Когда дверь снова открывается, на меня обрушивается головокружительное облегчение. Он выходит, слегка наклонив голову, как будто проверяет местность, прежде чем направиться обратно к машине. Его присутствие снова заполняет пространство, когда он открывает пассажирскую дверь, слабый аромат его одеколона приносит с собой уверенность.

— Наша комната на втором этаже.

Он помогает мне выбраться, его рука обвивается вокруг талии, придерживая меня, когда ноги угрожают подкоситься. Подъем по лестнице - невыполнимое испытание, каждый шаг - проверка того, сможет ли мое тело продолжать двигаться. Я прислоняюсь к нему, позволяя принять большую часть моего веса.

Комната простая, но чистая. Кровать с аккуратно заправленным одеялом. Маленький столик с двумя стульями. Ванная комната с бледно-желтым светом, льющимся из открытой двери. Ничего особенного, но этого достаточно, чтобы у меня ослабли колени. Я стою в дверном проеме, пытаясь осмыслить это — нормальность, почти непривычную после нескольких дней выживания.

— Сначала прими душ. — Рука Рена ложится мне на спину, направляя в сторону ванной.

Он останавливается в центре маленькой комнаты, снимая с меня толстовку.

— Позволь мне помочь.

Он опускается на колени, чтобы развязать мои шнурки, и я закрываю глаза. Я не могу смотреть на него. Я не знаю, как переварить эту версию Рена, который не давит, не дразнит, не находит способов проникнуть мне под кожу. Его руки двигаются без колебаний, и он больше ничего не говорит.

К тому времени, как он выпрямляется, я стою босиком, джинсы сброшены на пол, и мое тело чувствует себя легче с каждым снятым слоем.

— Я схожу за едой, пока ты примешь душ.

Мои глаза открываются, нарастает паника.

— Нет! — Одно-единственное слово несет в себе весь страх, который я пыталась похоронить. Моя рука взлетает, хватаясь за него. — Не оставляй меня.

Его взгляд встречается с моим. Мускул напрягается на его челюсти, когда он смотрит на меня. Его рука тянется к карману. Он достает маленький сотовый телефон и протягивает его мне.

— Мой номер уже записан в нем. Если я тебе понадоблюсь, позвони. — Его голос смягчается, но тон остается твердым. — Я вернусь до того, как ты закончишь. Чуть дальше по дороге есть ресторанчик с едой на вынос.

Я беру телефон.

— Обещаешь?

Его рука движется к моему лицу, обхватывая челюсть и приподнимая голову. Его большой палец скользит по губам.

— Да.

Дверь со щелчком закрывается за ним. Я смотрю на телефон в своей руке, пальцы дрожат, когда я провожу по его краям.

Он вернется. Я должна в это верить.

Сначала душ обжигает, но я позволяю теплу проникает в мои мышцы, ослабляя напряжение, которое держало меня в плену несколько дней. Вода становится мутной, омывая меня, унося с собой грязь трех дней бегства. К тому времени, как я выхожу, мое тело чувствует себя непривычно чистым и теплым, я надежно обернута полотенцем.

Когда я открываю дверь ванной, комнату наполняет аромат еды. Желудок переворачивается в ответ, напоминая о том, как много времени прошло с тех пор, как я ела что-либо с настоящим содержанием жира. Рен сидит за столом, перед ним открыты два пакета с едой навынос. Его глаза находят мои, и что-то меняется в выражении его лица. Удовлетворение или, может быть, облегчение.

— Я принес тебе кое-что из одежды. — Он кивает в сторону кровати, где стоит сумка. — Несколько вещей, которые я прихватил по пути к выходу.

Я подхожу к кровати и открываю сумку. Спортивные штаны, мягкая черная футболка и толстовка с капюшоном. Его слабый аромат нежно витает в тканях, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарыться носом в них.

— Иди поешь.

Я возвращаюсь туда, где он ждет, и опускаюсь на стул. Он пододвигает ко мне контейнер с едой навынос.

От первого укуса по мне разливается тепло. Еда простая, но вкусная, и мое тело реагирует на нее, каждый кусочек облегчает ноющую боль в животе.

— Хорошо. Продолжай.

Когда съедаю столько, сколько могу, я откидываюсь назад, баюкая чашку горячего шоколада, которую он ставит передо мной. Я смакую каждый глоток, сладкий вкус успокаивает остаточную панику, все еще таящуюся на задворках моего сознания.

Когда я ставлю ее на стол, он встает.

— В кровать.

Я забираюсь под простыни и только тогда снимаю полотенце, бросая его на пол. Подушка под моей головой мягкая. Я должна задаться вопросом, почему не боюсь быть обнаженной с ним в комнате, почему его присутствие ощущается как безопасность, а не опасность.

— Ты останешься?

— Я не собираюсь никуда уезжать.

Кровать сдвигается, когда он вытягивается рядом со мной. Его рука ложится мне на талию, пальцы медленно, лениво вырисовывают узоры на животе. Я закрываю глаза. Напряжение, которое держало меня несколько дней, наконец отступает, и я испускаю долгий вздох, прижимаясь к теплу его тела.

Впервые за целую вечность я чувствую, что нахожусь там, где должна быть.

Протянутая рука помощи

РЕН

Она засыпает почти мгновенно, ее тело сдается после трех дней без отдыха. Я обнимаю ее за талию, проверяя сообщения.

Монти: Они нас вычислили. Они поняли, что взрывы – это

отвлекающий маневр.

Монти: Федералы в бешенстве. Прочесывают лес,

где мы запускали фейерверки.

Монти: Убираемся отсюда, пока нас не поймали.

Погружаемся во тьму.

Последнее смс было отправлено почти час назад. Я не отвечаю. Я свяжусь, как только мы окажемся в более безопасном месте.

Комната мотеля существует в отдельной реальности от федеральных агентов, рыщущих по моей собственности. Мои нервы разгораются с каждым вздохом, опасность усиливает каждое ощущение. Планы каскадом проносятся в моей голове, один мрачнее другого. Часы тикают вперед. Это временное убежище не может длиться вечно. Мы не сможем все время прятаться в отелях. В конце концов, они найдут нас. Нам нужен рычаг воздействия. Что-нибудь, что заставило бы Миллера отступить, отказаться от своей миссии по возвращению ее в программу защиты свидетелей.

Пальцы сжимаются в кулаки. У нас заканчиваются варианты. Время истекает. Нам нужно нечто более мощное — то, что остановит Миллера. Рычаги влияния. Власть. То, что нужно мне — и ей тоже — лежит за дверью, которую я поклялся никогда больше не открывать.

Влияние моего отца. Его власть. Его связи.

Желчь подступает к горлу при этой мысли.

Бабушка поняла бы мои колебания насквозь. Она понимала власть так, как никогда не понимал мой отец - не из залов заседаний и банковских счетов, а благодаря многолетним тренировкам, превратившим ее тело в точный инструмент. Ведущая танцовщица, подчинившая мир своей воле благодаря чистой решимости.

— Сила заключается в контроле, — говорила она, ее осанка оставалась идеальной даже в ее семьдесят с небольшим. — В точном знании, когда нужно держаться твердо, а когда уступить.

Я отодвигаюсь, перенося свой вес дюйм за дюймом, чтобы сохранить покой Илеаны. Она что-то бормочет, пальцами ища тепло, которого я лишил ее. Я делаю паузу, пока ее дыхание снова не становится глубже. Даже сейчас мой разум фиксирует каждое едва уловимое движение в ее дыхании, каждую мельчайшую перемену в выражении ее лица. Старые привычки. Необходимые.

Лампа отбрасывает тени по комнате. Темные волосы разметались по подушке, черты лица смягчены сном. Она существует за пределами обычного мира, все тревоги стерты. Она решила ослабить свою защиту рядом со мной, и это знание разрывает еще одну цепь, удерживающую меня в заложниках.

Телефон будто налился свинцом в моей ладони. На экране высвечивается контакт отца, словно насмехаясь надо мной. Каждая цифра — напоминание о том, как я удалял его снова и снова, только чтобы сохранить. На всякий случай. Всегда на всякий случай.