Юнис Бранка, казалось, никак не прореагировала на эти слова. Лицо Джейка Саломона приняло непроницаемое выражение, которое он использовал для игры в покер и в разговорах с прокурорами. Наконец Юнис спросила:

— Я должна это записать, сэр?

— Нет. То есть да. Велите своей швейной машинке сделать по копии для каждого из нас и сотрите пленку. Мою копию положите в досье для уничтожения, свою тоже положите в досье для уничтожения, а вы, Джейк, спрячьте вашу копию в досье, которое вы используете, чтобы надуть этот чертов отдел государственных сборов.

— Я спрячу ее еще надежнее — в досье неоплатных должников. Иоганн, все, что вы мне говорите, конечно, останется между нами — ведь я ваш адвокат, — но я должен заметить, что правила запрещают мне давать клиенту советы, как нарушить закон, или позволять клиенту обсуждать подобные намерения. Что касается Юнис, то все, что вы говорите ей или в ее присутствии, не является доверительной информацией.

— Да бросьте вы это, старый трусишка; вот уже много лет вы дважды в неделю даете мне советы, как обойти закон. А что касается Юнис, так у нее можно получить какую-нибудь информацию, лишь полностью промыв ей мозги.

— Я не говорил, что всегда придерживаюсь правил;

я лишь напомнил, что они требуют. Я не буду отрицать, что в моей профессиональной этике есть немало прорех, но не стану связываться ни с похищением трупов, ни с киднепингом, ни с подпольными рабовладельцами. Любая уважающая себя проститутка — я имею в виду себя — знает меру.

— Джейк, избавьте меня от проповедей; то, что я хочу, вполне этично и морально. А ваша помощь мне нужна, чтобы все до последней буквы было по закону. Я немею перед законом, но в то же время вынужден быть практичным.

— Надеюсь, что это так.

— А я точно знаю, что это так. Я хочу купить тело законным путем. Это исключает кражу трупов, киднепинг и рабство. Я хочу заключить законную сделку.

— Это невозможно.

— Почему? Возьмите хоть это тело, — сказал Смит, указывая себе на грудь. — От него пользы меньше, чем от навоза; я могу завещать его медицинскому институту. Вы же сами говорили, что могу.

— Давайте говорить прямо. В Соединенных Штатах закон исключает собственность на человека. Тринадцатая поправка к Конституции. Отсюда следует, что ваше тело не является вашей собственностью, следовательно, вы не можете его продавать. Но труп — собственность… э-э… загробного мира… хотя с трупами обычно обращаются не так, как с прочим имуществом. Если вы хотите купить труп, это можно организовать. Но кого это вы совсем недавно называли вурдалаком?

— Что такое труп, Джейк?

— Это мертвое тело, обычно человеческое. Такое определение дает словарь Уэбстера. Юридическое определение сложнее, но сводится к тому же.

— Именно это сложное определение я и хотел бы услышать. Смотрите: вот оно умерло, может быть собственностью, и мы можем купить его. Но что такое смерть, Джейк? Когда она наступает? К черту словарь Уэбстера. Что говорит закон?

— Закон говорит то же, что и Верховный суд. К счастью, этот вопрос обсуждался в семидесятых годах, положения закреплены в определении по делу «Владение Генри М. Парсонса versus [513] Род-Айленда». Многие годы, многие века человек считался мертвым, когда у него переставало биться сердце. Затем в течение приблизительно одного столетия он считался мертвым после того, как квалифицированный врач устанавливал отсутствие сердцебиения и дыхания и говорил, что он мертв — но иногда и врачи делали ошибки. А затем были сделаны первые пересадки органов и, Боже мой, какая суматоха началась в юридических кругах!

Но дело Парсонса разрешило споры; человек мертв, когда окончательно прекратилась мозговая деятельность.

— А что это значит? — спросил Смит.

— По этому вопросу суд не дал определения. Но послушайте, Иоганн, я специализировался по корпоративному праву, я не специалист в медицинской юриспруденции или судебной медицине. Я должен навести справки, прежде чем…

— Хорошо, я знаю, что вы не Господь Бог. Справки вы можете навести позже. Что вам известно сейчас?

— В случаях, когда важно знать точное время наступления смерти, например, при авариях, убийствах или когда необходимо сделать пересадку органа, врач должен констатировать, что мозг перестал работать и уже никогда не заработает. Существуют различные тесты, даются различные определения, например «необратимая кома», «полное отсутствие волновой активности мозга», «непоправимое корковое повреждение», но все это сводится к одному — определенный врач ручается своей репутацией и дипломом, что мозг мертв и больше никогда не оживет. Сердце и легкие сейчас не принимаются во внимание, они относятся к тому же классу, что и руки, ноги или другие части тела, без которых можно обойтись или которые можно заменить. Значение имеет только мозг. Плюс заключение врача об этом мозге. Обычно при пересадке органов присутствуют еще два врача, не связанные с операцией, а также коронер. Не потому, что Верховный суд требует этого. По существу, только некоторые из пятидесяти четырех штатов издали закон о танатотических требованиях, но…

— Минуточку, мистер Саломон — что это за странное слово? Моя машинка поставила над ним вопросительный знак.

— Как ваша машинка его написала?

— ТАНАТОТИЧЕСКИЕ…

— Умная машинка. Это специальный термин — прилагательное от греческого слова «ТАНАТОС», что означает «смерть».

— Подождите секундочку. Я занесу в память.

Юнис нажала на кнопку памяти и что-то прошептала. Затем сказала:

— Моя машинка лучше работает, когда я ее хвалю. Продолжайте.

Она сняла руку с кнопки «пауза».

— Юнис, вам что, кажется, что машинка живая? Она покраснела, нажала на «стереть запись», а затем на «паузу».

— Нет, мистер Саломон. Но она действительно ведет себя со мной лучше, чем с другими операторами. Она начинает дуться и сбоить, когда ей не нравится, как с ней обращаются.

— Я могу это засвидетельствовать, — подтвердил Смит. — Когда Юнис берет отпуск, ей впору уносить все эти штуки с собой, иначе они так испортятся, что придется стенографировать вручную. Ну ладно, хватит болтовни. О машинке поговорим в другое время: прадедушка уже хочет спать.

— Конечно, сэр. — Юнис включила запись.

— Иоганн, я говорил, что в случае пересадки органов медики установили твердые правила или традиции, и для того, чтобы защитить себя от уголовного или административного преследования, и для того, надо полагать, чтобы определить границы своей ответственности. Им приходится вынимать сердце, когда оно еще живое, но они, тем не менее, защищены от обвинений, которые могут повлечь за собой многомиллионные иски о компенсации. Таким образом они растягивают ответственность на всех и покрывают друг друга.

— Пожалуй, — согласился Смит. — Джейк, вы не сказали мне ничего такого, чего бы я и так не знал, но вы успокоили меня, подтвердив то, что я знаю. Теперь я уверен, что это можно провернуть. Короче говоря, мне нужно здоровое тело в возрасте от двадцати до сорока лет, еще теплое, с хорошим сердцем и без каких-либо серьезных физических повреждений… но с юридически, так сказать, мертвым мозгом. Я хочу купить этот труп, и пусть мой мозг пересадят в него.

Юнис никак не прореагировала на эти слова. Джейк прищурился.

— Когда вы хотите это тело? Сегодня?

— Не позже следующей среды. Гарсиа говорит, что до среды я дотяну.

— Я предлагаю сделать это сегодня. А заодно вставить и новый мозг: мне кажется, ваш старый уже никуда не годится.

— Джейк, перестаньте. Я не шучу. Мое тело разваливается на глазах, но мое сознание ясно и память крепка… спросите-ка меня о вчерашних ценах на интересующие нас товары. Я все еще могу делать логарифмические вычисления, не заглядывая в таблицу. Я каждый день проверяю себя, потому что знаю, в каком я состоянии. Посмотрите на меня — все это стоит таких сумасшедших денег, что глупо их даже считать. Я же не разваливаюсь лишь потому, что меня вовремя подклеивают и подвязывают. Мне давно пора в музей.