Я крадусь вдоль стены, пробираясь через помещения, которые больше не кажутся безопасными. Тьма повернулась ко мне, становясь слишком открытой и слишком полной одновременно. Я вздрагиваю при каждом звуке. Шныряющие крысы, скрип труб, отдаленные шаги, которые могут быть пустым звуком или предвестником беды.

Это то, чего ты хотела?

Голос Джеймса эхом отдается в голове, холодный и обвиняющий. Я не могу думать о нем как о своем отце сейчас, не после того, как правда разрушила все иллюзии о том, кем я нас считала.

Ты хотела сбежать. Ты хотела свободы. Посмотри на себя сейчас.

Я тяжело сглатываю, отталкивая его. Я ему больше не принадлежу. Я сбежала от него, от их лжи, от всех правил, которые душили меня. Я не могу позволить его голосу вернуть меня назад.

Поблизости рычит двигатель, и я снова замираю, прижимаясь к стене. Дыхание прерывается, тело кричит мне бежать, но я не могу рисковать. Свет фар скользит по краям моих кроссовок, задерживаясь на мгновение слишком долго, прежде чем проскользнуть мимо.

Я не двигаюсь, пока звук не стихает. Затем я бегу.

Недалеко. Не быстро. Мне кажется, что ноги могут отказать в любую секунду, каждый шаг отдается тупой болью во всем теле. Но я продолжаю двигаться, потому что остановка похожа на капитуляцию.

Вчера я была в номере мотеля, молчаливый кивок матери дал мне разрешение бежать. Теперь я здесь. Прячусь. Как и всегда.

Дойдя наконец до конца переулка, я останавливаюсь, выглядывая из-за угла. Свет в закусочной слишком яркий на фоне холодного серого рассвета. Снаружи на холостом ходу стоит грузовик, из его выхлопа вырывается пар. Я улавливаю слабые голоса изнутри. Может быть, дальнобойщики? Ранние пташки, которые недостаточно выспались.

Следующим меня поражает запах. Кофе. Бекон. В животе урчит, напоминая, что я не ела больше суток, но я не могу пошевелиться. Я топчусь на краю улицы, разрываясь между голодом и уверенностью, что шаг внутрь может оказаться ошибкой, которую я не смогу исправить.

Мне нужна еда. Мне нужен отдых. Мне нужно подумать.

Но мне не место в таких местах, как это. Я не привыкла к людям, к незнакомцам, которые слишком долго смотрят или задают слишком много вопросов. Каждая обычная вещь - каждый звук, каждое лицо - ошеломляет, всего слишком много сразу.

Я не могу этого сделать.

Но разве у меня есть выбор?

Я натягиваю капюшон пониже на голову, заставляя ноги двигаться. Руки дрожат, когда я открываю дверь, над головой звенит звонок. Звук заставляет меня вздрогнуть. Он слишком громкий. Я ожидаю, что кто-нибудь обернется и уставится, потребует ответов, увидит меня.

Никто не знает.

Я нахожу самую дальнюю пустую кабинку, подальше от окон и двери, втягиваю плечи внутрь и втискиваю рюкзак между собой и стеной. Сиденье кажется слишком большим, пространство вокруг меня слишком открытым. Я не могу перестать смотреть на дверь, окна, других посетителей. Мужчина за стойкой помешивает кофе. Женщина в углу успокаивает своего ребенка.

Это нормально. Просто. Слишком просто.

— Доброе утро, милая, — произносит голос, и я подпрыгиваю. Официантка стоит рядом со мной с блокнотом наготове, ее улыбка слабая, но добрая. — Что я могу тебе предложить?

Слова застревают у меня в горле. Пальцы сжимаются под столом, вцепляясь в рукава толстовки Рена.

— Просто кофе. — Пальцы касаются денег в кармане, и я подсчитываю, что могу себе позволить, затем выдавливаю из себя следующие слова, пока у меня не сдали нервы. — И, может быть, немного тостов.

Она бросает на меня взгляд - долю секунды чего-то нечитаемого, - но вопросов не задает.

— Сейчас подойду.

Я прерывисто выдыхаю, когда она уходит, и мой взгляд возвращается к окну. Небо начинает светлеть, над горизонтом появляются первые признаки рассвета.

Закрыв глаза, я позволяю теплу закусочной проникнуть в мои кости.

Я не в безопасности. Пока нет. Но я здесь. И я держусь.

Пульс стучит в ушах, шум закусочной слишком громкий. Я обхватываю руками чашку с кофе, когда его приносят, тепло обжигает ладони, но успокаивает меня. Я медленно потягиваю его, чувствуя, как он обжигает, горький и крепкий, и заставляю себя съесть тост. Каждый кусочек дается с трудом, но я не останавливаюсь.

Возле двери есть телефон-автомат. Он старый, поцарапанный, такими штуками больше никто не пользуется. Я смотрю на него, мой разум собирает воедино хрупкую, отчаянную мысль.

Рен.

Он где-то там. Я знаю это. Но одной надежды недостаточно, чтобы привести его ко мне. Розы и туфли были отправной точкой. Теперь мне нужно направить его, дать что-то реальное, за что он сможет зацепиться.

Что, если у него есть городской телефон?

Люди устанавливают их еще, не так ли? Если бы я могла найти доступ в Интернет - где-нибудь в общественном, тихом месте - я могла бы отследить его. Библиотека, может быть, или интернет-кафе. Дом Рена где-то должен быть указан. Это может быть пустой тратой времени, но это лучше, чем просто ждать, пока тебя найдут.

Я отодвигаю тарелку, мой желудок достаточно полон, чтобы утолить голод, но все еще ноет. Небо снаружи светлее. Дневной свет - это угроза, от которой я не могу убежать.

Я отсчитываю ровно столько, чтобы заплатить за кофе и тосты, оставляя небольшие чаевые, которые не вызовут вопросов, затем спешу обратно на улицу.

Шаг за шагом.

Рен найдет меня. Я верю, что он увидит путь, который я оставила, последует за нитью, за которую я отчаянно пытаюсь ухватиться.

До тех пор я буду продолжать бежать.

Фрагменты контроля

РЕН

Мой телефон жужжит в сотый раз за это утро. На экране вспыхивает имя Монти, за ним следует текст:

Монти: Где ты, черт возьми, шляешься? Прогуливаешь третий день?

Я не отвечаю. Мое внимание по-прежнему сосредоточено на столе, где лежат две черные розы и испорченные балетные туфли, сохраненные между листами стекла, как улики с места преступления. Края роз хрупкие, их цвет выцветает, они скручиваются, а аромат давно исчез. Туфли, поношенные и рваные, выглядят так, словно они танцевали в огне.

Это все, что у меня осталось от нее.

Пустота внутри становится глубже с каждым разом, когда я смотрю на них. Они - частички ее. Возможно, послание. Или, может быть, я просто обманываю себя, превращая фрагменты реальности в карту, которой не существует. Пальцы касаются стекла, и я почти вижу ее там.

Танцует. Исчезает вне пределов досягаемости.

Приходит еще одно сообщение. На этот раз от Нико.

Нико: Чувак, блядь, ответь на звонок. Директор задает вопросы.

Я выключаю экран. Они не понимают. Они не могут понять.

Система безопасности издает короткий сигнал. Я резко поворачиваюсь к мониторам. Еще один датчик в лесу. Просматриваю каналы — ничего. Никакого движения, которое я могу точно определить. ФБР прочесывает периметр, тени пляшут перед камерами, и я уже не уверен, где заканчивается реальность.

Они даже не замечают шаги за линией собственности, слабый свет фар, который исчезает, как только я поворачиваю камеру в их сторону. Они хотят, чтобы я знал, что они наблюдают, молчаливое предупреждение, стягивающееся на шее, как петля.

С каждой секундой, когда я не вижу ее, не могу дотянуться до нее, напряжение внутри меня нарастает.

Телефон снова вибрирует.

Монти: Если ты не ответишь на гребаный звонок, мы приедем.

Это заставляет меня откликнуться.

Я: Не надо. Здесь ФБР. Держитесь подальше.