Она прикусывает нижнюю губу и отводит взгляд.

— Почему это имеет значение?

— Потому что это действительно важно. И ты знаешь – почему.

— Ты думаешь, что знаешь все. — Снова это бормотание. Оно разгорячает мою кровь.

Я придвигаюсь ближе, пока между нами почти не остается пространства.

— Прошлой ночью ты не просто позволила мне прикоснуться к тебе. Ты хотела этого. Ты пригласила меня войти. И теперь...

— Рен, пожалуйста, остановись. — Но она не пытается отодвинуться. Она остается там, где стоит, не сводя с меня глаз.

— Видишь. — Моя голова наклоняется. — Ты больше не бежишь.

Ее губы приоткрываются, но она не произносит ни слова. Она просто смотрит на меня, разрываясь между вызовом и пониманием. Затем она протискивается мимо меня и бежит по коридору. Мой смех следует за ней.

— Ты выводишь преследование на совершенно новый уровень. — Нико упирается плечом в шкафчики.

— Кто-то называет это преследованием. Я же называю это искусством.

Искусством ломать кого-то настолько сильно, что он умоляет собрать себя заново.

Ты.

Только ты.

Всегда ты.

А Илеана? Она - мой шедевр в процессе создания.

Больше не невидима

ИЛЕАНА

Вторая половина дня тянется медленно, каждое занятие перетекает в следующее. Мой блокнот по большей части пуст, ручка в моей руке двигается только для того, чтобы выводить слабые линии и каракули. Слова учителей едва улавливаются, теряясь за шепотом и пристальными взглядами.

Присутствие Рена позади меня невозможно игнорировать. Его ручка слегка касается моей спины. Постукивание здесь, слабое пощелкивание там. Каждое прикосновение целенаправленно, призвано напомнить мне, что он рядом. Наблюдает. Ждет. Я крепче сжимаю ручку, не отрывая глаз от страницы и отказываясь оборачиваться.

— Перестань притворяться, что ты невидимка.

Жар приливает к моему лицу, и я не отрываю глаз от учебника передо мной.

— Мы оба знаем, что ты не можешь с этим бороться. Я собираюсь сделать тебя видимой. — Его голос легкий, веселый.

Шепот в комнате не прекращается. Я уверена, что он слышит их так же ясно, как и я.

— Она даже не в его вкусе. Слишком тихая.

— Ты думаешь, он серьезно?

— Вероятно, это просто еще одна из его игр. Подожди, пока упадет бомба.

Каждый комментарий задевает за живое. Я провела годы, оставаясь невидимой на занятиях, а он опроверг это чуть больше чем за неделю. Каждый взгляд кажется прожектором, от которого я не могу скрыться. Узел в животе скручивается все туже, мешая сосредоточиться на чем-либо, кроме того, как все смотрят на меня. Я - зрелище, диковинка, и все это из-за него.

Рен стучит ручкой по моей спине, сильнее, требуя внимания.

— Сядь прямо. Отведи плечи назад. Подними голову. Позволь им увидеть тебя.

Я выпрямляюсь, прежде чем успеваю остановить себя, и перемена кажется монументальной. Мое сердце бешено колотится, в то время как шепот становится громче. Я чувствую их взгляды, даже не оборачиваясь. Каждое мгновение тянется, воздух вокруг тяжелеет от напряжения. Позади меня Рен тихо напевает, как будто он доволен собой.

Та же картина продолжается и на уроке истории. Рен сидит у меня за спиной, его ручка - постоянная точка соприкосновения между нами. Учитель ходит между партами, указывая на учеников, чтобы они отвечали на вопросы. Это часть ее обычной рутины - вызвать кого-нибудь, дождаться ответа, двигаться дальше. Я не обращаю особого внимания. Она никогда меня не спрашивает.

— Илеана. Что привело к заключению Версальского мирного договора?

Моя рука замирает, и я вскидываю голову. Она обращается ко мне? Секунду я смотрю на нее, разинув рот. Ручка Рена впивается мне между лопаток, боль вырывает меня из оцепенения.

— Этот договор был сформирован желанием союзников предотвратить будущие войны, а также наказать Германию за Первую мировую войну.

Учительница кивает.

— Молодец.

Обмен репликами короткий, обычная часть урока, но для меня это нечто большее. Это изменение всего моего мира. Лица поворачиваются ко мне. Я наклоняю голову. Ручка тычется в меня. Я поднимаю голову, выпрямляясь.

— Хорошая девочка. — Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, что он улыбается.

Когда звенит звонок, я бросаюсь к двери. На следующем занятии Рена нет, и облегчение от того, что я не нахожусь под его пристальным взглядом, омрачается чем-то, чему я не могу дать точного названия. Пустота... Отсутствие, которого я не ожидала — но которое ощущается особенно остро.

На биологии я заставляю себя сосредоточиться на текущей задаче, шепот все еще преследует меня, но теперь он тише. Мой партнер по лаборатории, еще кто-то новенький, возится со слайдами, и я без слов принимаюсь за дело, мои руки не дрожат, несмотря на шум в голове. Учительница останавливается возле нашего стола, бросает взгляд на мои записи и слегка кивает в знак одобрения. Это единственный тихий момент за день, который кажется невыносимо громким.

Я ловлю себя на том, что не раз поглядываю на дверь, наполовину ожидая, что он появится, мысль о его присутствии придает мне сил каким-то необъяснимым образом.

— У тебя хорошо получается, — говорит мой партнер по лаборатории неловким тоном.

— Я делала это раньше. — Я настраиваю микроскоп, фокусируясь на крошечных, замысловатых деталях на предметном стекле.

Но внутри мысли разбиваются о мою голову. Я больше не невидимка. Рен изменил все, изменил меня.

Когда звонок звенит снова, мое облегчение приглушается нервным напряжением, от которого бабочки порхают в животе. Я выхожу в коридор, игнорируя вспышку разочарования, когда Рен не ждет меня там. У своего шкафчика я сосредотачиваюсь на знакомой рутине - набираю комбинацию, беру книги, которые мне нужно забрать домой, и уже собираюсь закрыть дверцу, когда чей-то голос внезапно прерывает мои мысли.

— Илеана?

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что там стоит Лотти. Она подходит ближе, но сохраняет небольшое расстояние между нами, слегка сцепив руки перед собой.

— Мы можем поговорить? О Рене. — Она колеблется, оглядывая коридор, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. Я видела, что происходит, когда люди подходят к нему слишком близко. Они после него становятся другими.

Я закрываю свой шкафчик и поворачиваюсь к ней лицом.

— Я в порядке. Правда.

— Правда? — Ее голос мягок. — Потому что, как только он на что-то решается... от него нелегко отделаться.

Я заставляю себя слегка кивнуть.

— Спасибо, но со мной все в порядке. Правда.

Она смотрит на меня еще секунду, затем кивает.

— Ну, если когда-нибудь захочешь поговорить... — Она отворачивается и идет по коридору к выходу.

Я остаюсь на месте, наблюдая, как она уходит. Ее слова вертятся в моей голове, но я отбрасываю их в сторону. Ее предупреждения теперь ничего не изменят — отступать слишком поздно. Я иду в том же направлении, что и она, но медленнее. Чем ближе я подхожу к дверям, тем больше бабочек кружится у меня в животе.

Воспоминания о прошлой ночи дразнят мои мысли — яркие и резкие. Я впустила его. В свою комнату. В своё пространство. Позволила прикоснуться, не сделала попыток остановить. И теперь, когда день подходит к концу, мне предстоит принять решение.

Идти ли в танцевальную студию? Хочу ли я знать ответы на то, на что он намекал? Неужели я снова предстану перед ним, зная, что уже начала попадать в его сети? Зная, что я уже позволила ему забрать у меня так много? Или мне отвернуться и продолжать притворяться, что у меня ещё есть выбор?

Любые ответы, которые Рен должен дать, будут стоить дорого, и я не уверена, что смогу себе это позволить. Но уходить, по-моему, не вариант. Больше нет.

Чем ближе я подхожу к выходу, тем очевиднее становится мое решение.