Ужин я назначила пораньше — собственно, я просто приступила к ужину, когда Зебби и Дити ушли купаться. Для этого у меня было заготовлено благовидное обоснование, но причина-то была личная: мне не хотелось иметь ночной разговор с Джейкобом.

Нет, я на него не сердилась: сердилась я не на него. На себя. Ну кто, спрашивается, тянул меня за язык? Что я, хвасталась? Исповедовалась? Хотела сделать Джейкобу больно? Ну уж нет! Не настолько же бездарное у меня подсознание!

Не ищи рациональных объяснений, Шельма. Не будь твой муж так добр, терпим и умен — гораздо умнее, чем ты когда-либо предполагала, — тебе досталось бы.

Когда ужин закончился, Зебби лениво сказал:

— Посуду помою утром.

— Я предпочла бы, — сказала я, — чтобы она была помыта сегодня.

Зебби взглянул на меня. Его мысли читались так легко, что я почти слышала слова. Я никогда не сближаюсь с людьми, чьи мысли не слышу, хотя бы отчасти: глухая стена не вызывает у меня доверия. Но сейчас я отчетливо «слышала», как меня называют, каких только капитанов не вспоминают: «Блай», слышала я; «Вандервекен»; «Ахав»[596]. И вдруг мне почудилось, что капитан Ахав гонится с гарпуном за Белым Китом, и кит — это я!

Зебби поднялся на ноги с усмешкой, от которой мне сделалось не по себе:

— Разумеется, капитан! Дити, бери винтовку, покараулишь меня, пока мою.

Я незамедлительно вмешалась:

— Прошу прощения, первый пилот, но астронавигатор мне нужна. У вас есть помощник — Джейкоб.

Когда они ушли, Дити сказала:

— Мы, пожалуй, обойдемся моим дробовиком? Картоноеды, похоже, не появляются при дневном свете.

— Занеси оружие внутрь, мы сейчас запремся.

Я дождалась, пока мы надежно устроимся.

— Дити, сделаешь мне копию твоих новых программ, пока мужчины не вернулись?

— Если они не будут торопиться и перемоют тарелки как следует. Мужчины и посуда — сама знаешь.

— Они не будут торопиться. Надеюсь.

— Они будут перемывать нам косточки, — докончила мою мысль Дити.

— И это тоже. Но я тут собираюсь написать одну программу и хочу, чтобы ты проверила. После того как сделаешь мне копию.

Они таки задержались — «мужской разговор», несомненно. Мужчины без нас не могут, но едва нас терпят; время от времени им необходимо поговорить о том, какие мы плохие. Для этого — наверное — они и уединяются в своей компании.

Дити сделала копию, а я написала то, что хотела написать. Дити посмотрела, кое-что подправила. Просмотрела все еще раз и ничего не сказала — промолчала подчеркнуто.

— Дити, ты умеешь работать с аппаратом, который был у твоего отца в лаборатории?

— Конечно.

— Сможешь снимать, когда я попрошу?

— Разумеется.

— Если я отдам глупое распоряжение, поправь меня тут же.

— Ты не собираешься отдать это Зебадии для выполнения?

— Нет. Мне бы не хотелось, чтобы ты раньше времени проговорилась, что я это подготовила. Дити, первый пилот заверил меня, что любой из нас может отдавать команды в воздухе и в космосе. Я собираюсь это проверить. Первый пилот всегда может взять на себя управление и отменить мою команду. Если он это сделает, я не буду в обиде. Я все время говорила, что он должен быть капитаном.

Мы еще успели разыскать ту рубашку в белый цветочек. Матросские брюки Дити оказались мне длинны; мы их подвернули. В талии они оказались достаточно узкими благодаря резинке сзади. Еще она дала мне голубой пояс, которым я подпоясала рубашку. И голубую ленту в волосы.

— Капитан тетя, ты отлично смотришься. Гораздо лучше, чем я в этом дурацком тренировочном костюме, мне так не хочется его надевать. Хорошо, что Зебадия не возражает, чтобы мы ходили голышом.

— Ну, пока я его не приручила, он возражал. Я его пригласила выкупаться, так он притащил плавки. Но я настояла. Ну, вот они наконец! Открывай.

Похоже было, что им уже надоело анализировать наши недостатки. Взглянув на меня Зебби сказал:

— Какие мы нарядные! В церковь идем, да?

А мой муж добавил:

— Ты очень мило выглядишь, радость моя.

— Спасибо, сэр. Всем приготовиться к выходу в космос. Закрепить все, что болтается. Поставить оружие на предохранитель. Кому нужно за кустик, скажите. Форма одежды — космическая. Перед отправлением обойти машину и посмотреть, не оставлено ли что-либо снаружи.

— Как это понимать? — поинтересовался Зебби.

— Приготовиться к полету в космос. Живо!

Поколебавшись долю секунды, он сказал:

— Есть, капитан.

Через две минуты тринадцать секунд (как показывали часы Аи) я протиснулась мимо своего мужа на правое заднее сиденье.

— Доложить о готовности, — сказала я. — Включая готовность оружия. Астронавигатор.

— Ремни пристегнуты. Люк в переборке задраен. Дробовик заряжен, стоит на предохранителе. Находится под спальным мешком.

— А пистолет?

— Ой! В сумочке. Заряжен, на предохранителе. Сумочка пристегнута к сиденью.

— Второй пилот?

— Ремни пристегнуты. Дверцы заперты, герметичность проверена. Пространственно-временная аппаратура в готовности. Винтовка заряжена, на предохранителе, под спальным мешком. Револьвер при себе, заряжен, на предохранителе.

— Первый пилот?

— Ремни пристегнуты. Дверца заперта. Герметичность проверена. Винтовка заряжена, на предохранителе. Все предметы закреплены. Баки для воды: заполнены до отказа. Энергопакеты: два в запасе, два израсходованы. Горючее: семьдесят два процента от максимума. Крылья: полностью раскрыты. Шасси: разблокировано для уборки. Все системы работают. Готов.

— Первый пилот, после первого маневра — спикировать на максимальной скорости, не включая тягу, не убирая шасси. Уборку шасси заблокировать. Крылья оставить максимально раскрытыми.

— Шасси заблокировано. После первого маневра войти в пике без включения двигателя, с крыльями в дозвуковом положении, с выдвинутым шасси.

Я взглянула на Дити, она подняла фотоаппарат и одними губами произнесло:

— Готова.

— АЯ, ДОМОЙ!

Как и предсказывала Дити, в Аризоне были ранние сумерки. Мой муж вовремя удержался, чтобы не ахнуть. Я скомандовала:

— Второй пилот, доложить высоту.

— Э-э… Немногим меньше двух километров, падаем.

Зебби перевел машину в пике: горизонт за лобовым стеклом поехал вверх, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Дити привстала за спинами у мужчин, как кошка в прыжке на птицу, и нацелила фотоаппарат на то, что находилось теперь прямо по курсу. На Гнездышко. Но только это было уже не Гнездышко, а воронка. О, какая ярость охватила меня! Я бы их убила. Честное слово, убила бы.

— Снимай!

— АЯ, НАЗАД!

Вместо того чтобы оказаться на твердой земле, мы очутились в невесомости на ночной стороне непонятно какой планеты. Были видны звезды, а ниже горизонта — чернота (если, конечно, это был горизонт). Дити сказала:

— Похоже на то, что русские оставили что-то свое на нашей стоянке.

— Возможно. Джейкоб, высоту, пожалуйста.

— Около десяти километров, постепенно снижаемся.

— Это-то ничего. Только вот на той ли мы планете и в той ли вселенной?

— Капитан, вон Антарес впереди.

— Спасибо, Зебби. Я так понимаю, что мы находимся по крайней мере в одном из аналогов нашего родного мира. Дити, есть какой-нибудь способ узнать у Аи здешнее ускорение свободного падения и сравнить его с ускорением Марса-десять?

— Есть примерно четыре таких способа, капитан.

— Тогда давай.

— Ая Плутишка.

— Привет, Дити!

— Привет, Ая. Замеряй последовательно скорость снижения, найди первую производную, доложи.

Ая ответила незамедлительно:

— Три-семь-шесть сантиметров в секунду в квадрате.

— Ты умница, Ая.

Что ж, значит, это был Марс-десять либо его неотличимый двойник.

— АЯ, НАЗАД!

Мы очутились на твердой земле и в том состоянии, которое уже привыкли ощущать как нормальный вес. Дити сказала: