— Больше не твоя испуганная маленькая девочка-призрак. — Я прижимаюсь бедрами к нему, к его возбуждению, наслаждаясь шипением его дыхания. — Не та, кого можно посадить в клетку или контроли ...

Его губы прижимаются к моим, заглатывая слова. В том, как он целует меня, нет ничего нежного. Есть только потребность, обладание, голод. Его зубы прикусывают мою нижнюю губу. Медный привкус крови попадает на язык, и это вызывает во мне волну желания.

— Если это то, чего ты хочешь, пути назад нет. — Его зубы впиваются в мое горло, его слова вибрируют на моей коже.

Я вонзаю ногти ему в позвоночник, запрокидывая голову. Следующее, что я помню, - мир вращается, и я оказываюсь на спине, Рен надо мной, его вес придавливает меня к кровати. Он опирается на одну руку, уставившись на меня диким взглядом на секунду, прежде чем его взгляд меняется. Я слежу за тем, как он тянется к сумке у кровати. Когда он достает фотоаппарат, у меня перехватывает дыхание.

Он ничего не говорит, просто смотрит на меня в ожидании. Это безмолвный вопрос - проверка доверия. Камера всегда была его оружием, способом утвердить свою власть, запечатлеть меня в моменты капитуляции.

Я сглатываю, облизываю губы и киваю. Его глаза темнеют, и голодная улыбка растягивает его губы, когда он поднимает камеру. Щелкает затвор, и этот звук вызывает во мне дрожь адреналина.

— Моя. — Его голос похож на рычание, камера снова щелкает. — Каждый дюйм. Каждый вздох. Каждая частичка тебя.

Его свободная рука скользит вниз по моему телу, пальцы грубые и собственнические. Вспышка освещает мою кожу, его прикосновение клеймит меня. Тело выгибается навстречу ему, желая большего. Контраст холодного объектива и его горячих прикосновений стирает грань между страхом и желанием.

Его пальцы скользят по моему бедру, камера слегка наклоняется, пока он запечатлевает, как я дрожу под ним, как я обнажена. Страха не осталось. Просто неумолимый, ноющий голод.

— Ты хочешь контроля, Балерина? — Его голос низкий, хриплый, его рука движется ниже, кончики пальцев скользят по моему бедру. — Тогда давай, покажи мне, чего ты хочешь.

Я хватаю его за волосы, притягивая его рот к своему. Поцелуй неистовый, языки переплетаются, и камера выпадает из его руки. Он обхватывает пальцами мое горло, сжимая его достаточно сильно, чтобы у меня закружилась голова.

Его хватка, его вес, то, как он смотрит на меня, как будто я единственное, что имеет значение... Это заставляет все остальное исчезнуть.

— Скажи мне, что ты хочешь меня.

Я не отвечаю. Его пальцы сжимаются сильнее.

— Скажи мне.

Мои губы растягиваются в улыбке, я затаила дыхание.

— Заставь меня.

Его смех темный, грубый, вибрирующий в моей груди.

— О, моя храбрая маленькая Балерина. Давай посмотрим, сколько времени мне понадобится, чтобы заставить тебя умолять.

Разрушение шаблонов

РЕН

Я заявляю права на ее рот, поглощая стоны. Мой вес придавливает ее к кровати, тяжелый и неумолимый, моя нога раздвигает ее ноги, пока она не оказывается широко раскрытой подо мной. Рука крепко сжимается вокруг ее горла, большой палец касается бешено бьющегося пульса. Ее вздох сдавленный, отчаянный, когда ее тело инстинктивно выгибается, предлагая себя мне.

Я отрываю свой рот от ее рта, провожу языком по ее подбородку, мои зубы задевают ее кожу, когда я спускаюсь вниз по шее. Ее дыхание сбивается, грудь вздымается, и я прикусываю нежную линию ее горла достаточно сильно, чтобы заставить ее вскрикнуть. Свободной рукой я сжимаю ее бедро, удерживая на месте, пока она извивается подо мной. Это не сопротивление, а молчаливая мольба о большем.

У нее перехватывает дыхание, когда мои зубы находят ее ключицу, затем опускаются еще ниже, покусывая изгиб ее груди. Я хватаю зубами сосок, прикусывая до тех пор, пока ее вздох не превращается в шипение, ее руки вцепляются в мои плечи.

— Лежи спокойно, — рычу я, слова вибрируют на ее коже. Моя рука сжимается вокруг ее горла, всего на мгновение перекрывая доступ воздуха, заставляя ее сосредоточиться на мне.

Я двигаюсь ниже, мои зубы погружаются в нежную плоть под грудью. Ее тело дергается, вырывается еще один сдавленный вздох, но я не сдаюсь. Моя свободная рука грубо скользит по ее телу, сжимая бедра, талию, ребра. Каждое прикосновение оставляет след, синяки, которые она будет носить несколько дней.

— Умоляй меня.

Ее губы приоткрываются, дыхание становится неровным, но вместо мольбы она улыбается — слабый намек на бунт, но этого достаточно, чтобы разжечь огонь, бушующий внутри меня.

Мои зубы глубже впиваются в кожу. Ее тело извивается подо мной. Хватка на горле становится еще сильнее, перекрывая доступ к воздуху, заставляя ее чувствовать только меня.

— Умоляй. — Мой голос становится мрачнее, грубее.

Ее грудь поднимается, когда она пытается вдохнуть. Губы шевелятся, но с них не слетает ни звука.

— Недостаточно хорошо, Балерина. — Я отпускаю ее горло ровно настолько, чтобы у нее вырвался отчаянный вздох, в то время как другая моя рука движется ниже, пальцы находят ее клитор. Я двигаю ими медленными, мучительными кругами, дразня ее, подталкивая ближе к краю и удерживая там.

Ее бедра прижимаются ко мне, пытаясь заставить меня прикоснуться к ней там, где она больше всего этого хочет. Я снова сжимаю ее горло.

— Пожалуйста.

— Громче. — Мои пальцы нажимают сильнее, быстрее, прежде чем ослабить хватку ровно настолько, чтобы заставить ее разочарованно всхлипнуть.

Ее тело выгибается дугой, ногти впиваются мне в спину, пока она пытается обрести дар речи.

— Пожалуйста, Рен, — выдыхает она.

— Все еще недостаточно хорошо. — Я убираю руку, и она издает отчаянный звук, ее тело изгибается, как будто хочет последовать за мной.

— Пожалуйста, — плачет она, и слово срывается с ее губ. — Пожалуйста, ты мне нужен. Пожалуйста.

Звук ее ломки, ее капитуляции - чистый огонь, бегущий по моим венам. Она моя. Полностью. Бесспорно.

— Хорошая девочка.

Моя рука снова находит ее горло, и я засовываю в нее два пальца. Она тут же сжимается вокруг меня, когда ее крики переходят в стоны, и впивается ногтями в спину. Острая боль овладевает мной в тот момент, когда она извивается подо мной, ее бедра двигаются навстречу каждому толчку руки. Ее стоны становятся громче, тело дрожит, когда я сжимаю пальцы.

— Не останавливайся. О боже, пожалуйста, Рен, не останавливайся.

Ее отчаяние подобно наркотику, каждый звук затягивает меня все глубже. Я толкаюсь сильнее, быстрее, пока ее тело не содрогается, а крики не превращаются в отрывистые стоны.

Когда она оказывается на самом краю, я убираю руку. Она всхлипывает, ее бедра приподнимаются, словно пытаясь поймать ускользающее наслаждение.

— Пока нет.

Я хватаю ее за бедра и широко раздвигаю их, затем наклоняюсь, чтобы обхватить пальцами свой член. Я направляюсь к ее киске, потираю головкой члена ее клитор, дразня ее.

— Скажи мне, что ты этого хочешь.

— Я хочу тебя. — Ее голос хриплый от желания. — Я хочу тебя. Не останавливайся. Пожалуйста... не останавливайся.

Я вхожу в нее одним плавным движением, погружаясь по самую рукоятку. Ее крик срывается на вздохи, ноги обхватывают мою талию, пока я задаю мучительный ритм. Каждый толчок поднимает ее выше, тело прижимается к моему, пока она извивается подо мной.

Ее крики переходят в стоны. Ногти впиваются в мои плечи. Прежде чем окончательно потерять себя, я беру камеру, чтобы запечатлеть ее капитуляцию. Щелкает затвор, вовремя запечатлевая ее экстаз: приоткрытые губы, раскрасневшиеся щеки, маленькие твердые соски, то, как выгибается ее тело.

Это все мое.

Вид, звук, ощущение того, как она тащит меня за собой, вырывает воздух из моих легких. Прежде чем кончить, я выхожу из нее и становлюсь на колени между ее ног.

— Раздвинь ноги.