Гребень Ворона.

Я произношу это про себя — словно сказав вслух, смогу сделать это реальным. Старые деньги. Старая собственность. Все это соответствует тому, что я узнала о Рене. Поместье. Его дом. Крепость, где он прячется от остального мира. Это личное. Охраняемое. Неприкосновенное. Но ничто не существует в полной изоляции.

Думай, Илеана. Думай.

Я набираю «Службы Гребня Ворона». Глаза бегают по экрану, отмечая наполовину прочитанные слова. Обслуживание. Безопасность. Мероприятия. Перед глазами все плывет, и я тру виски, пытаясь прогнать туман.

И тут я вижу это.

Кейтеринг Кинсли: частные мероприятия и эксклюзивные клиенты.

«Гребень Ворона» упоминается мелким шрифтом, выделенным курсивом. Я сажусь прямее, искра надежды пробивается сквозь туман. Я беру ручку, брошенную на столе рядом со мной, и нацарапываю номер на ладони, нажимая достаточно сильно, чтобы оставить слабые следы, даже когда чернила выцветают.

Теперь мне просто нужно им воспользоваться.

Покидать библиотеку труднее, чем входить. Ноги еле волочатся, усталость наваливается с новой силой, но я опускаю голову и заставляю себя идти. Снова в открытое пространство, где ветер пронзает одежду насквозь, точно зная: мне здесь не место.

Улицы кажутся слишком шумными. Каждый звук - шарканье обуви по асфальту, автомобильные гудки, хлопанье двери - заставляет мой пульс учащаться. Пока иду, я вглядываюсь в каждое лицо, проверяя, не задерживается ли на мне слишком долго взгляд, не следит ли кто-нибудь за мной. Руки остаются глубоко засунутыми в рукава, крепче сжимая монеты.

И тут я вижу это. Телефон-автомат, прислоненный к полуразрушенной кирпичной стене. Стекло размазано, дверь наполовину слетела с петель, но это не имеет значения. Мои колени почти подгибаются, когда я захожу внутрь и закрываю за собой дверь.

Монеты выскальзывают из дрожащих пальцев, когда я неловко опускаю их в щель. Последняя отскакивает, подпрыгивая на тротуаре, но у меня нет времени обращать на это внимание. Я набираю номер и прижимаю трубку к уху, другой рукой опираясь на холодную металлическую стену. Гудки звучат так громко, что у меня сводит скулы.

— Доброе утро, спасибо, что позвонили в Кейтеринг Кинсли. Чем я могу вам помочь? — Голос на другом конце провода бодрый, вежливый. От этого у меня сжимается горло.

Я тяжело сглатываю и выдавливаю из себя ровный голос с придыханием.

— Привет, я пытаюсь дозвониться до резиденции Карлайлов в Гребне Ворона. Раньше у меня были сохранены их контактные данные, но, к сожалению, они повреждены. Мне нужно подтвердить одно мероприятие.

Пауза.

— Извините, но информация о клиенте конфиденциальна.

Мое сердце замирает, но я сохраняю голос спокойным, беззаботным, даже когда желудок сжимается.

— О, конечно, я понимаю. Просто... Ну, ассистентка мистера Карлайла не прощает подобных ошибок, и мне бы не хотелось создавать еще большую проблему.

Она колеблется. Я задерживаю дыхание, сжимая трубку так крепко, что болят костяшки пальцев.

— Подождите, пожалуйста.

В трубке тихо звучит музыка. Я прижимаюсь лбом к стеклу, зажмуривая глаза.

Пожалуйста. Пожалуйста, пусть это сработает.

Когда она возвращается, ее тон ниже, мягче.

— Мне действительно не следовало этого делать, но ... вот номер.

Я пытаюсь написать его на своей руке, нажимая на ручку с такой силой, что остаются едва заметные царапины.

— Большое вам спасибо. — Я стараюсь сохранять голос ровным, несмотря на бушующий во мне адреналин. Мне удается закончить разговор, попрощаться и повесить трубку, не швырнув ее на пол.

Я выхожу из будки и заставляю себя спокойно идти по улице. Каждый шаг кажется победой и новым риском, мои мысли уже устремлены вперед.

Через три квартала я нахожу другой телефон-автомат и звоню оператору.

— Чем я могу вам помочь?

— Я бы хотела позвонить за дополнительную плату. — Мой голос дрожит, но мне все равно. Я даю ей номер.

— Имя?

Я замираю. Разум лихорадочно ищет что-то — что угодно, — что могло бы достучаться до него.

— Балерина, — шепчу я. — Скажите ему, что это его Балерина.

В трубке щелкает, затем раздаются гудки. Каждый звук тянется дольше, чем следовало бы, наматывая мои нервы все туже и туже, пока не начинает казаться, что я вот-вот разобьюсь вдребезги. Другой рукой я опираюсь о стекло, удерживая себя на месте, пока холодный воздух просачивается сквозь щели в кабинке.

Пожалуйста, возьми трубку. Пожалуйста, ответь.

Пожалуйста, Рен.

Разоблаченный монстр

РЕН

Звонок стационарного телефона разрывает дни тишины.

Я почти не спал и не ел, не отходя от своего поста наблюдения. Карты и схемы движения расплываются на экранах — тысячи возможных путей, которыми она могла воспользоваться, и каждый ведёт в никуда.

Пальцы зависают над клавиатурой, замирая от навязчивого звука.

Никто больше не пользуется стационарными телефонами.

Рука дрожит, когда я тянусь к трубке — что-то первобытное и собственническое скребётся внутри.

— Резиденция Карлайлов.

— У вас срочный звонок от... — Оператор делает паузу. — От Балерины. Вы примете его?

Это слово поражает, как пуля в грудь. Каждый мускул в моем теле напрягается.

— Да.

Щелчок, затем...

— Рен?

Ее голос. Тихий, измученный, но живой. Потребность прикоснуться к ней, обхватить руками ее шею и почувствовать ее пульс под пальцами, почти ставит меня на колени. Я сжимаю трубку так крепко, что пластик скрипит.

— Где ты? — Слова выходят резкими, больше рычанием, чем вопросом.

— Маршалл Кросс. — Ее голос звучит запыхавшимся, испуганным. — Я так устала. Я не могу...

— Прекрати. — Я подавляю желание выследить всех, из-за кого она так говорит, и разобрать их по кусочкам. Ей нужно, чтобы я был спокоен. Ей нужна та версия меня, которая не разрушит ее еще больше. — Дыши ради меня. Ты в безопасности?

— Нет.

Это слово произносится едва слышным шепотом, но оно раскалывает что-то внутри меня. Образы ее - одинокой, испуганной, где я не могу до нее дотянуться - проносятся в голове, как фотографии, которые я никогда не хочу делать. Но я не могу позволить ей услышать, как безумие подступает к моему горлу. Не сейчас. Не тогда, когда ей нужно, чтобы я был сильнее ярости, горящей в венах.

— Я пряталась в заброшенных зданиях, но не могу продолжать в том же духе. Они найдут меня.

Не раньше, чем это сделаю я.

Эта мысль пульсирует вместе с биением моего сердца, барабанным боем обладания, который заглушает все остальное.

Я впиваюсь ногтями в ладонь до крови, используя боль, чтобы сосредоточиться.

— Послушай меня. Ты умная. Ты находчивая. Ты добралась так далеко. Тебе нужно настоящее убежище - где-нибудь отдохнуть, чтобы тебя не заметили.

— Где? — Ее голос срывается. — У меня не осталось денег.

— Церкви. Боковые входы обычно не заперты. Никто не смотрит дважды на того, кто ищет убежища. Или круглосуточные закусочные, где никто не обращает внимания на ещё одного человека с напитком в руках. Ты найдешь убежище. Я найду тебя.

Она молчит, в трубке слышно ее неровное дыхание.

— Они наблюдают за тобой?

Я бросаю взгляд на мониторы. Тени движутся по лесу - федеральные агенты играют в скрытность, ожидая, когда я сломаюсь. Необходимость заставлять их страдать за каждую секунду, пока они скрывали ее от меня, обжигает мне горло, как кислота. Я хочу вырвать им глаза за то, что они осмелились посмотреть на то, что принадлежит мне.

— Пусть наблюдают. — Мой голос понижается, позволяя проявиться намеку на монстра. — Они думают, что знают, на что я способен. Они понятия не имеют, что я сделаю, чтобы вернуться к тебе.

— Мне страшно.

Страх в ее голосе разрывает меня, как колючая проволока. На мгновение ярость становится такой сильной, что я едва могу дышать из-за нее. Но я заглушаю звук, запираю его там, где она не может его услышать. Ей нужен Рен, которому она принадлежит, а не тот, кто разорвет мир на части, чтобы удержать ее.