— Может быть, больше, чем ты хочешь признать.

На мгновение напряжение в комнате меняется. У него перехватывает дыхание, глаза темнеют. Я позволяю своим пальцам спуститься к вырезу его рубашки, ощущаю учащенное биение его сердца под моими прикосновениями и впервые осознаю, что действую на него так же сильно, как и он на меня.

— Ты чувствуешь это, не так ли? — Его голос становится ниже, мрачнее. — Как это правильно. Насколько всецело ты принадлежишь мне. Как сильно ты нуждаешься в том, что только я могу тебе дать.

Его слова вторгаются в мой разум, и когда он снова притягивает меня к себе, его губы прижимаются к моим. Поцелуй - это чистое обладание, доминирование. Обещание того, что должно произойти.

— Моя, — рычит он мне в губы. — Каждая тайна. Каждый страх. Каждая капитуляция. Все, чем ты являешься, и все, чем ты станешь, теперь принадлежит мне.

Он снова кружит меня, платье разлетается, обнажая ноги. Он хватает меня за запястье, останавливая, затем протягивает руку, чтобы стянуть резинку с моих волос. Они дико падают мне на лицо. Последняя моя защита ускользает.

— Ты думаешь, что что-то выиграла. Но это только делает тебя еще больше моей.

— Может быть. — Мое сердце бешено колотится. — Но ты не можешь отрицать того, что я тоже у тебя под кожей.

Слова повисают между нами. Он притягивает меня ближе, его руки скользят по спине, бедрам, но в его прикосновениях появляется новая интенсивность. Они более голодные и настойчивые.

— Продолжай танцевать. Давай посмотрим, как далеко ты готова зайти.

Я теряю себя - в движении, музыке, мрачных обещаниях, которые он шепчет мне на ухо... И мне все равно. Я хочу всего этого.

— Ты знала, что операция "Корона Росси" была главным достижением ФБР? — Его пальцы вырисовывают узоры на моей обнаженной спине, оставляя после себя тепло. — На той же неделе, когда в этом городе появилась ваша семья.

Его слова выводят меня из равновесия, силы иссякают, шаги замедляются, но он не дает мне остановиться. Он заставляет меня двигаться.

— Так много совпадений, прелестная Балерина. Так много вопросов о том, кто ты на самом деле, — вопросов, которые тебе даже не приходило в голову задать. О том, почему всё из твоего прошлого было тщательно стерто.

Я кружусь, мое тело плавно повторяет движения, но когда я поворачиваюсь обратно, он ловит меня, его руки крепко лежат на бедрах, притягивая к себе. Его эрекция прижимается к моему животу, и он удерживает меня на месте, одной рукой обхватив за талию. Дрожь пробегает по мне, дыхание сбивается, между нами возникает напряжение.

— Ты чувствуешь это сейчас? Ты моя, даже когда сопротивляешься этому. Особенно, когда ты сопротивляешься.

Еще один поворот — он разворачивает меня в сторону, только чтобы тут же притянуть обратно. Его рука ложится на мою поясницу, прижимая меня вплотную к себе.

— У твоих родителей были секреты. Но я вижу все. Я знаю каждую скрытую часть тебя.

Дрожь пробегает по мне, его лоб прижимается к моему, рука поднимается к горлу, большой палец поглаживает учащенный пульс.

— Тебе не сбежать от меня. Как бы ты ни старалась. Я предупреждал тебя в тот день в кафетерии. Я же просил тебя не привлекать моего внимания.

Он приподнимает мой подбородок, его губы находят мои в жестком, требовательном поцелуе. Я задыхаюсь, пальцы впиваются в его рубашку, дыхание сбивается, когда я наклоняюсь к нему. Его рука сжимается на моей талии, притягивая ближе, пока между нами ничего не остается.

— Каждая частичка тебя принадлежит мне.

Навязчивая мелодия нарастает, и он ведёт меня через каждый шаг — его руки не отпускают меня ни на мгновение, прикосновения словно приковывают к нему. Мои движения становятся плавными, тело подчиняется, дыхание сбивается, пока я танцую.

Моя грудь поднимается и опускается, взгляд прикован к нему. Он притягивает меня к себе, его губы нависают прямо над моими, горячее дыхание касается кожи, и я наклоняюсь, желая, чтобы он поцеловал меня снова. Хочу, чтобы он поцеловал меня.

Танец... Это не просто танец. Это нечто более глубокое — что-то, что раскрывает меня во многих смыслах. С каждым шагом, каждым поворотом Рен разрушает мои защиты, обнажая меня так, как я никогда никому не позволяла. И я, наконец, позволяю себе принять эту правду.

Я жажду этого. Я хочу, чтобы он меня увидел, хочу, чтобы меня поняли темным, извращенным способом, который может только он.

К тому времени, как музыка стихает, я дрожу в его объятиях, сломленная, готовая к тому, что меня переделают.

Цена власти

РЕН

Музыка стихает, и остается только её дыхание — неровное, прерывистое, дрожащее в тишине. Она всё ещё в моих объятиях, её грудь поднимается и опускается в такт моей, губы приоткрыты, будто она разрывается между словами и действием.

Её кожа влажная, платье прилипает, как вторая кожа. А глаза — чёрт возьми, эти глаза — тёмные, широко распахнутые, полные бури, всё ещё бушующей внутри неё. Я мог бы поглотить её прямо сейчас. Каждый дюйм её тела принадлежит мне — независимо от того, готова ли она это признать.

Я убираю прядь волос с ее лица, наблюдая, как подрагивают ее губы под моим большим пальцем.

— Ты чувствуешь это сейчас, Балерина? — Мой голос тихий, размеренный, но хриплый от напряжения между нами. — Ты видишь, как легко теряешься во мне?

Она не отвечает — ей и не нужно. Взгляд опускается, дыхание сбивается, и я чувствую её капитуляцию — неуверенную, но неоспоримую. Это ощущается в том, как она прижимается ко мне: ровно настолько, чтобы дать понять — она больше не убегает.

— Скажи это. — Я провожу рукой по ее подбородку, запрокидывая ее голову назад, так что у нее нет выбора, кроме как смотреть на меня. — Скажи мне, что ты чувствуешь.

— Я не знаю. — Ее голос похож на шепот.

— Ты знаешь. — Мой большой палец проводит по ее нижней губе. — Скажи это.

Её глаза на мгновение закрываются, грудь вздымается. И когда она говорит, голос звучит тихо, неуверенно — но это всё же звучит:

— Я чувствую... тебя. Повсюду.

Эти слова высвобождают что-то внутри меня, нить, о которой я и не подозревал, что она натянута, пока не оборвалась. Я накрываю ее рот своим, не оставляя ей места для отступления. Ее руки прижимаются к моей груди, но она не отталкивает меня, она держится, сопоставляя жажду моего поцелуя со своей.

Когда я наконец отстраняюсь, ее щеки пылают, и она смотрит на меня так, словно чего-то ждет. Мой взгляд скользит по ее лицу, затем я медленно протягиваю руки, кладу их ей на плечи и слегка нажимаю. Ее глаза расширяются, но она не спорит, и ее колени с мягким стуком касаются пола.

Ее губы приоткрыты, дыхание участилось, но она не пытается подняться.

Я обхватываю ладонями ее лицо, запрокидывая голову назад.

— Ты понятия не имеешь, как долго я ждал этого.

У нее перехватывает дыхание, когда другой рукой я расстегиваю пуговицу на джинсах. В ее глазах вспыхивает конфликт. Я подхожу ближе.

— Не думай. Просто чувствуй.

Ее руки дрожат, когда она расстегивает мои брюки с медлительностью, которая испытывает мое терпение. Но я позволяю ей не торопиться. Я хочу следить за каждой секундой. Ее пальцы касаются моего члена, и я втягиваю воздух.

— Посмотри на меня. — Мой голос похож на грубое рычание. Ее взгляд поднимается к моему, и одного вида ее на коленях, ее губ всего в нескольких дюймах от меня почти достаточно, чтобы свести меня с ума.

Почти.

Я наклоняюсь, обхватываю пальцами свой член и вытаскиваю его, затем кладу другую руку ей на затылок.

— Не переусердствуй. Просто сделай это.

Первое прикосновение ее рта неуверенное, ее губы касаются меня почти застенчиво. Но когда она чувствует мою реакцию - низкий стон, то, как сжимаются мои челюсти, - что-то меняется. Она становится смелее, ее язык вырывается, чтобы попробовать меня на вкус.