Мартин выбрал себе в качестве второго игрока парня из французских басков, он работал в пекарне у Арчипи и звался Баутиста Урбиде.

Баутиста, худой, но крепкий человек, отличался хладнокровием и прекрасно владел собой.

На обе пары было поставлено много денег. Почти вся народная и либеральная часть города стояла за Салакаина и Урбиде; молодежь из местной знати, пономарь и карлисты из деревень были за Качо.

Партия в пелоту превратилась в целое событие. Чтобы присутствовать при этом зрелище, собрался весь город, да еще и из окрестностей явилось много народу.

Главная борьба должна была развернуться между двумя передними игроками — Салакаином и Качо. На стороне Качо были его быстрота, ярость, умение резко подавать низкие, угловые мячи; Салакаин полагался на свою выдержку, верный глаз и на силу своей руки, помогавшую ему отбивать мяч и далеко его бросать.

Горы вышли сражаться против долины.

Партия началась среди общего возбуждения; первые игры очень быстро выиграл Качо — его мячи летели стремительно,

как пули, и совсем низко — всего на несколько миллиметров над чертой, так что их невозможно было взять.

При каждом мастерском ударе наваррца молодые господчики и карлисты разражались восторженными рукоплесканиями, Салакаин улыбался, а Баутиста смотрел на него с плохо скрытым беспокойством.

Счет был уже четыре — ноль, и победа наваррца казалась неизбежной, как вдруг счастье ему изменило: стали выигрывать Салакаин и его партнер.

На первых порах Качо защищался хорошо и заканчивал игру яростными ударами, но потом он, словно исчерпав свои силы, начал все чаще и чаще допускать досаднейшие промахи, и счет выровнялся.

С этого момента сделалось ясно, что Качо и Искинья идут к проигрышу. Они совсем потеряли самообладание. Качо свирепо бросался на мяч, мазал, выходил из себя, бил в злости чистерой о землю и обвинял во всем своего партнера.

Салакаин и французский баск, хозяева положения, сохраняли полное спокойствие, быстроту движений и только посмеивались.

— Давай, Баутиста, — говорил Салакаин. — Хорошо!

— Беги, Мартин, — кричал Баутиста. — Вот так!

Игра кончилась полной победой Салакаина и Урбиде.

— Да здравствуют наши! — завопил, бешено рукоплеща, простой народ из старой Урбии.

Каталина улыбнулась Мартину и поздравила его.

— Очень хорошо! Очень хорошо!

— Мы сделали что могли! — ответил он с усмешкой.

Карлос Оандо грозно нахмурился, подошел к Мартину и

сказал:

— Качо вызывает тебя играть один на один.

— Я устал, — ответил Салакаин.

— Не хочешь играть?

— Нет. Играй сам, если хочется.

Окончательно убедившись в расположении своей сестры к Мартину, Карлос почувствовал, что злоба в нем вспыхнула с новой силой.

В следующий раз он приехал из Оньяте более чем когда-либо мрачный и одержимый ненавистью. Поэтому Мартин, завидев его издали где-нибудь на улице, всякий раз старался избежать встречи, но лишь пуще озлоблял и распалял Карлоса таким поведением.

Мартин пытался найти способ выполнить завет Тельягорри и посвятить себя торговле; он оставил работу кучера и начал промышлять вместе с Аркале по части контрабанды.

Однажды к Мартину пришла старая служанка из дома Оандо, сплетница и злоязычница, и рассказала, что его сестра любезничает с Карлосом, молодым господином Оандо. Если донья Агеда заметит, она рассчитает Игнасию, и после такого скандала девушка окажется в очень скверном положении.

Услышанное внушило Мартину желание отправиться к Карлосу, оскорбить его и бросить ему вызов. Но потом он рассудил, что самое главное — избежать сплетен, перебрал все возможные способы достичь этого и наконец решил, что лучше всего поговорить с Баутистой Урбиде, с которым он успел подружиться.

Мартин часто видел, как тот танцует с Игнасией, и считал, что Баутиста, наверное, неравнодушен к девушке.

Не откладывая дела в долгий ящик, он отправился в пекарню Арчипи, где работал Урбиде. Когда Мартин вошел, его приятель, обнаженный до пояса, стоял возле печи.

— Послушай, Баутиста, — сказал ему Мартин.

— В чем дело?

— Мне надо с тобой поговорить.

— Я слушаю, — ответил француз, ловко орудуя лопатой.

— Нравится тебе Игнасия, моя сестра?

— Еще бы!.. Само собой! Что за вопрос! — воскликнул Баутиста. — Ты сюда из-за этого и пришел?

— Ты бы женился на ней?

— Разумеется, если бы у меня были деньги, чтобы открыть свое дело.

— А сколько тебе надо?

— Восемьдесят или сто дуро.

— Я дам тебе их.

— А почему такая спешка? Что-нибудь случилось с Игнасией?

— Нет, но до меня дошло, что вокруг нее Карлос Оандо увивается. А ведь она служит в его доме!..

— Ничего, ничего. Поговори с ней, и, если она согласна, дело сделано. Мы сразу же и обвенчаемся.

Мартин расстался с Баутистой, а на следующий день вызвал к себе сестру и отчитал ее за легкомыслие и глупость. Игнасия утверждала, что слухи, дошедшие до ее брата, неверны, однако в конце концов призналась, что Карлос домогается ее, но с хорошими намерениями.

— С хорошими намерениями! — воскликнул Салакаин. — Да ты, милая моя, просто дура.

— Почему?

— Потому что он хочет тебя обмануть, только и всего.

— Он сказал, что женится на мне.

— А ты и поверила?

— Я? Я сказала, что надо подождать и спросить тебя, но он мне ответил, что не хочет, чтобы я тебе говорила.

— Ясно. Потому что я ему всю обедню испорчу. Он ненавидит меня и поэтому хочет обмануть тебя, обесчестить нас, чтобы весь город нас презирал. Я тебе одно скажу, если у тебя что-нибудь с этим пономарем случится, я с вас обоих шкуру спущу, а его дом спалю, пусть меня потом на каторгу сошлют хоть на всю жизнь.

Игнасия расплакалась, но когда Мартин сказал, что на ней хочет жениться Баутиста и что у него есть деньги, ее слезы быстро высохли.

— Баутиста хочет на мне жениться? — спросила она удивленно.

— Да.

— Но ведь у него не было денег.

— Значит, теперь он их раздобыл.

Мысль о браке с Баутистой не только утешила девушку, но, казалось, открыла перед ней заманчивое будущее.

— А что мне, по-твоему, нужно сделать? Уйти из их дома? — спросила Игнасия, улыбаясь и вытирая глаза.

— Нет, пока оставайся там, так будет лучше, а через несколько дней Баутиста придет к донье Агеде и скажет ей, что берет тебя замуж.

На том брат с сестрой и порешили. И вскоре Карлос Оандо заметил, что успешно начатая «осада» затягивается, а в воскресенье, на лугу, имел случай убедиться, что Игнасия решительно склоняется на сторону Баутисты. Девушка и пекарь с большим увлечением проплясали весь вечер.

Карлос дождался, когда Игнасия осталась одна, и оскорбил ее, обвинив в кокетстве и лицемерии. Девушка, которая и раньше не испытывала к Карлосу особого влечения, испугалась, увидев его таким разъяренным, и почувствовала к нему неприязнь.

Через некоторое время Баутиста Урбиде явился в дом Оандо и побеседовал с доньей Агедой; сыграли свадьбу, и Баутиста с Игнасией уехали жить в Capo, маленькую французскую деревушку возле самой границы Испании.

Карлос Оандо так разъярился и разгневался, что даже заболел. Его неистовая и гордая натура не могла снести позора поражения, мысль о котором не давала ему покоя.

Соблазнить Игнасию Карлоса побуждала скорее ненависть к Мартину, чем влечение к девушке. Он мечтал обесчестить сестру Мартина п тем испортить жизнь своему- врагу. Самоуверенность Салакаина, его жизнерадостность, легкость, с какой он выпутывался из всех передряг, возмущали этого мрачного, исступленного человека.

Кроме того, для Карлоса идея порядка, ранга, подчинения вышестоящим была самой главной, основной, а Мартин пытался идти по жизни, не придавая большого значения общественным рангам и категориям.