Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Что, величество да высочество? Поженились, чтоб детей рожать, а не в солдатики играть! — И Елизавета хрястнула кулаком о стол, да так, что ковши с квасом подпрыгнули.

4

Елизавета не шла — летела по анфиладе дворцовых покоев. Устремлённая вперёд фигура, пылающие не то от бани, не то от гнева щёки, сверкающие очи — истинная дочь Петрова. За ней толпой поспешали все, кого успела прихватить.

Бочком, стараясь заглянуть в тёткины глаза, бежал Пётр, рядом Екатерина. По другую сторону императрицы бухал сапожищами Брюммер. Подхватив руками подол, вприпрыжку семенила Чоглокова. Озабоченно и тревожно поглядывая на Елизавету, но всё-таки царственно неся своё тело, шла герцогиня Ангальт-Цербстская. Камергеры, статс-дамы, камер-юнкеры хотя и старались не отстать, но места своего не забывали. Утирая пот, догонял процессию обер-гофмаршал Нарышкин. Все спешили вслед, понимая, что некое потрясение гонит вперёд царскую семью, и потому имели вид озабоченный и серьёзный. Уж ежели поспешала матушка Елизавета, нарушив вальяжный покой собственной персоны, то...

Что будет, Боже, что будет?!

Елизавета, опередив лакея, распахнула двери в потешную комнату Петра, на секунду задержалась у порога и окинула грозным взором игрушечное войско.

— На-го-ро-ди-ли! — выдохнула с яростью она, ринулась к окну и что есть силы потянула раму. Не поддаётся... — Ну, кто-нибудь, чего стоите, ровно столпы соляные?

Неожиданную прыть проявил увалень Нарышкин. Подскочив к окну, рванул так, что зазвенели шибки, одна, жалобно звякнув, вывалилась. Догнивал старый дворец, догнивал...

— Извольте, Ваше Величество. — Он церемонно поклонился.

Елизавета крутнулась на каблуке — паркет под ней затрещал — и указала на оловянных, деревянных, картонных, крахмальных и иных солдатиков:

— Всё дурацкое войско — вон! Всех до единого!

— Тётушка! — взвизгнул Пётр. — Не надо... Майн либен танте!.. — Он загородил спиною окно.

— Во-о-он!.. — Елизавета отшвырнула великого князя, чуть не сбив с него парик.

Подскочили слуги и начали сгребать солдатиков, швырять за окно.

— Ваше Величество... — Пётр закрыл лицо ладонями. Елизавета грубо схватила его за плечи, развернула лицом к себе.

— Ваше императорское высочество, великий князь, стыдитесь! Дед ваш, Карл Двенадцатый, в шестнадцать лет пол-Европы покорил, а у вас игрушки на уме... Так-то вас обучили прусские наставники, а, господин Брюммер?

Брюммер шаркнул сапогом по паркету:

— Извольте, Ваше Величество, я дам пояснения...

— Хватит объяснений да изъяснений! — оборвала его императрица. — С нонешнего дня вы отстраняетесь от должности и в отставку, без пенсиона. Марш в Пруссию! Господин канцлер, выправить документы! Полковника Румбера отстранить от должности при князе и в ссылку в дальний гарнизон на калмыцкую линию... капралом! А ты, Петруша, завтра с женой в Ораниенбаум, живите своим двором, может, поумнеешь. А хочешь военному делу прилежать, дозволяю завести потешное войско... до роты.

— Ах! — взвизгнул Пётр. — Спасибо, тётушка!

— И чтоб никаких кукол. Захочешь поиграть — жена молодая. — Елизавета ласково улыбнулась Екатерине, отходя от гнева.

Все обрадовались — буря улетела и, слава Богу, произвела лишь небольшой урон. По комнате прокатился вал оживления. Брюммер что-то шепнул герцогине Ангальт-Цербстской, и та, сладко улыбаясь и держа локти вразлёт, подплыла к Елизавете.

— Ах, Ваше Величество, вы, как всегда, добры и мудры — что может быть лучше для детей пожить своим домом. Но хорошо, когда рядом с ними есть старшие. Извините за совет, но...

— Уж не вы ли метите в хранительницы счастья молодых?

Ваше Величество, господин Брюммер...

Елизавета развернулась всем корпусом к герцогине, гнев полыхнул в разом потемневших глазах.

— Дорогая моя родственница, сватьюшка, я не прошу у вас советов. — Она вскинула к глазу монокль, как это сделала секундой раньше герцогиня. — Более того, почитаю за лучшее, если вы составите компанию господам наставникам великого князя. Зажились вы в России, пользуясь нашей добротой...

— Но, Ваше Величество... — Принцесса стала белее мела, которым был осыпан парик.

— Домой, в Неметчину, и немедля... Я ведь про шашни тайные ваши со шведским двором ведаю и про письма доносные королю прусскому. А, не ждали? А если в крепость заточу по вине шпионской? Жрать хлеб российский и продавать Россию не позволю никому! Сбирайтесь в отъезд, пока не передумала. — Елизавета так же круто отвернулась от «сватьюшки».

А та, непрестанно отступая в книксенах, присела да так и не смогла подняться — обморок подкосил.

— Что до наставников, то, полагаю, муж кузины нашей, господин Чоглоков, сумеет преподать уроки семейной жизни молодожёнам. Так, Николай Наумович? В науках не изощрён, но супружеский долг блюдёт.

— Рад стараться, Ваше Величество... И опять же к жене ближе, — поспешил он высказать самое сокровенное и подмигнул Чоглоковой.

Но Елизавета уже не слушала. Словно спохватившись, что забыла о главном, крикнула:

— И столы, столы вон!

И, подхватив юбки, поплыла из комнаты.

Пётр отступил в угол и, подтащив к себе Екатерину, злобно прошипел:

— Ты предатель, Като.

— Это не я.

— А кто?

— Во дворце и у стен имеются уши.

— Всё равно ты теперь мой враг на всю жизнь. — В глазах идиота были гнев и презрение, в голосе — та убеждённость, которая переходит в манию.

Ни гнева, ни испуга не отразилось в лице Екатерины, лишь едва заметная усмешка оттянула уголки губ, да мелькнул кончик языка, облизнувший пересохшие губы. Ящерка...

— Я буду верной женой вам, Ваше Величество, — ровным и спокойным голосом ответила она.

— Всё равно ты мой враг. Только помни: по русскому обычаю жена — раба мужа. Захочу — в монастырь запру, захочу — на прядильню в работы.

— Я с покорностью приму судьбу свою. — Екатерина опустила глаза.

Пётр злобно ощерился и пошёл прочь.

5

В доме президента Коммерц-коллегии жили по старому московскому обычаю: ели досыта, пили допьяна, молились истово, спали до одурения. Вот и сейчас, отвалившись от стола, густо облепленного родственниками, странниками и калеками, Кисловский приказал:

— А теперь помолимся Господу нашему. Григорий, возгласи.

Все встали, оборотясь к красному углу. Гришка вышел вперёд и внятно, в голос начал читать:

— Благодарим тя, Христе Боже наш.

Остальные вразнобой, но более или менее стройно:

— Христе Боже наш...

— Яко насытил еси нас земных благ Твоих...

— Благ Твоих...

— Не лиши нас и небесного Твоего царствия.

— Царствия.

— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа... — Гришка сделал паузу.

— Духа...

— Аминь! — гулко и категорично завершил Кисловский.

— Аминь.

Все закрестились, закланялись, но не иконам, а хозяину дома.

— Спасибо, батюшка...

— Дай Бог здоровья за щедроты твои.

— Многих лет, благодетель.

— Господь воздаст за доброту.

— Ступайте с Богом, — благословил хозяин. — А мы, Гринь, в библиотеку, почитаем.

Гришка молча кивнул, норовя при этом скинуть дядькину руку с головы.

— У, непокорный, — буркнул Кисловский, дав племяннику лёгкого шлепка.

У стола образовалась толчея: лакеи спешили убрать недоеденные блюда, а прихлебатели норовили прихватить, что ближе лежит да послаще, кто в ташку — была такая принадлежность туалета, сумка на манер ридикюля, только носимая на перевязи, — а кто и просто в карман или за пазуху.

А дядька и племянник между тем устроились по раз и навсегда заведённому порядку: Кисловский в креслах у камина близ легко сервированного — вином и закусками — столика, а Гришка с тяжёлым фолиантом возле окна, ближе к свету.

— На чём-то, бишь, мы остановились? — спрашивает Кисловский, наливая из бутыли в серебряный кубок и раскладывая на столе трубки.

17
{"b":"648145","o":1}