Мне нужно больше. Информация находится там, просто за пределами моего понимания, и я напрягаюсь сильнее, ища что-нибудь, что заставит эту картинку сфокусироваться.

Следуя интуиции, я копаюсь глубже в закрытых записях ФБР - тех, которые не должны быть доступны, но деньги и связи делают возможным все.

Операция «Корона Росси». Название привлекает мое внимание из-за даты. Шестнадцать лет назад ФБР наиболее успешно ликвидировало преступную семью Росси. Фотографии с камер наблюдения в досье подтверждают то, что предполагал тот единственный снимок из больницы. Аннетта Росси и Мария Морено - одна и та же женщина. Но на сильно отредактированных страницах скрыто кое-что еще об агенте под прикрытием с кодовым именем «Чарльстон». Его настоящая личность была стерта, но одна деталь осталась. Его внешность в точности соответствует описанию Джеймса Морено.

Теперь мои руки движутся быстрее, взламывая протоколы безопасности, выслеживая каждую зацепку. Личные дела показывают, что агент Чарльстон пропал в ту же ночь, когда исчезли Аннетта Росси и ее дочь Изабелла. Три месяца спустя записи о собственности показывают, что Джеймс Морено появился в Сильверлейк-Рэпидс с женой по имени Мария. К ним прикреплен документ, который настолько совершенен, что должен быть работой правительства. Это своего рода детальная фальсификация, которую могут создать только федеральные агентства.

Медицинские записи рассказывают свою собственную историю. Дородовой уход в частных клиниках Нью-Йорка под руководством Аннетты Росси, затем несколько месяцев ничего во время операции, затем новые записи, появляющиеся под разными названиями по мере создания прикрытия. Все это было сделано для того, чтобы скрыть мать и ребенка, одновременно создавая новую историю, в которой никто не усомнится.

Как долго планировалась эта операция?

В другом файле обнаружена зернистая фотография маленькой темноволосой девочки в бледно-розовой пачке и балетных туфлях с ярко-розовыми лентами, обернутыми вокруг ее ног. Она в объятиях Виктора Росси, снимок сделан незадолго до ночи операции ФБР. Написанная от руки записка на обороте гласит: "Изабелла, 2 года. - Его наследница. Его принцесса. Ребенок, который исчез в ту ночь, когда пала его империя.

Те же самые глаза теперь преследуют меня в снах. Та же грация привлекает мое внимание каждый раз, когда она танцует.

Моя балерина не просто ненавидит, когда ее видят. Ее прячут от правды, похороненной так глубоко, что она даже не подозревает о ее существовании.

Изабелла Росси. Потерянная принцесса павшей империи.

— Твою мать.

Пингует канал наблюдения, дорожная камера, которую я взломал пару дней назад, расположена почти идеально, чтобы мне было хорошо видно ее окно, привлекая мое внимание. Илеана стоит у окна, вглядываясь в темноту. В том, как она смотрит наружу, есть что-то навязчивое, как будто она ищет что-то, чему не может дать точного названия. Но она ищет монстров не в том направлении. Сегодня вечером я не стою у ее окна - я глубоко в ее прошлом.

Я поднимаю дела ФБР - те, что помечены как засекреченные, похороненные так глубоко, что большинство агентов даже не подозревают об их существовании. Операция "Корона Росси" длилась почти пять лет работы под прикрытием. Внедрение агента Чарльстона было завершено, хронология показывает, что он заслужил доверие Виктора Росси задолго до того, как Аннетта забеременела. Слои редактирования, недостающие улики, тщательно структурированные последствия. Это раскрывает не только разгром преступной семьи, но и годы сложных отношений и, возможно, более глубокие связи.

Теперь медицинские записи имеют больше смысла. Беременность Аннетты Росси наступила, когда агент Чарльстон все еще находился под прикрытием, и уже тогда ФБР помогало фабриковать альтернативные личности, готовясь к множеству исходов.

Мои глаза возвращаются к записи с камер наблюдения. Она прижимается лбом к стеклу, ее уязвимость пробуждает во мне что-то темное и собственническое. Она понятия не имеет, что все ее существование построено на федеральных уловках и обмане. Понятия не имеет, что теперь я владею правдой о том, кто она на самом деле.

Окончательность этого проникает глубоко в мои кости. Каждый обман, каждый аспект ее существования, каждый раз, когда ей говорили избегать внимания. Речь никогда не шла о защите свидетелей. Речь шла о том, чтобы полностью стереть Изабеллу Росси. О превращении принцессы мафии в призрака, которого вообще никогда не существовало.

Илеана Морено не дочь Джеймса Морено. Она наследница Виктора Росси.

Нарушенное самообладание

ИЛЕАНА

Головная боль, которую я использовала как предлог, чтобы уйти из школы пораньше, становится реальностью вскоре после того, как я захожу в свою спальню. Я задергиваю шторы, забираюсь в постель и зарываюсь лицом в подушку. Это не помогает. Мои мысли слишком громкие, слишком безжалостные, я прокручиваю в голове слова Рена, его прикосновения, то, как он прижал меня к стене в аудитории.

Перекатываясь на спину, я смотрю в потолок, разочарование нарастает. Воспоминание о более раннем пристальном взгляде моего отца остается, покалывая мою кожу. Он заподозрил, что что-то не так, но не понял, что именно. Даже он не смог бы себе представить, что пролитый сок может привести к такому - вихрю страха, очарования и удушающей интенсивности.

Беспокойство заставляет меня подняться на ноги. Взгляд останавливается на книжной полке, заставленной потертыми книгами в мягких обложках, корешки которых потрескались за годы подержанного использования. Я, не раздумывая, хватаю одну и открываю, но слова расплываются в бессмысленность. Мой разум отказывается фокусироваться.

Мое внимание привлекает зеркало, и я поворачиваюсь к нему, пораженная собственным отражением. Я выгляжу растрепанной, волосы спутаны, глаза широко раскрыты. Девушка, смотрящая на меня в ответ, не та, кем я так усердно старалась стать. Она больше не невидимка.

Из-за него. Рена.

От одного его имени по спине пробегает дрожь, и я ненавижу то, как реагирует мое тело. Пульс учащается, жар разливается по коже, щеки краснеют. Он смотрит на меня так, будто видит все. Каждый недостаток. Каждый секрет. Будто одним взглядом может разоружить меня до основания.

И я ненавижу, что это работает. Ненавижу, что позволяю ему пробиться сквозь броню. Что из-за него я чувствую себя… такой беззащитной.

Но это не все, что я чувствую, не так ли?

Расхаживания по комнате приводят меня к окну, и я отодвигаю занавеску ровно настолько, чтобы видеть улицу снаружи. Все выглядит спокойно, но не кажется правильным.

Он там? Наблюдает?

Хочу ли я, чтобы он был там?

От этой мысли у меня перехватывает дыхание. Я не должна хотеть, чтобы он был где-то рядом. Не после прошлой ночи, не после этого утра. Мысль о том, что я хочу, чтобы он вышел из тени, скручивает мой желудок в узел. Я вообще не должна этого хотеть. Я должна хотеть, чтобы он оставил меня в покое, держался от меня подальше. Но мысль о том, что он уйдет, потеряет интерес и оставит меня на заднем плане... Пугает меня по необъяснимой причине.

Я опускаю занавеску на место и прижимаю руки к лицу, пытаясь стереть замешательство и тоску, которые не должна испытывать. Страх, замешательство, возбуждение, тяга к нему - всего этого слишком много. Мне нужно двигаться, сбежать от собственного разума.

Мне нужно что-то сделать, что угодно, лишь это прекратилось. Но я в ловушке здесь, в своей спальне. Клетка, в которую я убежала, потому что была слишком напугана, чтобы идти в танцевальную студию, на случай, если он был там... ждал меня.

Нет. Ты боялась идти в танцевальную студию, потому что хотела, чтобы он был там и ждал тебя.

Я наклоняюсь и достаю свой танцевальный блокнот из-под тумбочки, открывая его. Если я не могу танцевать, то могу спланировать программу.