При тусклом свете, падавшем сквозь решетку, человек восемь или десять заключенных играли в карты. Сдавал Чучо Оборванец, вор, бандит, знаменитый конокрад, похититель богатых помещиков, славившийся ограблением почтовых дилижансов, вымогательством, драками, любовными похождениями, которые нередко заканчивались кровавыми сценами ревности. Сдавал он спокойно, неторопливо. Руки худые, на лице шрам от ножевой раны, три передних зуба выбиты. Компания игроков подобралась пестрая: были тут и крестьяне, и люди ученого звания, партизаны и бывшие тюремщики. Среди зевак находился Начито Вегильяс. Он внимательно следил за игрой, наощупь пересчитывая оставшиеся в кошельке монеты. Выпал валет. Начито радостно воскликнул:

— Снова угадал!

И улыбнулся стоявшему рядом тихому, безразличному к происходящему игроку, сильно смахивающему на скелет, на котором, словно на вешалке, болталась грязная куртка из грубой парусины. Начато снова погрузился в созерцание карточной колоды в руках банкомета. Вдруг решившись, он вытащил горстку монет и бросил их на грязное одеяло, которое в тюрьмах заменяет зеленое сукно:

— Ставлю десять соль на его мерзопакостное королевское величество!

Оборванец заметил:

— Удваиваю.

— Открой!

— Любуйся!

Чучо открыл карту: выпал король треф. Начито, воодушевленный удачей, сгреб деньги и целиком отдался игре. Временами в компании игроков подымался шум: обсуждалась ставка на ту или иную карту. Начито непрерывно срывал банк, словно ему сам бог ворожил. Глядя на эту редкостную удачу, обтянутый кожей меланхолический скелет застенчиво улыбался Вегильясу, будто извиняясь за собственное свое невезение. В ответ Начито поведал соседу снедавшую его душу тоску:

— В плаченном нашем положении выиграть или проиграть не имеет ровным счетом никакого значения. Фосо-Пальмитос нас всех уравняет.

Сосед отрицательно затряс головой и, устало наморщив желтое свое лицо, смахивающее на проткнутый пузырь, из которого вытекает воздух, сказал:

— Покуда человек жив, деньги всегда имеют значение. Иначе и быть не может!

Начито вздохнул:

— Какое утешение могут дать деньги приговоренному к смерти?

— Выигрыш помогает, по крайней мере, забыться… Стало быть, деньги полезны человеку до самого последнего его вздоха.

— А ты, братец, тоже приговорен к смерти?

— Откуда мне знать!

— Ты протягиваешь мне соломинку. Ставлю пятьдесят соль на шестерку.

Карта Начито взяла, сосед снова наморщился:

— Вам всегда так везет?

— Пожаловаться не могу.

— А что, если я войду с вами в долю и к вашим прибавлю свои пять соль? Я вмешиваться не буду.

— Играем до пяти раз.

— Игру ведете вы, по своему усмотрению.

— Ставим на валета.

— Вашу любимую карту?

— Она возьмет.

— Не слишком ли часто вы на нее ставите?

— И все-таки ставим на валета.

Чучо медленно метал, держа колоду на виду, чтобы все видели ее. Перед тем как сдать карту Вегильясу, он на мгновение задержал свободную руку в воздухе. Выпал валет. Начито сгреб банк, разделил: столбик монет на две части, шепнув скелетоподобному соседу:

— Ну, что я говорил?

— Можно подумать, что вы видите колоду насквозь!

— Теперь поставим на семерку.

— Почему? Странная какая-то игра!

— Вовсе не странная. Называется она «за и против». Сначала я ставил на карту, которую люблю, и в благодарность она отвечала мне взаимностью, теперь же хочу поставить на семерку, к которой я равнодушен, и она в отместку может сыграть «против».

— Вы называете эту игру «за п против»? Я что-то о такой игре не слыхивал!

— Не мудрено, я только что ее придумал.

— Стало быть, сейчас мы проиграем?

— Ан выпала семерка!

— В жизни своей не видывал такого везения!..

— Теперь попробуем сыграть на даму? Идет?

— Воля ваша… Мы выиграли! Разделим…

— Еще два раза.

— Теперь мы наверняка проиграем.

— Или выиграем. Карта «за» — пятерка. Поставим на ту, которая «против».

— Вот это игра! Отделите половину банка.

— Ничего не буду отделять. Восемьдесят соль на тройку!

— Зря.

— Не вечно же выигрывать!

— Пасуйте!

Чучо Оборванец, скосив один глаз, оценивает сданные две карты. Презрительно присвистнул:

— Пссс… Пока на равных.

Он положил колоду на одеяло и отер лоб нарядным шелковым платком. Затаив дыхание, игроки сгрудились вокруг.

Чучо с наигранным равнодушием, которое не могло, однако, скрыть тайного напряжения, начал сдавать. Выпала тройка, на которую доставил Начито. Сидевший рядом с ним «Скелет» затрепетал:

— Выиграли!

Посучив костяшками пальцев об одеяло, Начито потребовал:

— Сто шестьдесят соль.

Чучо Оборванец отсчитал деньги и, уставившись на него с издевкой, сказал:

— Другой бы, чуточку похрабрее, при этаком везении уже давно бы сорвал банк. А этому хоть кол па голове теши! Трусливый осел!

Начато, добродушно улыбаясь, собрал деньги и радостно воскликнул:

— Ква! Ква!

Некто, прозываемый капитаном Вигури, сердито пробурчал:

— Везет же придуркам!

А в это время обтянутый кожей скелет нашептывай Начито:

— Поделим деньги — и баста…

Печально нахмурившись, Начито покачал головой:

— Еще раз сыграем, тогда!

— Глупо! Зачем искушать судьбу!

— Если проиграем в карты, выиграем в другом. Кто знает? А вдруг нас, в награду, не расстреляют? А коли выиграем, нас уж наверняка шлепнут!

— Бросьте молоть чепуху и искушать провидение.

— Поставим на валета.

— Гиблое дело!

— С валета начали, с валетом и в могилу. Дружище банкомет, сто шестьдесят соль на валета!

Оборванец оживился:

— Идет!

Начито залебезил:

— Спасибо! Очень мило с пашей стороны!

Скривившись, шулер проворчал:

— Знаю я твои «спасибо»! Ими я сыт по горло!

Он перевернул колоду: внизу оказался валет. Среди игроков пронесся шепот. Начито побледнел, руки его дрожали:

— Уж лучше бы эта карта была бита! Значит, та, которая «против», тянет нас за собой в Фосо-Пальмитос!

Замогильным голосом Скелет выдохнул:

— Значит, по сто двадцать семь монет на брата.

— Первая карта нас едва не сгубила.

— И жаль! Сейчас для нас нет худшей приметы, чем выигрыш!

— Так отдайте деньги Оборванцу.

— Это не совсем то!

— Хотите еще сыграть?

— Покамест не проиграю. Только проигрыш может меня успокоить.

— Ну а я пойду подышу свежим воздухом. Большое спасибо за помощь. Всегда ваш Бернардино Ариас.

И Бернардино ушел. Начито дрожащими руками укладывал деньги в аккуратные стопки. Его наполняла жутким страхом та зловещая удача, которая по воле провидения приговаривала его к неизбежной смерти. Он чувствовал себя во власти невидимых сил, ощущал их, таких враждебных и злокозненных. Он взял пригоршню монет и поставил на первую выпавшую наудачу карту. Ему хотелось и выиграть и проиграть одновременно. Он закрыл глаза и тут же открыл их. Чучо Оборванец опрокинул колоду, показал нижнюю карту, сдал. Начито окончательно скис. Он снова выиграл. Виновато улыбнулся, почувствовав на себе злобный взгляд бандита-шулера:

— Сегодня вечером меня наверняка прикончат!

В другом конце камеры несколько заключенных слушали бесконечный, пересыпаемый всякими «стало быть» и «значит» рассказ кривого солдата. Сидя на корточках, он бесцветным голосом повествовал о разгроме революционных войск под Куронайтито. Человек пять слушали его, развалившись прямо на голом полу.

— В то время, значит, я еще был в отряде Доротео Рохаса. Служба, стало быть, самая собачья: с ружьем не расстаешься даже во сне, всегда в сырости, ни просохнуть, ни пожрать. Ну, а седьмого июля выдался самый страшный денек. Перли мы, значит, через болото, а тут солдаты давай палить по нам, будто по зверью. Сидят за кустами по обе стороны болота и палят… Только по милости божьей и пронесло. Ну, как выскочили мы из болота, то, значит, и им спуску не дали. Постреляли мы, стало быть, маленько — и ходу. А дорога все степью, конца-краю не видно… Солнце жгет, песок в сковородку превратился, а мы все прем и прем. Бежим мы, стало быть, так быстро, что и волк за нами не угнался бы, а солдаты за нами. Потом поотстали они; пуль, значит, ихних уже не слышно, а мы все прем и прем.