— Блядь. — Хватка в ее волосах становится крепче, когда она берет меня в рот. Моя свободная рука сжимается в кулак, сдержанность, которая требуется, чтобы не толкнуть ее сильнее, быстрее, прожигает меня насквозь. Но я позволяю ей задавать темп. На данный момент.

Ее руки перемещаются на мои бедра, чтобы успокоить, когда она берет меня еще глубже, ее взгляд поднимается, чтобы встретиться с моим. Мой контроль ускользает, изнашиваясь по краям, но я держусь. Еле-еле.

— Умная девочка. — Слова грубые, отрывистые. — Вот так просто. У тебя все чертовски хорошо получается.

От похвалы ее ритм слегка сбивается, и мне становится любопытно, есть ли у нее склонность к похвалам. Нравится ли ей, когда я говорю, что она умная? Что она хорошая? Что она мне нравится? Я сохраняю это для дальнейшего использования.

— Возьми его полностью, Балерина. Покажи мне, как сильно ты его хочешь.

Она подчиняется — теперь её движения становятся увереннее. Напряжение уходит из тела, нерешительность тает, уступая место чему-то другому. Чему-то голодному.

Моя рука сжимается в ее волосах, и я слегка откидываю ее голову назад, заставляя смотреть на меня, пока она принимает меня глубже.

— Ты только посмотри на себя. Какая ты чертовски красивая. Какая идеальная.

Ее глаза встречаются с моими, и на мгновение мне кажется, что мир сужается до тепла ее губ, интенсивности ее взгляда, до того, как она отдает себя мне безоговорочно. Это все, чего я когда-либо хотел, и этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно.

Теплый клубок внизу моего живота сжимается, и я знаю, что я близко. Моя рука перемещается к ее подбородку, большой палец проводит по щеке, прежде чем я меняю хватку и заставляю ее остановиться. Она сводит брови, хмурясь, когда я высвобождаюсь из ее рта.

— Используй свою руку. — Мой голос хриплый. Говоря это, я направляю ее руку к своему члену, обхватываю его пальцами и двигаю вверх-вниз, показывая ей, насколько тверд и как быстро я хочу, чтобы она двигалась.

Когда я наконец отпускаю ее, ее имя слетает с моих губ, как молитва, и она не отстраняется, не вздрагивает. Моя сперма попадает ей на шею, грудь, покрывает ее руку, и я ослабляю хватку в ее волосах.

— Хорошая девочка. — Я тянусь за фотоаппаратом, моя рука дрожит, грудь вздымается, и я фотографирую ее. — Ты моя, Балерина. Каждая частичка тебя.

Она не отвечает, но выражение ее глаз говорит все, что мне нужно знать.

И это чертовски великолепно.

Расползающиеся тени

ИЛЕАНА

Между нами повисает тишина, нарушаемая только нашим дыханием. У меня болят колени от жесткого пола, платье прилипает к коже. Но я не могу пошевелиться. Пока нет. Мои руки остаются безвольно опущенными по бокам.

Он тоже не двигается.

Тяжесть того, что только что произошло между нами, повисает в воздухе — ощутимая, но не пугающая. Это не похоже на что-то, к чему меня вынудили. Скорее наоборот — это ощущается как выбор. Слишком большой выбор.

Такой, который нельзя отменить.

И я не уверена… хочу ли я, чтобы это было иначе.

Моя грудь вздымается и опускается, а воздух охлаждает жар, всё ещё исходящий от кожи. Пальцы вздрагивают у бедер — инстинктивное желание стереть остатки влаги на груди борется с воспоминанием о том, почему она там. О том, как я этого хотела. Хотела видеть, как он теряет контроль.

Его пальцы касаются моей челюсти движением, которое стало привычным и желанным. Я не сопротивляюсь, когда он приподнимает мою голову. Тело инстинктивно реагирует, глаза встречаются с его. Он сосредоточен, рассматривает меня, как головоломку, которую все еще разгадывает. Он сосредоточен, изучает меня, словно головоломку, которую всё ещё пытается разгадать. Как будто я — нечто, что уже принадлежит ему.

— Ты прекрасна даже в таком виде. Стоишь передо мной на коленях. В одежде, которую я выбрал для тебя. Покрыта моей спермой.

От слов, произнесенных таким грубым тоном, у меня по спине пробегают мурашки. Но это не страх. Больше нет. Он гладит мою щеку, подбородок, губы, и я чувствую ту же электрическую искру, что и раньше, когда он прикасался ко мне.

— Не отводи взгляд. Не прячься от меня.

Я не хочу. Не могу. Мои щеки краснеют, но я выдерживаю его взгляд, позволяя ему увидеть все. Вопросы. Потребность. Уязвимость. У меня больше нет сил скрывать это. Его губы изгибаются в улыбке, мягкой, но опасной.

— Завтра. — Он наклоняется, чтобы поцеловать мои губы, подбородок, щеки. — Приходи ко мне завтра, и я расскажу тебе еще часть правды. Еще один шаг к пониманию того, кто ты есть на самом деле.

Эти слова больше похожи на команду, чем на просьбу, и все же они разжигают во мне нечто такое, что приводит меня в ужас. Страстное желание сказать «да». Потребность услышать больше. Я киваю, прежде чем мой разум успевает подумать об этом, и он улыбается. Мрачная, удовлетворенная улыбка, которая что-то переворачивает внутри меня.

И вот так просто его рука опускается, и тепло его прикосновения исчезает. Он поправляет свою одежду с приводящим в бешенство спокойствием, как будто я не стою на коленях, покрытая доказательствами того, что мы только что сделали. Его взгляд снова перемещается на меня, затем он поворачивается и выходит.

Дверь со щелчком закрывается за ним, оставляя меня одну в студии. Я сажусь на пятки, мои пальцы вцепляются в подол платья. Липкость его спермы на коже невозможно игнорировать, но я не двигаюсь, чтобы смыть ее. Пока нет.

Отражение в зеркале привлекает мое внимание, и мой желудок переворачивается. Мои волосы растрепаны, щеки раскраснелись. Я не похожа на себя... или, может быть, так оно и есть. Может быть, именно такой мне суждено было стать, появившейся на свет благодаря его прикосновению.

Я не знаю, ненавидеть его или благодарить за это.

Кто я теперь? Девушка, которая когда-то жила в тени, счастливая оставаться незамеченной, или та, что сидит здесь, отмеченная прикосновением Рена?

Его слова, произнесенные шепотом, эхом отдаются в моей голове.

Когда-то у твоего отца было другое имя. Агент Чарльстон.

Операция «Корона Росси».

У твоих родителей были секреты.

Каждая фраза похожа на кусочек головоломки, который не совсем складывается, оставляя у меня больше вопросов, чем ответов. Он знает что-то, что может изменить всё, во что я верила.

Делая вдох за выдохом, я пытаюсь взять себя в руки, осознавая реальность того, что только что сделала. Платье прилипает к телу, ткань тяжелеет от того, что только что произошло. Мне нужно избавиться от него. Руки дрожат, когда я снимаю его, шелк скользит по моей коже и собирается вокруг колен. Я долго смотрю на него, прежде чем заставляю себя подняться и поднять его. Я вытираю кожу футболкой, затем запихиваю и ее, и платье в свою сумку. Желание спрятать подальше вещи непреодолимо, но невозможно стереть то, что я чувствовала.

Я надеваю нижнее белье, джинсы и толстовку с капюшоном и оглядываю студию. Часть меня ожидает, что он будет здесь, но комната пуста. Он ушел, оставив после себя только тишину и эхо того, что мы сделали.

Ночной воздух обжигает мою кожу, когда я выхожу на улицу. На территории школы устрашающе тихо, мягкий шелест листьев - единственный звук, когда я пересекаю двор и выхожу за ворота. Ноги болят при каждом шаге, мышцы горят. Но больше всего болит мой разум, в котором роятся вопросы, которые я никогда не осмеливалась задать, и истины, которые я больше не могу игнорировать.

Сложенная записка в моем кармане словно прожигает дыру в материале.

Установлено: псевдоним Джеймса - «Чарльстон». Исчезновение связано с инцидентом.

Лицо отца мелькает в моем сознании. То, как он проверяет замки, как настаивает на оплате только наличными, его правила оставаться невидимой. Все то, что я считала само собой разумеющимся, теперь кажется осколками еще большей лжи.