— Добрый вечер, мистер Морено. — Спокойный голос Рен разносится по коридору, и у меня сводит желудок.

О нет.

— Меня зовут Рен Карлайл. Я здесь, чтобы увидеть Илеану.

О нет, нет, нет.

Я зажимаю рот рукой, чтобы подавить крик.

Этого не происходит. Этого не может быть.

— Она не упоминала, что ожидает посетителей.

— Школьный проект, — говорит Рен таким жизнерадостным тоном, какого я никогда раньше не слышала. — Нас назначили партнерами в начале недели. Это не займет много времени — максимум десять минут.

Тишина затягивается, отягощенная подозрительностью отца. Я представляю его лицо, то, как сужаются его глаза, пока он обдумывает, что сказать дальше.

— Уже слишком поздно. Поговори с ней завтра в школе.

Дверь окончательно закрывается, и я расслабляюсь от облегчения. Шаги приближаются к моей комнате, и я быстро склоняюсь над учебником как раз в тот момент, когда входит папа.

— Почему мальчик у двери спрашивает о тебе?

Я изображаю на лице легкое любопытство, прежде чем поднять глаза.

— Мальчик? Кто?

— Рен какой-то. Он упомянул проект. — Рот отца сжимается в жесткую линию. — Что я тебе говорил о том, как общаться с людьми?

— Я не знаю, зачем он пришел. Должно быть, он ошибся насчет того, с кем должен работать в паре.

Папа долго смотрит на меня, пока мое сердце пытается вырваться из груди. Я задерживаю дыхание, ожидая, что он окликнет меня.

— Завтра я напомню школе, что тебе нельзя заниматься совместными проектами.

Как только он уходит, я прижимаю руки к лицу, пытаясь выровнять дыхание. Все кончено. Рен попробовал свою игру и потерпел неудачу. Если мне повезет, теперь он оставит меня в покое.

Тихий стук в окно разрушает эту иллюзию.

Моя кровь превращается в лед.

Постукивание становится более настойчивым, жестче, как будто гвоздь вонзается в грань моего рассудка.

Нет. Не сейчас. Пожалуйста, нет.

Я замираю, мое сердце колотится так сильно, что заглушает все остальное. Он стучит снова, каждый звук похож на обещание. Мое тело дрожит, но на этот раз это не просто страх. Это еще и гнев, бурлящий под поверхностью.

Как он смеет?

Дрожащими пальцами я отдергиваю занавеску. Рен прислоняется к стеклу, наполовину скрытый тенью, его глаза прикованы к моим. Выражение его лица спокойно, но в его взгляде есть что-то такое, от чего меня бросает в дрожь - мрачное, безжалостное веселье. Он наслаждается этим - наблюдает, как я извиваюсь, наслаждается каждой секундой моей реакции.

— Выходи, — произносит он одними губами через стекло. — Сейчас.

Я качаю головой, отступая. Мой желудок скручивает, во мне борются страх и ярость. Я не хочу играть в эту игру, но правила принадлежат ему, и я не знаю, как их изменить.

Его костяшки пальцев снова стучат в окно. Каждый стук становится громче, вибрируя в тишине комнаты, как будто он стучится в мою душу. Его глаза не отрываются от моих, пока его пальцы проводят по стеклу, оставляя слабую полоску, отметину, которая на ощупь похожа на шрам.

Я расправляю плечи, пытаясь выровнять дыхание. Он хочет, чтобы я запаниковала. Эта мысль заставляет меня остановиться, выдержать его взгляд и притвориться, что я не дрожу внутри. Но глаза Рена блестят, темные и знающие, и у меня складывается отчетливое впечатление, что он видит меня насквозь.

— Если ты не выйдешь, прелестная Балерина. — Его голос проникает сквозь стекло, чистый и ужасающий. — Я войду. Даже если для этого мне придется разбить окно.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

— Ты бы не стал.

Его улыбка становится шире, почти игривой.

— Я бы не стал? — Он отступает назад, засовывая руки в карманы, но в его позе безошибочно угадывается угроза. — Может быть, вместо этого я просто еще раз поболтаю с твоим дорогим папочкой. Расскажу ему все о маленьких танцевальных представлениях.

Мое сердце останавливается. Если папа узнает о танцах — о том, что я лгала о том, что остаюсь после школы заниматься ...

— Подожди! — Мои руки возятся с оконной защелкой, пальцы неуклюжие, но решительные.

Окно открывается со слабым скрипом, который звучит оглушительно в тихой ночи. Прежде чем успеваю передумать, я перекидываю ноги через подоконник. До земли недалеко - одно маленькое преимущество жизни на втором этаже, - но мои босые ноги все еще покалывает, когда они касаются холодного бетона.

Рука Рена сжимается вокруг моей руки в тот момент, когда я выпрямляюсь, его хватка словно железная. Я пытаюсь высвободиться. Его пальцы сжимаются сильнее.

— Хорошая девочка. — Его голос сочится удовлетворением. От похвалы у меня по спине пробегает непрошеная дрожь. — На минуту я подумал, что мне придется выполнить свою угрозу.

— Чего ты хочешь? — Мой голос низкий, но я горжусь тем, какой он ровный. Я встречаюсь с ним взглядом, изо всех сил стараясь не отводить глаза.

Его смех мягкий, почти насмешливый.

— Ты что, еще не поняла? — Его хватка усиливается, когда он тянет меня глубже в тень, его пальцы впиваются в мою кожу. — То, чего я хочу, — это слишком длинный список, чтобы делиться им, стоя здесь.

— Тогда почему ты здесь? Зачем ты вытащил меня на улицу?

Глаза Рена сужаются.

— О, мы здесь не останемся. — Он наклоняет голову в сторону дороги.

Я прослеживаю за его взглядом и вижу черную машину, стоящую на холостом ходу в конце улицы. Даже отсюда я могу различить две фигуры внутри.

Мое сердце замирает.

— Кто в машине? — спрашиваю я.

— Скоро узнаешь.

— Я никуда с тобой не пойду.

— Пойдешь. Просто еще не смирилась с этой мыслью.

— А что, если я закричу?

Он смеется.

— Давай.

Я снова бросаю взгляд на машину. Мой пульс стучит в ушах. Мне не следовало выходить. Я совершила ужасную ошибку.

Игра хищника

РЕН

Она у меня.

Меня охватывает прилив удовлетворения, когда я изучаю ее лицо - вызов, смешанный со страхом, борющимся с паникой, за которым следует этот прекрасный проблеск смирения. Она знает, что попала в ловушку, но не собирается облегчать мне задачу. По крайней мере, я надеюсь, что нет.

— Садись в машину, Балерина. — Я указываю на черную "Ауди" Монти, стоящую на холостом ходу у обочины, двигатель урчит в ночи. — Если только ты не предпочитаешь альтернативу.

Ее взгляд метнулся к машине, затем снова ко мне. В глазах мелькнуло что-то — расчет, решимость. На мгновение мне кажется, что она может сбежать. Но потом она опускает глаза, и я понимаю: этот раунд за мной.

Когда она двигается, это та самая безошибочная грация, которую я так жажду. Но я вижу — трещины уже пошли. Напряжение проступает в каждом шаге. Она идет навстречу собственной гибели и ничего не может с этим поделать. И все же в ее походке есть сила, которую я не могу игнорировать, упругость, которая отказывается ломаться, и это завораживает меня, приковывает мое внимание, как ничто другое.

У дверцы машины она запинается. Ее нерешительность притягивает меня ближе, моя рука касается изгиба ее талии.

Предупреждение. Обещание.

— Передумала? — Мой голос низкий, мягкий, когда мои пальцы скользят по ее позвоночнику. Легкая дрожь в ее теле утоляет мой голод. — Это не очень хорошая идея. Подумай хорошенько.

Ее плечи напрягаются, но она не смотрит на меня.

— Почему ты пытаешься напугать меня?

— Напугать тебя? Нет, Балерина. Ты слишком умна для этого.

Ее губы сжимаются в тонкую линию, и она забирается на заднее сиденье, ее движения напряжены, она отчаянно пытается создать иллюзию достоинства. Я позволяю ей это сделать - пока. Я следую за ней, садясь ближе, чем необходимо, моя нога касается ее, когда закрывается дверь. Этот звук решает ее судьбу, и Монти отъезжает от тротуара.

Она прижимается к противоположной двери, ее взгляд прикован к проносящимся мимо уличным фонарям, их короткие вспышки не смягчают напряжения, запечатленного в ее чертах, но подчеркивают кое-что еще. Может, она и в машине, но она не сдалась на то, что я запланировал. По крайней мере, пока.