Что отвечать? Кира сглотнула противный ком в горле: скажешь «нет» - ещё накличешь обиду правоверных краеведов. Мало ли во что она в этом диком мире вылиться может…

- Признайся, дева, - кудрявый поскрёб в затылке, - ты, наверное… не из… Пашмира? И, может даже, вообще не из Страны Слонов?

- Я… никогда и не говорила, что из Пашмира, - уклончиво заметила самозванка. – Баларама… он… ну… он жрец в вашей деревне – знаете? Ещё этот… премудрый пандит и брахман… Короче, это он сам так решил. А я – нет! Я вообще не из этих мест! Я очень издалека. И ничего про вашу Меендасари не знаю!

Деревня уставилась на кудрявого в немом ожидании. Тот заметно смутился. Женщина с косами взяла его за руку и весело, совсем не обидно рассмеялась.

- О да! – проговорила она, ласково поглаживая мужчину по плечу. – Баларама – великий жрец и пандит – тот ещё гусь! Всё-то он знает лучше всех! Не так ли, дорогой?

- Не понимаю, - как-то очень знакомо нахохлился «дорогой», - что это вдруг за фантазии взбрели ему в голову…

Кира уставилась на кудрявого подозрительно:

- А вы, случаем, ему не сын? Или внук? Или брат?

Мужчина мотнул головой, словно стряхивая морок случайного сходства с вредным, ленивым, тщеславным и плешивым дядькой, женатым на злобной старой толстухе, и широко улыбнулся:

- Я, случаем, не брат и не сват Баларамы, милая. Я он сам и есть.

Народ загудел, вполголоса обсуждая то потрясение, которое в данный момент должна испытать чужестранка, ничего не знающая о Меендасари. И то, которое ещё предстоит испытать, когда вся полнота информации станет ей доступна.

- Со мной ты тоже знакома, - заметила миловидная пышечка с косами и прильнула к плечу кудрявого. – Меня зовут Каришма.

Оправдывая ожидания народа, Кира ошеломлённо попятилась. И чуть не опрокинулась, наступив на мягкое и лохматое. Мягкое и лохматое пронзительно завизжало и шарахнулось у неё из-под ног, оказавшись Сырником – живым и невредимым. Ну… теперь-то уж не то, чтобы совсем невредимым – лапу-то она ему, по всей видимости, отдавила.

- Сколько раз тебе говорить, чтоб не лез под ноги! – закричала Кира на собаку, преобразуя таким образом смятение в раздражение. – Вечно подкрадёшься сзади, усядешься за спиной – ну откуда мне, скажи, знать, что ты там?! Неужели настолько балбесина, что не можешь усвоить простую причинно-следственную связь, а? Сел сзади – приготовься к отдавленной лапе!.. Как всё это понимать? – повернулась она без перехода и без изменения интонации к самозванцам, прикидывающимся зачем-то Баларамой и Каришмой.

Ну что за бред, честное слово! Даже в сказке в подобное поверить затруднительно!

- Давай присядем, - миролюбиво предложила якобыкаришма и поправила за спиной объёмный плащ. – Ненадолго. Нам сегодня недосуг рассиживаться.

Взяв Киру за руки, она усадила её на ступеньку перед входом в храм, опустилась рядышком и задумчиво прикусила нижнюю губку, отчего ямочки на щеках обозначились отчётливей.

- Видишь ли, девочка, сегодня то самое единственное полнолуние – первое после окончания сезона дождей – которое жители Меендасари ждут с превеликим нетерпением и замиранием сердца целый год. Ждут и боятся. Потому что сердце замирает в нашей груди не только от восторга и предвкушения чуда, но и от тоски и ожидания боли…

Та, что называла себя Каришмой, замолчала и уставилась на собеседницу, словно ожидая от неё чего-то. Ответной поощрительной реакции? риторического вопроса? потрясённого восклицания?

- Можно, - поинтересовалась Кира, прерывая затянувшуюся паузу, - я не буду после каждой сентенции озвучивать наводящий вопрос? Пока мне ничего не понятно и спросить по существу нечего. Так что продолжайте, уважаемая, я вас не перебиваю.

- Ты, чужестранка, должно быть, желаешь узнать, - рассказчица решила подсказать несознательной слушательнице правильную схему беседы, - о каком чуде я веду речь?

- Ты, поселянка, - в тон ей заметила чужестранка, - невероятно проницательная особа.

- А ещё о том, чего именно боимся мы в знаменательную ночь превращений?

- Именно!

- Я расскажу тебе, - снисходительно покивала пышечка и вновь замолчала, оглядываясь.

- Ну?! – не выдержала Кира.

- Вот только светильники зажгу на алтаре и заправлю курильницы… - она озабоченно привстала со ступенек, собираясь немедленно выполнить свою угрозу, но Кира сердито дёрнула её за руку назад, шмякнув круглой попой о деревянный настил.

- После! – велела она отрывисто. – После зажжёшь и заправишь. Ты же сама хотела быстро рассказать, ибо недосуг. Чего время тянешь? Впрочем, - гостья хлебосольного Меендасари обмотала скрученный платок вокруг ладони и размотала его обратно, - я, кажется, и так догадываюсь: всему кривому старичью вашего дивного местечка это полнолуние на одну ночь в году дарит молодость, силу и красоту? Так?

- О! – восхитилась догадливостью гостьи Каришма и всплеснула руками. – Но как ты догадалась?

Кира решила не тратить время на объяснение процесса сопоставления очевидного с очевидным, только вздохнула:

- Просто я чёртов гений… Ладно, ребята, - ухмыльнулась она и покачала головой, - это и в самом деле прикольное свойство – возвращать себе молодость, хоть и всего на одну ночь в году, но… Мне всё же непонятно, почему – если вы в самом деле Баларама и Каришма – вы ведь в самом деле они?.. Почему вы изменились не только внешне? А куда подевалась ваша, извиняюсь, гнусная сущность? Её-то вы куда спрятали? Где склочность, злоба, корыстолюбие старухи? Где напыщенная глупость и тщеславие дуралея-брахмана?.. Э-э… - она осеклась, - вы уж простите, может, я слишком… резко…

Каришма поникла головой, ссутулилась и прижала ладони к щекам. Чёрные косы стекли вдоль щёк, скрыв от зевак страдальчески искривлённые губы.

- В этом всё дело, - услышала Кира и перевела взгляд на присевшего перед ней на корточки парня, называющего себя Баларамой. – В этом всё дело, чужестранка. Полнолуние раз в году не просто возвращает нам молодое тело. Оно возвращает нам нас самих, понимаешь?.. Ну как тебе объяснить… - он запустил пятерню в густые кудри и подёргал их на макушке, стимулируя мыслительную деятельность. – Уже младенцами приходят люди в эту жизнь с предопределёнными свойствами натуры, склонностями и собственным рисунком кармы. Потом мы растём, взрослеем, усугубляя то, что получили в приданое. Потом стареем, обиженные на жизнь, потрёпанные пороками и страстями, пестуем свою зависть и нетерпение, пустословим и праздномыслим; стремимся к пустым, ненужным нам целям и предъявляем бесконечные претензии ко всему: к погоде, соседям, детям, родителям, градоначальникам и царям, к богам и людям. Мы становимся теми, кого ты видела в доме жреца храма Бхавани из Меендасари, чужестранка… И это мы настоящие. Обычные люди – такие же, как повсюду на земле.

Он посмотрел на Киру исподлобья, между широких бровей пролегла глубокая складка тягостных раздумий:

- Только на одну ночь в году и только тем, кто живёт здесь, на благословенной земле нашего селения, дарована возможность побыть тем, кем он мог бы быть, если бы не стал тем, кем неизбежно должен был стать.

- Чего? – захлопала глазами просвещаемая.

- Эта версия брахмана Баларамы – одна из его нереализованных возможностей, - постарался объяснить жрец. – Но нереализованная она не потому, что он чего-то не сделал или упустил, или когда-либо повёл себя неверно – вовсе нет! Сожаления об ошибках здесь напрасны. Как бы он не построил свою жизнь, никогда не смог бы достичь того образа, который был задуман для него великодушной Бхавани. Это… как нерождённый ребёнок! Который мог бы стать самым лучшим из всего потомства, но не станет. Потому что не родился. Потому что даже не был зачат! Понимаешь?

- Это трудно понять, - проговорила Кира, внимательно глядя на собеседника.

- Да, - сказал он просто, - это легче почувствовать.

Чужестранка задумалась, хмуря лоб. Почувствовать… Почувствовать что? Что ты – это не только ты, тот знакомый, с которым живёшь всю жизнь, знаешь вдоль и поперёк и, словно истеричный родитель, то избыточно нежишь и раскармливаешь, то садистки мучаешь, пытаясь слепить из глины марсоход. Либо… наоборот, забиваешь микроскопом гвозди… Такой, как есть, изуродованный временем, судьбой и ложными смыслами. Но, оказывается, не только такой: есть другая версия тебя – изначальная. В соответствии с ней ты был задуман таким, каким никогда бы не смог стать. Почему? Не в человеческой природе? И кто в этом виноват? Обстоятельства? Бытие? Или сознание? И какой версией себя была бы Кира?