— Али, скорее лёд!

Вбежал Али, неся в руках завёрнутый в полотенце лёд и стакан с соком. Без церемоний распахнул халат на груди госпожи — видно, делал это не в первый раз, — склонился над ней чёрным призраком. Она вдруг открыла глаза, улыбнулась, и тёмная губастая физиономия слуги озарилась в ответ белозубой улыбкой.

— Иди, дружок, спасибо. — Зубы княжны стучали о стекло, когда она пила сок. Взглянув на окно, спросила: — Ходит?

— Ходит.

Княжна помолчала, о чём-то размышляя, потом решительно приказала:

— Дай мне голубой бурнус алжирский и зови художника.

— Но, госпожа...

— Делай, что приказано.

Поднявшись и оправив платье, она подошла к зеркалу снова. Внимательно осмотрев себя — тонкий стан, точёное лицо, большие, оттенённые длинными ресницами глаза и пышные волосы, — удовлетворённо кивнула и, подойдя к окну, откинула штору. Придвинула кресло так, чтобы оно оказалось в снопе солнечного света — и, набросив бурнус, уселась, несколько раз предварительно поменяв позу.

Вошедший Маттей замер в восхищении, затем быстро подошёл, стал на колено, поцеловал руку и проговорил:

— Благодарю, синьора...

Она, повнимательней всмотревшись в разбойный лик смуглого красавца, вдруг спросила:

— Вы ведь не художник, верно?

Маттей опустил глаза.

— И да и нет. Я стал бы писать ваш портрет с восхищением, но...

Княжна откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза. Маттей, заметив бледность её лица, встревожено поднялся.

— Чей вы шпион? — не открывая глаз, внезапно спросила она. — Полиция боится, что я уеду, не оплатив долги?

Она открыла голубые глаза и посмотрела на него с презрением.

— Нет, синьора... — Маттей огляделся, шёпотом заговорил: — Нас никто не подслушивает? Граф Орлов, получив ваше послание, дал мне поручение удостовериться, нет ли вокруг вас шпионов, способных принести вред российской короне. Проще говоря, нет ли какой авантюры?

Разглядывая его, княжна проговорила:

— Это низко — следить за женщиной... Не так ли?

— Орлов не простой обыватель, — возразил с достоинством её собеседник. — Он лицо государственное, и контакт с вами может быть неправильно истолкован при дворе, а паче чаяния — употреблён во вред... Особенно остерегались мы поляков.

— Боже, и кто же вас смущал — этот жирный таракан? Что же вы теперь передадите графу?

— Что честь ваша выше подозрений.

Княжна впервые милостиво посмотрела на Маттея:

— Благодарю вас. Когда я могу получить аудиенцию у графа?

— Помилуй Бог, граф счастлив будет нанести визит сам, только скажите — когда.

Княжна замялась, потом сказала:

— Я посмотрю список приглашений и сообщу... Утром завтра Франтишка вам скажет.

Маттей улыбнулся про себя, потом, посерьёзнев, сказал:

— Не сочтите нескромным, но позвольте графу понести расходы на подготовку к его визиту... — Он вытащил из-за пазухи кожаный кошель. — Я передам это вашей служанке.

— Боже, деньги — это такая чепуха... — Княжна, томно прикрыв глаза, протянула руку. — Договоримся пока соблюдать инкогнито. Вы ведь художник, не более...

Маттей, поклонившись и ни слова не говоря, протянул кошель красавице.

Выход княжны был обставлен с наивным великолепием. Дверной проем соседней комнаты озарился светом. Явился и замер статуей Али в синих шароварах и розовом тюрбане, подняв четырёхрожковый шандал со свечами, по другую сторону двери стояла Франтишка с таким же светильником, обряженная в кремовое платье и палевый капор.

— Княжна Эметэ де Пиненберг де Шолль, Елизавета Володомирская, — возвестил Али.

В дверях показалась сверкающая и сияющая, окинутая голубым бурнусом, в серебряной маленькой короне самозванка — белолицая, улыбающаяся, сверкающая чёрными глазами.

У Алёхина дрогнули коленки, и он шепнул Маттею:

— А ты говоришь, что котам тут делать нечего.

Когда княжна приблизилась, настала очередь партии Алёхина. Он шагнул встречь, скинул широким жестом шляпу, и от этого движения вспыхнули и заиграли алмазные пуговицы и зернь, разбросанная по всему кафтану, отразили свет погоны, аксельбанты, выпушки золотого шитья и ещё чёрт-те что, навешенное на кафтан и панталоны. Будучи существом импульсивным и недалёким, она пискнула:

— Ой, как красиво!

Казалось, она упадёт в объятия этого седовласого гиганта-варвара, даже сделала резкое встречное движение, но, удержанная Франтишкой, превратила его в книксен. Протянув величественным движением руку, сказала:

— Не представляйтесь, граф, я получила визитную карточку и рада приветствовать в моём скромном жилище знатного посланца моей великой родины.

Алехан опустился на колено, надолго приложился губами к руке княжны, потом охватил руками стан потерявшей голову женщины, лицом же беззастенчиво уткнулся ей в колени. Простояв так, сколь счёл возможным, откинулся и изрёк:

— Простите мне несдержанность чувств, но с той минуты, как я получил ваше послание, все думы мои были об одном: как устранить несправедливость судьбы... Извините, что явился без подобающей вашему императорскому высочеству пышности, но сами понимаете, дело тайное. — Алехан настороженно огляделся вокруг.

— В этом доме вам бояться некого, здесь все свои. Но встаньте, граф. Прошу провести в моём доме нынешний вечер с друзьями.

— Позвольте представить вам моих сподвижников — художника Матти Мори и адъютанта, лейтенанта морской службы де Рибаса... Они, к сожалению, будут вынуждены удалиться, чтоб охранить нас от нежелательных вторжений.

Сподвижники откланялись.

Выйдя на улицу, Маттей сказал:

— Я пошёл... А может, забежим в тратторию, тут рядом. Тебе надоест одному торчать. У них, похоже, надолго, дамочка, судя по всему, затянет графа в постель, а он ежели разыграется, то не унять.

— Думаешь, с первой встречи?

— А ты не видел, что она готова была при нас?.. Чахоточные, они пылкие.

— А у неё?..

— Да, мне пан Доманский рассказал.

— Тогда идём.

Светало. Де Рибас дремал, прислонясь к тумбе. Алехан толкнул его в бок.

— Завтра беру на корабль и поднимаем паруса. Согласна выйти замуж. — Зевнул и сообщил: — А так, в общем, ничего особенного. Наши девки не хуже.

За иллюминатором безбрежное море гнало волну. Изрядно качало. Поскрипывал такелаж. Пробили склянки. Алехан и княжна в адмиральской каюте лежали в постели. Она потрогала шрам на лице самим Сатаною данного ей супруга и жалостливо сказала:

— Пресвятая Дева Мария, сколько ты перенёс! Подумать только, не отбей шпагою руку корсара... Ужас!

— Да уж, эти корсары что звери. Дерутся каждый как тысяча чертей. Чуть зевнёшь — кинжал в рёбра, и аминь.

— Храни тебя пан Езус.

— Это по-польски. По-русски — Господи Исусе.

— Езус, Исус — какая разница... Скоро Петербург?

— Если ветер хороший, дён через пять будем.

— Ах, я так мечтаю: почётный караул, пушечные залпы, венчание в соборе, ласковая рука императрицы... Не может же она не признать меня наследницей престола. Закон на моей стороне.

— Да-да, — полусонно бормочет Алехан. — Закон, караул, императрица... Всё будет. Давай поспим ещё. — Он прижался к ней.

Вдруг в дверь каюты застучали громко, бесцеремонно, похоже, сапогом. Грубый голос орал:

— Эй, адмирал, выдь наружу!

— Какого чёрта в такую рань?

— Граф Орлов, именем императрицы вы подвергаетесь арестованию за государственную измену!

— Что?! Я покажу вам сейчас измену. — Орлов натягивал штаны, ботфорты, камзол. Стук меж тем не утихал.

— Алексис, что они говорят? Арестование?

— Бунт на корабле! Я им сейчас. — Алехан рывком открыл дверь, кого-то сбил с ног, на него бросились сразу несколько человек, он расшвырял их, но подоспела подмога, и Алехан был скручен верёвкой.

Больше княжна ничего не видела, ибо в каюту заглянул офицер и сказал:

— Синьора, ваш супруг арестован вследствие государственной измены.