Бай Мин уже прошёл свою девятую дверь и теперь ожидал десятую.

После трапезы Бай Мин и Жуань Наньчжу отправились в кабинет. Видимо, им нужно было обсудить кое-какие дела наедине.

А Тань Цзаоцзао потащила Линь Цюши и Чжан Ицина поиграть во что-нибудь в гостиной.

О чём конкретно разговаривали Бай Мин и Жуань Наньчжу, Линь Цюши не знал, однако когда они спустились из кабинета, взгляды обоих обратились на Линь Цюши.

Тот растерянно застыл, потом спросил:

— В чём дело?

— Ни в чём, — улыбнулся Бай Мин. — Просто любопытно немного.

— Любопытно?

— Неужели ты считаешь, что в тебе нет ничего особенного?

Линь Цюши, подумав, тихо спросил:

— Мне особенно нравятся кошки?

Как раз говоря это, он пытался незаметно потрогать Каштана за розовые лапки, а кот недовольно косился на него.

Жуань Наньчжу:

— …

Наверное, это тоже можно считать особенностью.

Бай Мин рассмеялся, услышав такой ответ:

— Ты очень занятный.

Он больше ничего не сказал о Линь Цюши.

Посидев ещё немного, гости покинули коттедж.

Линь Цюши, поглядев на сидящего рядом Жуань Наньчжу, тихо спросил:

— Что во мне такого особенного?

— А сам ты что думаешь? — посмотрел на него Жуань Наньчжу.

Линь Цюши покачал головой, он не понимал.

— Неужели тебе не кажется, что ты в чём-то отличаешься?

— Нет.

Жуань Наньчжу поднялся.

— Ну, нет так нет. — С такими словами он развернулся и ушёл, не давая Линь Цюши возможности продолжить расспросы.

А Линь Цюши почему-то показалось, что Жуань Наньчжу не в очень хорошем настроении…

Чэн Цяньли тоже узнал, что они собираются за девятую дверь. Бедняга так беспокоился, что даже соорудил в своей комнате импровизированный алтарь, за которым старательно жёг благовония и молился.

Он и Линь Цюши заставил зажечь и поднести богам три палочки благовоний.

— Благословите их на возвращение в целости и сохранности. — Чэн Цяньли выглядел очень набожным в тот момент.

Линь Цюши никогда не верил ни в каких богов, но миры за дверью перевернули его мировосприятие, поэтому он не рискнул говорить какие-то непочтительные слова перед алтарём.

— Мне так страшно! — Чэн Цяньли, поставив благовония, сел на свою кровать и забормотал: — Ужасно страшно.

— Не бойся, всё будет хорошо. — Линь Цюши погладил его по голове. Чэн Цяньли был ещё совсем ребёнком, хоть и почти взрослым, шестнадцати лет. — С нами будет наш Жуань-гэ.

— Ага, — отозвался Чэн Цяньли. — Я хочу стать хоть немного храбрее, чтобы… чтобы я смог… — Тут юноше стало неловко, он замолчал.

— Чтобы ты смог что? — переспросил Линь Цюши.

— Чтобы это я мог защищать брата, а не он меня! — Чэн Цяньли гордо выпятил грудь.

Линь Цюши улыбнулся:

— Хм, тогда тебе нужно хорошенько постараться.

Иногда Чэн Цяньли выглядел очень мило в своей дурашливости.

— У него не очень хороший характер, и он меня презирает, но… кто ж виноват, что он мой брат? — Юноша улёгся на кровать и стал рассуждать вслух. — Да ещё похожий на меня как две капли воды…

Линь Цюши просто молча слушал.

Вообще-то сам он с трудом представлял, что это за братские чувства, о которых говорит Чэн Цяньли. С детства ему не выпало ощутить атмосферу семейной теплоты: ни братьев, ни сестёр у него не было. Линь Цюши дожил до двадцати шести, а ему даже никто никогда не нравился в романтическом смысле. При этих мыслях мужчину вдруг посетило сожаление. Ведь если он умрёт за дверью, получится, что он не познал ещё очень многого в жизни.

Время открытия двери Чэн Исе неумолимо приближалось.

И обстановка в коттедже вместе с тем стала более напряжённой.

Кроме Жуань Наньчжу, самым высоким уровнем двери в коттедже обладал только Чэн Исе. Линь Цюши примерно подсчитал, сколько тому было лет, когда он впервые попал за дверь, и выяснил, что это случилось примерно в двенадцатилетнем возрасте братьев. Он был так юн, а уже вышел из стольких дверей… Чэн Исе действительно мог похвастаться поразительными способностями.

Ну а его брат, Чэн Цяньли, прошёл только через шесть дверей. Между первой дверью обоих существовал разрыв, по крайней мере, в несколько лет.

В этот раз Жуань Наньчжу не стал заставлять Линь Цюши наряжаться девушкой. Радуясь этому факту, Линь Цюши вдруг поймал себя на лёгком сожалении в глубине души и тут же перепугался — он и не думал, что к переодеванию в женский наряд можно пристраститься.

Разумеется, Линь Цюши быстро отбросил эти мысли, он всё равно был счастлив, что не нужно притворяться немой. Ему всё ещё не удавалось овладеть искусством изменения голоса.

Время пролетело незаметно, и вскоре настал день похода за дверь.

За окном постепенно воцарился летний зной. Линь Цюши после ужина сидел на балконе и охлаждался, как вдруг увидел внизу в саду Чэн Исе. Тот с серьёзным выражением лица неторопливо курил сигарету.

Линь Цюши посмотрел на него с балкона, поколебался, но всё-таки позвал:

— Чэн Исе!

Юноша поднял голову.

Линь Цюши громко сказал:

— Несовершеннолетним нельзя курить…

Чэн Исе нахмурился. Его единственным внешним отличием от Чэн Цяньли было равнодушное выражение лица. И несмотря на юный возраст, исходящая от него энергетика заставляла других понять — с этим парнем лучше не шутить. Однако, послушав Линь Цюши, Чэн Исе всё-таки потушил сигарету.

Линь Цюши вынул из кармана горсть конфет и бросил с балкона:

— Лучше возьми конфет.

Несколько конфеток в ярких фаетиках, словно фейерверк, упали на ярко-зелёную траву, создав приятную глазу картину.

Чэн Исе наклонился, поднял одну, развернул и отправил в рот.

Линь Цюши заулыбался:

— Ну как? Вон те фиолетовые — со вкусом винограда… — Эти конфеты он купил по интернету, карамельки из натурального сока, довольно неплохие на вкус.

Чэн Исе глянул на него, но ничего не ответил. Только собрал все конфеты до одной, положил в карман и ушёл.

Линь Цюши порадовался, глядя ему вслед. Пускай Чэн Исе вошёл за дверь гораздо раньше него самого, всё же в глазах Линь Цюши тот был всего лишь ребёнком, которому ещё нет восемнадцати.

За день до открытия двери Жуань Наньчжу вновь переоделся в женское, все трое надели специальные браслеты и стали ждать.

Чэн Цяньли ужасно переживал за них — беспокойно нарезал по комнате круги.

В итоге Чэн Исе не выдержал и хмуро позвал:

— Чего ты мечешься? У меня уже в глазах рябит.

Чэн Цяньли невинно воскликнул:

— Мне что, уже и пометаться нельзя?

— Нельзя.

— Хмф! Ну уж нет! Вот и буду метаться! — Он так сказал, однако всё же послушно уселся на диван, схватил лежащего рядом Тоста и принялся яростно гладить пса.

Взлохмаченный Тост выпучил чёрные глазки и заскулил, обиженно глядя на хозяина.

— Перестань его мучить, — вновь заговорил Чэн Исе.

— Эй, ну это уже слишком. Ты запрещаешь мне всё на свете…

Чэн Исе не ответил, только молча уставился на Чэн Цяньли. Они несколько секунд смотрели друг на друга, и Чэн Цяньли всё же признал полное поражение — с явной неохотой отпустил Тоста, который тут же вильнул пушистой попой и был таков.

Чэн Исе посмотрел на часы.

От этого его жеста Чэн Цяньли забеспокоился ещё сильнее. Он пошевелил губами и почти неслышно выдавил:

— Обязательно возвращайся.

Чэн Исе на секунду поднял на него глаза.

— Эй, я с тобой разговариваю, — сказал Чэн Цяньли. — Ты меня слышал? Чэн Исе, ты обязательно должен вернуться! — Похоже, он всё-таки набрался смелости, чтобы сказать это во весь голос: — Обязательно возвращайся!

Чэн Исе тихо хмыкнул.

Такой ответ удовлетворил Чэн Цяньли, он тихо пробормотал ещё пару наставлений брату.

Линь Цюши как раз сидел рядом, пока братья таким образом общались, и своими глазами увидел, как, покуда Чэн Цяньли что-то бормотал себе под нос, уголок рта Чэн Исе на мгновение дёрнулся вверх. Но движение вышло таким неприметным, что, могло показаться, его и не было вовсе.