Ла Рю сказал медленно:

— Такого прецедента не было.

Джубал фыркнул.

— Я видел, как в зал входил глава Республики Луна, так сходи и расскажи ему насчет прецедента. А потом уходи сразу в оборону, я слышал, что у него очень скверный характер. Но, сынок, я старик, я сегодня плохо спал, и не мое дело учить тебя твоей работе. Скажи мистеру Дугласу, что мы увидимся как-нибудь на днях… когда он будет готов принять нас, как должно. Пошли, Майк. — И он начал с трудом выбираться из-за стола.

Ла Рю поспешно переменил тон:

— Нет, нет, мистер Харшоу! Мы эту сторону стола очистим. Я… я что-нибудь придумаю. Это ваши места.

— Так-то лучше. — Харшоу все еще делал вид, что встает. — Но я не вижу марсианского флага. И как там насчет почестей?

— Боюсь, я не понимаю вас…

— Наверно, я сегодня очень плохо говорю по-английски. Смотрите, видите, там, где будет сидеть Генеральный секретарь, висит знамя Федерации? А где другое — знамя Марса?

Ла Рю захлопал глазами.

— Должен сказать, вы меня ошеломили. Я не знал, что у марсиан есть флаги.

— У них нет. И вам, надо думать, в голову не придет, что они используют в официальных случаях (мне тоже, мой мальчик, но это сюда не относится). Поэтому мы не станем придираться к вам и отпустим, чтобы вы немедленно занялись этим делом… Мириам! Лист чистой бумаги! Вот смотрите. — Харшоу взял лист и набросал известный символ Марса — круг с отходящей от него вправо и вверх стрелкой. — Фон белый, а символ — красный… Надо бы, конечно, вышить это шелком, но с помощью простыни и краски любой бойскаут сумеет сымпровизировать по-быстрому… Вы были бойскаутом?

— Хм… Это было так давно…

— Вот и отлично. Вы же помните их девиз… Ну а как насчет почестей? Надо думать, когда войдет Генеральный секретарь, оркестр заиграет «Хайль, Суверенный Мир»?

— Да, мы всегда так делаем…

— Тогда помимо этого вы должны сыграть и гимн Марса!

— Я не знаю, как это сделать. Даже если такой и есть… мы его не имеем… Доктор Харшоу, будьте же благоразумны…

— Слушай, сынок, я-то как раз благоразумен. Мы пришли сюда ради скромной торжественной встречи. И обнаружили, что вы тут все превратили в цирк. Что ж, если у вас цирк, то вам понадобятся и слоны. Мы знаем, что вы так же способны исполнить марсианскую музыку, как какой-нибудь малыш — симфонию на своем свистке. Но вы-то можете сыграть «Симфонию девяти планет»? Грокк это дело? Я хочу сказать, сечете? Включите пленку там, где начинается тема Марса, и сыграйте столько тактов, сколько будет необходимо, чтобы публика поняла, что это такое.

Ла Рю задумался.

— Да, полагаю, это мы сможем, но, доктор Харшоу, я не знаю, сможем ли мы обещать вам почести, надлежащие суверену, даже в таком импровизированном виде… у меня таких полномочий нет.

— И смелости нет, — с горечью отозвался Джубал. — Ладно, нам цирк не нужен, а потому сообщите мистеру Дугласу, что мы вернемся, когда он будет посвободнее. Приятно было поболтать с тобой, сынок. Когда мы вернемся, встречай нас у входа в кабинет Генерального, если, конечно, ты еще будешь занимать свое кресло. — И он снова разыграл в замедленном темпе трагедию старого больного человека, которому трудно вылезать из кресла.

Ла Рю воскликнул:

— Ради Бога, доктор Харшоу, не уходите… хм… секретарь не появится, пока я не сообщу ему, что все готово, поэтому разрешите мне сделать все, что будет в человеческих силах… Хорошо?

Харшоу с кряхтеньем сел обратно.

— Валяйте. И еще одно, раз уж вы тут. Я слышал какой-то шум и понял, что кое-кто из команды «Победителя» прорывается в зал. Это друзья Смита, так что впустите их. Мы их уж как-нибудь посадим. Надо же заполнить эту половину стола! — Харшоу вздохнул и потер поясницу.

— Слушаюсь, сэр, — очень неохотно согласился Ла Рю и ушел.

Мириам шепнула:

— Босс, вы что, вывихнули спину, стоя на ушах прошлым вечером?

— Тихо, девчонка, а то отшлепаю!

Доктор Харшоу с удовлетворением оглядел зал, который продолжал наполняться высокими гостями. Он сказал Дугласу, что хочет иметь скромные неофициальные переговоры, прекрасно понимая, что объявление о них привлечет не только сильных мира сего, но и тех, кто хочет стать сильными, и они все слетятся сюда, как мошкара на огонь. И теперь (он был уверен в этом) эти набобы станут относиться к Майку как к суверену, а весь мир будет на это смотреть. Пусть они после этого попробуют взирать на Майка сверху вниз!

Санфорт утихомиривал репортеров, несчастный помощник главы протокола носился, как нервная нянька, пытающаяся решить неразрешимую задачу и рассадить многочисленных гостей на детском музыкальном празднике, где явно не хватает стульев. А именитые личности все входили и входили в зал, и Джубал понял, что Дуглас и не намеревался начать конференцию раньше одиннадцати и что все они были предупреждены об этом, — лишний час был предназначен для неофициальной встречи с Джубалом, от которой тот отказался. Что ж, эта отсрочка Джубала вполне устраивала.

Вошел лидер Восточной Коалиции. Так получилось, что мистер Кунг не был даже главой официальной делегации своей страны. Его статус, если подходить формально, был всего лишь статусом члена Ассамблеи, но Джубал не удивился, когда увидел, как помощник шефа протокола бросил все и кинулся усаживать главного политического противника Дугласа за большой стол, рядом с креслом Генерального секретаря. Это лишь укрепило Джубала в мысли, что Дуглас далеко не дурак.

Доктор Нельсон, хирург с «Победителя», и капитан Ван Тромп, шкипер корабля, вошли вместе, и Майк приветствовал их с восторгом. Джубал был очень рад их появлению, так как это давало возможность мальчику поработать для камер, вместо того чтобы сидеть неподвижно, как кукла. Возникшее небольшое смятение Джубал использовал для того, чтобы всех рассадить по-новому. Он усадил Майка прямо напротив места Генерального секретаря, сам сел слева от него так, чтобы можно было в случае нужды подтолкнуть Майка. Поскольку у того были весьма сумбурные понятия о манерах людей, Джубал договорился с ним о некоторых сигналах, столь же незаметных, как и те, что используются для дрессировки лошадей в школах верховой езды: «встань», «сядь», «поклонись», «пожми руку». Разница была лишь в том, что Майк был отнюдь не лошадь, и на всю тренировку ушло минут пять, результат же был почти идеальный.

Махмуд оторвался от своих корабельных друзей и подошел к Джубалу.

— Доктор, шкипер и хирург — тоже братья по воде нашего брата, и Валентайн Майкл хочет подтвердить это повторением ритуала, в котором мы все приняли участие недавно. Я велел ему подождать. Вы одобряете?

— Что? Ну конечно. Но не в этой толкучке. (Черт его знает, сколько еще братьев у Майка). Может быть, вы втроем пообедаете с нами, когда все закончится? Мы сможем перекусить и поболтать без помех.

— Буду польщен. Уверен, что и те двое согласятся.

— Отлично. Доктор Махмуд, не знаете ли вы, сколько еще здесь может появиться собратьев нашего брата по воде?

— Нет. Во всяком случае, на «Победителе» их больше нет. — Махмуд не решился задать аналогичный вопрос Джубалу, поскольку это могло выдать его собственные сомнения, когда он впервые узнал о значительном расширении круга своих новых родичей. — Так я скажу Старику и Нельсону?

Джубал увидел, как за главный стол сажают папского нунция, и ухмыльнулся про себя, — если этот длинноухий осел Ла Рю имел какие-то сомнения насчет официального характера этой встречи, ему придется с ними распрощаться.

Кто-то хлопнул Харшоу по плечу.

— Это тут обретается «Человек с Марса»?

— Здесь, — подтвердил Харшоу.

— Я — Том Бун, то есть сенатор Бун, и у меня есть для него послание от архиепископа Дигби.

Джубалу пришлось думать с аварийной скоростью.

— Я — Джубал Харшоу, сенатор. — И он подал Майку знак встать и пожать руку. — А это мистер Смит. Майк, это сенатор Бун.

— Как поживаете, сенатор Бун? — произнес Майк в стиле лучших танцевальных залов.