стала видна за моей спиной. — Эм… Здравствуйте, ребята…

— Здрасте, Вячеслав Викторович… — Нестройный хор ответил смущаясь, совсем как когда-то на первых лекциях. Всё внимание детей тут же приковала к себе фантастическая оранжерея.

— Вот, Слава, принимай практикантов. — Я снял с себя оружие и устало опустился на пол под душистыми грядками петрушки. — И доставай аптечку. А то меня малость потрепали. А у тебя, кстати, есть компьютер?

Уже через несколько минут в присутствии своего бывшего преподавателя, дети потеряли остатки робости. А доцент проявил недюжинные организаторские способности, быстро устроив из робкой кучки настоящий трудовой коллектив. Кто-то занялся приготовлением салата, кто-то — устройством спальных мест. Самые смелые парни вызвались добровольцами и пошли вместе с Алиной за водой к роднику.

Сам же учёный, выдав мне аптечку, немедленно откопал из-под кипы бумаг старенький ноутбук:

— Плоховато батарея держит… И заряжается долго. В НИИ с ними трудно было и до эпидемии… Но работает. — Он быстро сообразил, что к чему подключается и вскоре на экране открылась папка с содержимым жесткого диска из медуниверситета. — Потрясающе… Нет… Правда… Обалдеть! Да если бы это у меня было ещё зимой! Кое-что из этого я уже и сам посчитал… Но погодите… А как всё прошло с вашим планом? Что получилось?

— Как я предполагал, жоры… или фаги, как ты их называешь… Ломанулись, короче, на запах всей толпой, как только учуяли. В том числе и их солдаты. — Я промыл и забинтовал одну ладонь и приступил ко второй.

— А как они выглядели? Как себя вели? Это они вас так?

— Не, это обычные сапиенсы постарались. Которые вон их охраняли. — Я мотнул головой в суетившихся ребят и откусил бинт. — А солдаты… Я их тебе позже нарисую. Похожи на тех, которых мы видели на мясокомбинате. Только никого не жрали, а просто калечили. И ещё, как ты и говорил, явно проявляли этот… Хайв майнд. Чем их было больше, тем более осмысленные действия предпринимали. Эти солдаты плевать хотели на слизь. Но словно защищали своих от слишком близкого присутствия здоровых людей. Октябрят.

— То есть эти солдаты не плотоядные, как те, что на мясокомбинате… Видимо, это от особенностей питания…

— Вот и я так подумал… Помоги-ка мне со спиной. — Я снял плащ и задрал свитер — Видно?

— Эге… Это чем же так?

— Да тем же, чем и лицо. Что, всё плохо?

— Да нет… Кожу содрало, но неглубоко. Сейчас… — Слава завозился за моей спиной с пузырьками антисептика и бинтами.

— Слушай… С-с-с-с… — Рану прижгло, но тут же пришло приятное ощущение того, что прижигает очищающий тампон, а не грязная ткань одежды. — С-слава… А вот что касается питания. Я знаю, что жоры в изоляции дохнут сами собой в течение недели. А чем они живы, когда бегают на свободе? Или когда в своих муравейниках сидят.

— Я думаю, что тем же, чем и муравьи. Если кто-то из рабочих муравьёв находит много пищи, он или тащит её в жилище или поедает на месте как можно больше, если не в состоянии утащить. А потом, когда встречает голодного сородича, делится с ним тем, что успел проглотить и переварить.

— Ага… Кажется, я наблюдал и этот процесс… — Я вспомнил кормление кокона в инфекционном отделении. — То ещё зрелище, я тебе скажу… Слушай, а ты сможешь скопировать всё себе на ноут? Мы отнесём диск кадетам, там тоже есть, кому над ним поработать. Пока мы ещё не наладили надёжное сообщение между тобой и их больничкой.

— Да… Тут, конечно, многовато всего. Но много лишнего. Я за ночь выберу всё что надо и на диске тоже сразу отмечу то, что представляет интерес. — Похоже, он уже сам решил на счёт нашей ночёвки здесь, да я и не возражал. — Может накидаю план работ, заодно… Теперь хотя бы ясно, в какую сторону копать… А вот кстати, про «копать». А как вы вообще меня нашли? И код откуда знаете? Явно же, что не случайно?

— Верно. Я знаком с детьми подполковника. От них у нас и ключи от бункеров и код от твоей двери.

— Вот это да… О, погоди-ка! — Слава опять вскочил на ноги. — Сейчас кое-что найду.

И он снова убежал в свой кабинет, а я пощупал на своей спине его работу. Чешется под повязкой. Значит чисто.

Дырки от гвоздей на бедре и плече уже подсохли сами, так как были неглубоки. Всё-таки это не пулю словить, к счастью. И гвозди тонкие, и кинетическая энергия на порядок меньше. Вокруг пулевого ранения ещё и контузия тканей образуется, так что потом неделями нормально шевелиться не можешь. А тут — лёгкий укол.

— Вот! — Взъерошенный Слава протянул мне пухлый бумажник. — Это я нашёл в пиджаке подполковника, когда тот убежал и забыл его здесь. Наверное, стоит передать его детям, раз они живы.

— Конечно… Они как раз просили найти что-нибудь, если сможем. — Я с любопытством осмотрел застёгнутый лопатник. — Смотрел что внутри?

— Да ну, как-то невежливо… Да и чего там смотреть-то… Деньги вон и так видно, карты банковские… Всё это уже не нужно ни мне, ни им. Сам по себе кошелёк может памятный.

— Может… Ладно, отдам наследникам, пусть сами покопаются. Спасибо за помощь, дальше я сам.

Когда Алина и водоносы вернулись, вся наша ватага собралась в зале для совещаний и приступила к дружному поеданию свеженарезанного салата из томатов, огурцов, лука, зелёного горошка, сырой картошки и разнообразной зелени. Некоторые дети поначалу просто разревелись от осознания того счастья, которым неожиданно закончилось для них многомесячное заключение в плену у садистов в камуфляже. И в первые минуты почти никто не решался начать поедать свои порции первым. Но Слава, невозмутимо похрустывая огурцами, тут же приступил к чтению своей блестящей лекции о том, что он думает о характере захватившей мир заразы, в красках описывая процесс мутации вируса и его последствия. И уже скоро похожий хруст наполнил всё помещение — дети смотрели на него так же зачарованно, как и Алина совсем недавно. И сами не замечая того, постепенно потянули в рот сочные дольки.

— Ох и досталось вам сегодня… — Сидевшая рядом со мной Алина тихонько дотронулась до перевязанной кисти.

— Оно того стоило. И я говорю не только о том, что центровые и октябрята больше не представляют угрозы, как мне кажется. — Я оглядел худощавых подростков, завернувшихся в одеяла, не отрывающих взгляд от размахивающего руками лектора.

Странное чувство. Незнакомое. Но, чёрт подери, приятное. Не знаю, как это передать. Как будто о твои руки доверчиво трётся пушистая кошка. Только не головой и телом, а душой.

Алина подсела поближе, обняла меня за руку и положила голову на плечо. Повернувшись на Славу, перешедшего к рисункам на маркерной доске, она тихонько шепнула:

— Хулиганьё считает вас каким-то страшным призраком смерти. Жестоким карателем. А вот такие как они, — девочка показала на ребят, — будут всем рассказывать, что их спас суровый тёмный рыцарь. Но на самом деле очень добрый и благородный.

Я повернул голову к ней и уткнулся в копну платиновых волос. Щекочущее чувство усилилось. Это и есть та самая эмпатия, о которой я так много слышал? Но в существование которой до сих пор верил примерно так же, как в чтение мыслей или гороскопы. То есть, никак.

Улыбнувшись в щекочущие волосы, я прошептал в ответ:

— А после сегодняшнего дня в легенде о Чёрном Жоре появится ещё и его юная спутница. Зловещая Бледная Поганка! Где она — там смерть!

— Да ну вас! — Она захихикала и ткнула меня кулачком в плечо. По счастью, не в то, которое было ранено.

С утра пораньше, перекусив парой томатов и горстью клубники, мы оставили Славу с его новыми практикантами и выдвинулись обратно к цитадели кадетов.

Доцент, как и обещал, полночи корпел над ноутбуком, увлечённо сортируя массив статей и данных исследований в окружении посапывающих на полу студентов. И перед уходом вручил нам диск обратно, уверяя, что отметил на нём всё то, что студентам колледжа следует изучить в первую очередь, прежде чем они смогут поучаствовать в его научных изысканиях.