Однако одно я знаю точно: если он сделал хоть что-то, чтобы удержать ее от меня — он очень скоро узнает, что бывает с теми, кто пытается забрать то, что принадлежит мне.

Тени у двери

ИЛЕАНА

— Где ты была?

Голос отца прорезает темноту. Он сидит за моим столом, лицо скрыто тенью, лунный свет подчеркивает напряженную линию его плеч.

— Мне нужен был воздух. — Ложь кажется неуклюжей и очевидной, и я уверена, что он знает. Отметины Рена горят под моей одеждой, горячие и убийственные. А истины, что он вложил в меня, — это гул в голове, который не утихает. Шум, который я не в силах заглушить.

— В четыре утра? — Он встает, на его лице появилось что-то незнакомое. Мужчина передо мной — не тот отец, с которым я выросла. Он чужой, словно кто-то надел его кожу. Подбородок тот же, очертания лица — знакомые. Но в этих напряженных плечах, в тени, скользящей по его глазам, — что-то неуловимо не то. Маска, к которой я никогда не присматривалась достаточно внимательно, чтобы понять, что она мне совсем не подходит. — С каких это пор ты сбегаешь тайком?

Его подозрительность должна была ранить, должна была заставить меня подчиниться, но на этот раз она только подлила масла в огонь, который разжег Рен. На этот раз гнев вытесняет любой страх, и я даю ему выплеснуться наружу.

— Может быть, с тех пор, как я поняла, что все в моей жизни - ложь.

Слова падают, как граната, посреди комнаты. Отец замирает. Он смотрит на меня, по-настоящему смотрит, и впервые я ясно вижу, что он скрывал. Выражение его лица слегка меняется, и правда начинает проступать.

— О чем ты говоришь? — Я слышу фальшь в его голосе, что было ожидаемо.

Шестнадцать лет молчания. Шестнадцать лет пряток. Я могла бы разрушить все это прямо сейчас. Я могла бы сказать ему, что знаю о Викторе Росси, о настоящем имени моей мамы, об операции, которая превратила мою жизнь в чью-то другую. Я могла бы сказать ему, что знаю, что на самом деле он не мой отец. Слова вертятся у меня на кончике языка, готовые сорваться… и тут мягкий топот шагов останавливает меня.

В дверях появляется мама, ее волосы рассыпались по плечам. Она сразу же улавливает напряжение в комнате, и ее взгляд перемещается между нами.

— Джеймс?

Прежде чем кто-либо из нас успевает что-либо сказать, раздается стук в дверь. Звук негромкий, но в тишине утра он прорывается сквозь напряжение. Второй стук сильнее, настойчивее.

— Если это тот парень, который заходил на днях...

— Это не он! — Пожалуйста, это будет не Рен. Он пообещал, что встретит меня в школе.

— Оставайся здесь. — Он поворачивается к коридору, ожидая, что я, как обычно, сделаю то, что он говорит. Но теперь я другая. Рен освободил что-то внутри меня. Я иду за ним через квартиру и стою в стороне, пока он открывает дверь.

В дверях стоит мужчина. Он выше моего отца, одет в строгий темный костюм. Он излучает власть, о которой не нужно говорить вслух. Он заходит внутрь без приглашения, его присутствие заполняет небольшое пространство. От чего-то в нем волосы встают дыбом у меня на затылке. Ему не место здесь, в нашей захламленной маленькой квартирке, но он все равно заполняет ее.

— Джеймс.

— Миллер, — отвечает мой отец, его голос теряет обычную теплоту, меняясь на отстраненный, настороженный.

Взгляд незнакомца скользит мимо него и останавливается на мне. В этих глазах нет ничего — ни доброты, ни любопытства. Только холодная уверенность человека, привыкшего приказывать и быть услышанным.

— У нас проблема. Кто-то задавал вопросы о твоем прошлом.

У меня сводит желудок. Мне не нужно больше ничего слышать. Я точно знаю, что он имеет в виду. Рен предупреждал меня об этом. О людях, которые создали эту ложь, которые похоронили мое имя так глубоко, что я никогда не смогла бы его раскопать. О тех, кто стер нас.

— Нам нужно вас перевезти.

Перевезти? Это слово врезается в меня. Они собираются увезти нас. Вытащить из Сильверлейк-Рэпидс. Они хотят оторвать меня от всего. От танцевальной студии.

Подальше от Рена.

— Когда? — спрашивает мой отец.

— Сейчас. Ваше местоположение скомпрометировано.

— Нет! — Слово вырывается из меня прежде, чем я успеваю его остановить. Оно повисает между нами, громкое и вызывающее. Мужчина в костюме переводит взгляд на меня, как на неудобную букашку.

— Ты не можешь просто взять и увезти нас. Я не поеду.

— Илеана… — Голос отца звучит предупреждающе. Вчера этого было бы достаточно, чтобы заставить меня замолчать. Но не сегодня. Больше нет.

— Я знаю, кто ты на самом деле. — Я повышаю голос. — Агент Чарльстон. Человек, который проник в семью Росси. Человек, который оторвал меня от моей настоящей жизни. От моего настоящего отца.

Голова Миллера слегка наклоняется, глаза прищуриваются. Маска отца полностью спадает, и под ней я вижу человека, которого не узнаю. Кого-то виновного. Кого-то напуганного. Мама издает сдавленный звук позади меня.

— Я не позволю тебе стереть меня снова! — Теперь слова звучат сильнее, увереннее. — Я не позволю тебе все разрушить только потому, что ты боишься, что кто-то найдет тебя.

— Ты понятия не имеешь, какая опасность... — начинает отец, повышая голос, но я перебиваю его, слова вырываются наружу прежде, чем страх успевает остановить меня.

— Тогда скажи мне! Перестань прятаться за своей ложью и скажи мне правду! Чего ты так боишься? Что стоит того, чтобы разрушить любой мой шанс на настоящую жизнь? — Мой голос срывается, отчаяние наконец прорывается наружу, каждое слово - мольба об ответах, которых я слишком долго ждала.

Лицо Миллера остается бесстрастным, он наблюдает, его молчание едва ли не страшнее слов. Воздух между нами натянут, готовый лопнуть.

— Это не обсуждается. Собирайте свои вещи. У вас есть тридцать минут, прежде чем прибудут уборщики.

— Нет!

— Все, что я делал, было для того, чтобы защитить тебя, Илеана, — говорит мой отец, его голос теперь звучит тише, и я слышу в нем усталость.

— Защитить? — Горький смешок срывается с моих губ. — Ты называешь это защитой? Ты держал меня взаперти, спрятанной от мира. Ты научил меня отходить на второй план. Я не в безопасности, а в ловушке. Ты сделал меня пленницей своего страха.

— Джеймс, — прерывает Миллер резким тоном, — нам нужно двигаться.

Я качаю головой, мой голос тверд от вновь обретенной решимости.

— Я никуда не уйду. Ты не заставишь меня исчезнуть снова.

Отец подходит ко мне, его взгляд смягчается.

— Илеана, пожалуйста...

— Перестань называть меня так. — Я больше не могу этого выносить. — Меня зовут Изабелла. Вот кто я такая, не так ли? Изабелла Росси. Сколько еще лжи ты мне наговорил? Сколько правды ты все еще скрываешь от меня?

Мама отшатывается, ее лицо искажается. Отец тянется к ней, но она отстраняется, как будто мои слова прожгли что-то между ними. Я смотрю на них обоих, и тишина, которая следует за этим, кажется мне краем утеса.

— Какая часть моей жизни вообще реальна?

Никто из них не отвечает. Они не могут.

— Я не уйду. Не сейчас. Никогда. — Я поворачиваюсь и иду обратно в свою комнату, дрожа от всего, что держу внутри. Закрыв за собой дверь, я прижимаюсь к ней спиной и соскальзываю на пол.

Сквозь тонкую древесину до меня доносится голос Миллера, холодный и ясный.

— Это необязательно, Джеймс.

Мои губы кривятся. Пусть они попробуют тронуть меня. Пусть они думают, что могут продолжать определять мою жизнь. Я не позволю им снова утопить меня в своей лжи.

Я прижимаю ладонь к горлу, удерживая ее на месте, как это делает Рен.

Впервые в жизни я знаю, кто такая, и я не позволю им отнять это у меня.

Мне надоело быть невидимкой. Мне надоело бояться.

Я устала позволять другим людям решать, кем мне быть.