И когда мы вышли из корабля, Ллита была обута в тесные сапожки, а мороз стоял злой… я-то следил за прогнозом. Как и во всех портовых городах, в Торхейме есть симпатичные места, но я их старательно избегал и водил Ллиту по унылым переулкам. И когда я нанял санки, чтобы отвезти ее назад на корабль, Ллита уже совсем раскисла и мечтала лишь об одном: вылезти из тесной одежды — особенно из сапог — и скорее забраться в горячую ванну.

На следующий день я опять предложил пойти в город, но не слишком настаивал. И получил вежливый отказ.

(Опущено.)

…не настолько плохо, Минерва. Просто я намеревался Держать ее под замком, не вызывая особых подозрений. Я купил ей две пары тех самых аляповатых сапог, одна была точно впору, и в день первого выхода — к вечеру — вручил Ллите, как раз когда она парила свои бедные усталые ноги. Пришлось высказать предположение, что она-де никогда еще не носила обуви, а потому не походить ли ей в сапогах по кораблю, чтобы привыкнуть.

Так она и сделала и удивилась, насколько Легко ей это далось. Я с честной физиономией объяснил ей, что во всем виноваты распухшие ноги, поэтому давай тренируйся, ходи понемногу: сперва по часу, потом больше, пока наконец не сумеешь проходить в них весь день. И неделю она расхаживала в сапогах, даже когда на ней больше ничего не было: в них оказалось удобнее, чем босиком. Нечего удивляться: я ей подобрал обувь с супинаторами. Учитывая беременность и разность в тяготении на поверхности обеих планет — 0,95 на ее родине и 1,14 на Валгалле, она весила примерно на двадцать кило больше, чем когда-либо прежде, поэтому ей нужна была устойчивая опора для ног.

Пришлось даже предупредить, чтобы она не вздумала ложиться обутой в кровать.

Пару раз я брал ее с собой в город, пока комплектовал груз, но при этом не давал ей воли: далеко не ходи и за спиной не стой. Когда я звал ее с собой, она шла, но всегда предпочитала остаться на борту и почитать.

Тем временем Джо усердно трудился, отпускали его один раз в неделю. И уже перед самым отлетом я велел ему взять расчет и устроил своим ребятам праздник: нанял санки на весь день, с упряжными северными оленями вместо мотора. День был солнечным и ясным, почти теплым, посмотреть было на что. Мы перекусили в ресторане с видом на покрытые снегом пики хребта Йотунхейм, пообедали в городе — в классном ресторане, где звучала настоящая музыка и давали представление, еда тоже была отличной… Чайку попить остановились в той самой изысканной забегаловке, где Джо работал, чтобы он услышал из уст хозяина «фрихерр Ланг», а не «Эй, ты», и покрасовался раздобревшей прекрасной супругой.

Да, Минерва, она была прекрасной. На Валгалле жители обоего пола помимо полной уличной одежды носят более тонкую нижнюю, похожую на пижаму. Различие между мужчинами и женщинами определяется материалом, покроем и тому подобным. Я приобрел обоим по полному комплекту. Джо выглядел впечатляюще, я тоже, но от Ллиты просто не отвести было глаз. Она была одета с ног до головы, но только технически. Прозрачная ткань этого гаремного наряда мерцала оранжевыми, зелеными и золотыми искрами, ничего не скрывая. Всякий, кто хотел, мог заметить, что соски ее вздернулись от возбуждения… а пропускать такое зрелище не намеревался никто. Еще пара месяцев — и не миновать ей титула «Мисс Валгалла».

Выглядела она потрясающе, и лицо ее светилось от счастья. Она была уверена в себе; я успел обучить ее местным застольным манерам: как встать, как сесть, как вести себя — короче, обед прошел без сучка без задоринки.

Она имела право покрасоваться и сорвать безмолвные, а иногда и не безмолвные аплодисменты, но когда мы с Джо поднялись, чтобы уйти, за голенищами наших сапог обнаружились рукоятки ножей. Конечно, Джо еще не был бойцом. Но волки не знали этого и потому не испытывали охоты лезть к прекрасной суке, зная, что она находится под присмотром собственных волков.

…на следующее утро, спозаранку, невзирая на короткую ночь. Мы грузились весь день, Ллита проверяла накладные, Джо сверял номера, а я пытался выяснить, обокрали меня или нет. Поближе к вечеру я уже ввел корабль в n-пространство, а пилот-компьютер выгрызал последние десятичные знаки первого скачка в сторону Единогласия. Я настроил гравистат так, чтобы нас уносило от Валгаллы по нормали к поверхности с комфортным ускорением в четверть «g»… никакой невесомости, пока Ллита не родит. А потом запер ходовую рубку, и пропахший потом и усталый направился к себе, на ходу соображая, что помыться можно и завтра.

Дверь их спальни оказалась открытой… Это была каюта, прежде принадлежавшая Джо, пока я не объединил их каюты в общую квартиру. Дверь была открыта, они лежали в постели… прежде они такого не делали.

Я тут же узнал почему. Оба выбрались из постели и, шлепая босыми ногами по полу, подошли ко мне: они хотели пригласить меня присоединиться к их забаве… отблагодарить меня за сегодняшний праздник, за то, что я купил их, и вообще за все. Его идея? Ее? Или их обоих? Я не стал выяснять, просто поблагодарил их и сказал, что не в состоянии, измотался, насквозь пропотел и хочу только добраться до мыла и горячей воды, чтобы потом часов двенадцать меня никто не тревожил… пусть они тоже поспят подольше, а отдохнув, назначим и распорядок дня.

Я позволил им искупать меня и заснул, пока меня массировали и растирали. Дисциплины это не нарушило, обоих я научил массажу. У Джо была такая мягкая и уверенная рука; во время беременности он каждый день массировал Ллиту.

Но, Минерва, сознаюсь, не будь я настолько измотан, пожалуй, и нарушил бы свое правило относительно зависимых от меня женщин.

(Опущено.)

…на Торхейме каждую ленту, каждую книгу, чтобы освежить познания в гинекологии и акушерстве, купил инструменты и все такое прочее, что, как полагал прежде, понадобиться на корабле не может. Я сидел у себя в каюте, пока не освоил всю новую для меня науку и не обрел прежней ловкости деревенского эскулапа, каким был на Ормузде.

Я приглядывал за своей пациенткой, следил за диетой, заставлял делать зарядку, ежедневно проверял состояние ее потрохов и запретил излишнюю теперь фамильярность.

Доктор медицины Лафайетт Хуберт, он же капитан Аарон Шеффилд, он же старейший и прочая, прочая, прочая, излишне трясся над своей единственной пациенткой. Но не позволял ни ей, ни ее мужу замечать этого и все свое беспокойство обращал в созидание, планируя заранее действия на случай любой сложности, известной акушерской практике того времени. Оборудование и припасы, приобретенные на Валгалле, в основном соответствовали тому, чем располагал храм Фригг на Торхейме.

Разглядывая кучу лома, взятую им на борт, он ухмылялся, вспоминая сельского врача, принявшего множество младенцев практически голыми руками, пока мамаша сидела на коленях своего мужа, который держал ее за ноги и старался пошире развести их в стороны так, чтобы старый добрый док Хуберт мог стать на колени и подхватить младенца.

Так-то оно так, однако пусть эти штуковины все-таки будут при нем — мало ли что может потребоваться — даже если не придется развязывать переметную суму. Капитан считал, что все должно быть под рукой на случай, если дело пойдет неладно.

В Торхейме он купил одну вовсе не случайную вещь: последнюю и улучшенную модель родильного кресла — с рукоятками, подлокотниками; опоры для бедер, голеней и рук легко перемещались вдоль и вокруг трех осей, причем позу могла выбрать как роженица, так и акушерка. Это чудо технической мысли позволяло матери расположиться — или расположить ее — так, чтобы в момент истины родовой канал открылся шире.

Доктор Хуберт-Шеффилд установил его в своей каюте, проверил многочисленные регулировки… потом посмотрел на него и нахмурился. Штука-то хорошая, он заплатил за нее большие деньги, даже не поморщившись, но не было в ней любви — какая-то бесчувственная гильотина.

Руки мужа, его колени были не столь удобны, но, с точки зрения капитана, оба родителя должны вместе пройти это испытание… руки мужа успокаивают роженицу, и, поддерживая ее физически и эмоционально, муж позволяет ей сосредоточиться на чисто физиологических аспектах.