Темнота Перед Танцем

"В тени мы танцуем" - это не обычная история любви. Она грубая, извращенная и полная одержимости, от которой у вас захватит дух. Если вы здесь ради острых ощущений оттого, что за вами наблюдают, восхитительного страха перед пристальным взглядом преследователя и опьяняющего притяжения любви с острыми гранями, тогда добро пожаловать. Эта книга не о розах и поэзии — она о темных углах, тяжелом дыхании и страсти, которая не спрашивает разрешения.

Давайте внесем ясность, в этой истории есть все: преследование, эмоциональные манипуляции, охота в лесу, нежелательные фотографии, сомнительное согласие, и игры с властью, которые переступают все границы. Одержимость Рена Илеаной сильна, всепоглощающа и стирает всякое представление о добре и зле. Танец — это собственная битва за контроль и капитуляцию - горячая, интуитивная и непримиримая.

Одержимость управляет всем, и она поглотит все на своем пути. Это грязно, это опасно, и это может просто заставить вас усомниться в своих собственных границах.

Если вам это нравится, отойдите в тень с Реном и Илеаной. Позвольте интенсивности увлечь вас и посмотрите, насколько далеко вы готовы зайти. Грань — это то, где кроется настоящий кайф, и поверьте мне, оказавшись здесь, вы не захотите возвращаться. Но помните, темнота изменит вас, и это самое лучшее.

Берегите себя и, если будете готовы, найдите Рена. Он будет ждать.

Девушка - невидимка

ИЛЕАНА

Мне всегда хорошо удавалось быть невидимой.

Это навык, который я совершенствовала годами, вдалбливая себе ежедневную мантру моего отца перед школой.

Не привлекай внимания. Не ввязывайся в неприятности. Сосредоточься на учебе. Будь хорошей девочкой.

Мне было четырнадцать, когда я поняла, что другие родители не говорят подобных вещей своим детям. Но к тому времени слияние с фоном стало таким же автоматическим, как дыхание, и я перестала задаваться вопросом, почему это так важно.

В Силверлейк-Рэпидс, где тайна, о которой шепчутся, распространяется от продуктового магазина до школьной парковки за считанные минуты, быть невидимым должно быть невозможно. И все же я настолько хороша в этом, что могу зайти в любой магазин в центре города, и меня все равно спросят, новенькая ли я в городе, в котором прожила всю свою жизнь.

Это беспокоило меня, когда я была моложе. Я видела, как других детей приглашали на дни рождения, общественные мероприятия, семейные барбекю, и спрашивала своих родителей, почему я не могу пойти тоже. Со временем это стало задевать меньше, и в конце концов стало для меня нормой.

Иногда мне кажется, что я исчезаю, растворяюсь в ничто, будто призрак, которого никто не помнит. Была бы я одной из тех пропавших детей, фотографии которых в ежегоднике появляется в новостях, в то время как одноклассники изо всех сил пытаются вспомнить, разговаривали ли они когда-нибудь со мной.

Эти мысли крутятся у меня в голове, пока я пробираюсь по переполненным коридорам школы Сильверлейк, уворачиваясь от локтей и рюкзаков по пути к своему шкафчику. Мои движения точны и осторожны. Отступаю в сторону, когда кто-то приближается. Держу голову опущенной, но не настолько, чтобы это выглядело нарочито. Пусть мое присутствие будет достаточно незаметным, чтобы глаза людей могли скользить мимо меня, не замечая моего существования. Каждое движение отточено годами практики.

Я останавливаюсь у своего шкафчика, бросаю книги внутрь, затем направляюсь в кафетерий. Воздух насыщен запахом жирной пиццы и пота. Я беру свое обычное блюдо - сэндвич и апельсиновый сок - и направляюсь к своему месту возле пожарного выхода.

Оно идеально. Технически закрыто, что означает, что здесь всегда пусто. Именно так мне нравится. Мне подходит изоляция, позволяет наблюдать, оставаясь незамеченной. Отсюда я наблюдаю за разыгрывающейся социальной иерархией - футбольная команда устраивает судейство за своим столом, шумная и буйная; чирлидерши прихорашиваются, добиваясь внимания; ребята из группы сравнивают ноты.

А еще есть центральный стол ...

Студенты там привлекают к себе внимание, даже не пытаясь, занимая первоклассную недвижимость в центре кафетерия. Все обходят их стороной. Рен Карлайл сидит в центре всего этого, его стул в кафетерии больше похож на трон, глаза осматривают комнату со скучающим безразличием.

Все знают Рена Карлайла. Его семья практически владеет этим городом, или, по крайней мере, самой дорогой его частью. Новое восточное крыло школы носит имя его семьи, а снаряжение футбольной команды предоставлено компанией «Carlisle fortune. — Но не деньги заставляют людей избегать его там, где это возможно.

Это холодность в его глазах. То, как он наблюдает за людьми, словно отмечает в уме их слабости. Слухи о том, что случается с теми, кто переходит ему дорогу. Он чертовски устрашающий, и его отношение "не связывайся со мной" излучает от него как физическую силу.

Я наблюдала достаточно долго, чтобы понять закономерности. Как другие ученики меняют свой путь, чтобы не пересекаться слишком близко. Как разговоры переходят на шепот, когда они проходят мимо. Как даже учителя, кажется, смиряются с его присутствием.

Но сегодня столик пуст, а это значит, что я могу пройти прямо к своему месту, не огибая комнату. Мое внимание переключается на танцевальную программу, над которой я работала. Я планирую пойти в танцевальную студию, как только поем, и провести там остаток обеда.

Балет - это мое спасение. Место, где я могу превратиться во что-то настоящее. Когда я танцую, я существую, я значима. Это мой секрет. Единственная вещь, которая принадлежит только мне. Даже моя семья не знает об этом. Папа прекратил бы занятия, если бы когда-нибудь узнал.

Погруженная в мысли о пируэтах, я не замечаю сумку на своем пути, пока не натыкаюсь на нее, и падаю. Время, кажется, замедляется, когда мой поднос опрокидывается, и апельсиновый сок разливается в воздухе по изящной дуге, которой мой бывший учитель балета гордился бы...

...и пропитывает спереди девственно белую футболку, которая, вероятно, стоит больше, чем весь мой гардероб дома.

Мои глаза следят за расползающимся оранжевым пятном вверх, и мой желудок резко падает. Из всех людей в школе, конечно же, это должен быть он.

Рен Карлайл.

В кафетерии воцаряется тишина, как будто кто-то поставил фильм на паузу. Рен не двигается. Ничего не говорит. Одной рукой он опирается о стол, как будто собирался сесть. В другой держит банку содовой. Его неподвижность нервирует больше, чем любая вспышка гнева.

Захваченная каким-то саморазрушительным моментом, я продолжаю поднимать глаза, пока не встречаюсь с ним взглядом. Его взгляд прикован ко мне с хищной сосредоточенностью.

О нет.

Позади него его друзья наблюдают за происходящим с различными выражениями веселья на лицах.

Когда они здесь появились? Минуту назад их здесь не было.

Пристальный взгляд Рена пригвождает меня к месту, в его глазах такая напряженность, что волосы у меня на руках встают дыбом.

Почему из всех учеников в школе именно он?

И я просто вылила на него свой сок.

К черту мою жизнь.

— Я… Мне жаль. — Слова кажутся неубедительными, когда я беру салфетку с ближайшего столика. — Это произошло случайно. — Я протягиваю ему её как мирное подношение.

Его взгляд перемещается с моего лица на расползающееся пятно, затем на салфетку. Вместо того, чтобы взять её, он проводит пальцами по влажной ткани, намеренными мазками размазывая оранжевый по белому. Затем его голова наклоняется, и он снова смотрит на меня. В моем ужасном состоянии он как будто обдумывает, что со мной делать. Выражение его лица непроницаемо, но в нем есть что-то такое, от чего мои нервы на пределе.