Илеана — полная противоположность. Ее плечи слегка сгорблены, палец рассеянно проводит по корешку закрытой книги, лежащей перед ней. Она не выглядит смущенной, но в ее глазах какая-то напряженность. Я наблюдаю за ней мгновение, отмечая едва уловимую напряженность в том, как она избегает смотреть Лотти прямо в глаза.

Идеально.

Я пересекаю комнату. Лотти первой поднимает взгляд, ее слова обрываются на полуслове, когда она видит меня. Выражение ее лица меняется мгновенно. Ее плечи напрягаются, пальцы сжимают стол, а взгляд быстро устремляется на Илеану, прежде чем вернуться ко мне.

— Лотти. — Я останавливаюсь прямо перед их столиком. — Ты всегда так занята распространением своих маленьких предупреждений, не так ли?

Ее щеки вспыхивают, и она натягивает слабую улыбку.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Конечно, понимаешь. — Мой голос звучит мягко, небрежно, но она уже откидывается на спинку стула, ища путь к отступлению. — Я уверен, что это именно та история, которую вы раскручиваете. Что на этот раз? Угрозы? Насилие? Или что-то более креативное?

Ее глаза расширяются, маска трескается ровно настолько, чтобы подтвердить мои подозрения. Я улыбаюсь одними зубами.

— Не волнуйся. Я здесь не для того, чтобы вмешиваться. Я просто подошла поздороваться.

Она бросает взгляд на Илеану, которая все это время молчала. Я следую за взглядом Лотти, переключая свое внимание на нее.

— Я чему-то помешал, Балерина?

Она напрягается, услышав это прозвище.

— Не называй меня так.

— О, но тебе это идет. Правда, Лотти?

Лотти переводит взгляд с нас на подругу, явно разрываясь между желанием остаться или сбежать. Я не даю ей возможности решить.

— Иди отсюда, Лотти. — Мой тон пренебрежительный, отчего ее щеки краснеют еще сильнее. — Я уверен, что у тебя есть дела поважнее.

Она колеблется мгновение, снова глядя на Илеану. Пробормотав извинение, Лотти собирает свои вещи и уходит, торопливо удаляясь по ближайшему проходу.

Я сажусь на освободившееся место, откидываюсь на спинку стула и изучаю девушку напротив меня. Она не смотрит на меня, пальцы все еще поглаживают край книги. У меня складывается отчетливое впечатление, что она не так равнодушна, как пытается казаться.

— Заводишь друзей, не так ли? — Я нарушаю молчание.

— Почему тебя это волнует? — Она не смотрит на меня.

Я тихо смеюсь.

— Волнует? Это сильно сказано. Скажем, мне любопытно.

— Ну, не стоит. — Она садится прямее. — Что бы ты себе ни думал, ты ошибаешься.

— Я так не думаю. Я знаю, что я прав. Отмечу, что Лотти и вполовину не такая храбрая, какой притворяется. Или что ты не уверена, верить ли ее словам.

Она не отвечает. Вместо этого она берет книгу и вертит ее в руках, как будто это самая интересная вещь в комнате.

— Ты же не собираешься сказать мне, чтобы я уходил?

— Это сработает? — Ее голос тихий, но в нем есть нотка, которая заставляет меня улыбнуться.

— Нет. Но я мог бы проявить уважение к твоим усилиям.

Она, наконец, смотрит на меня.

— Тебе это нравится, не так ли? Давить на людей, пока они не сломаются.

Я наклоняю голову, обдумывая ее слова.

— Обычно, да. Но это не для того, чтобы сломать тебя. Речь идет о том, чтобы выяснить, почему ты все время прячешься.

На мгновение с нее спадает маска, затем на ее лице снова появляется это тщательно скрываемое выражение. Но этого достаточно, чтобы моя улыбка стала шире.

— Ты больше не невидимка, Илеана. — Я встаю. — Лучше привыкай к этому.

Не дожидаясь ответа, я поворачиваюсь и ухожу.

Остаток дня проходит незаметно. У меня больше нет занятий с Илеаной, поэтому я остаюсь поблизости, пока не увижу, что она уходит, затем удостоверяюсь, что она видит, как я выезжаю со стоянки в противоположном направлении.

Через три квартала я паркуюсь и иду обратно пешком. Азарт охоты разливается по моим венам, но мои друзья правы — я отношусь к ней иначе, чем к нашим обычным играм.

Но речь идет не о том, чтобы сломать кого-то ради забавы. Речь идет об обладании. О том, чтобы заявить права на то, что слишком долго пряталось на виду. О предъявлении претензии.

Окна танцевальной студии темны, когда я подхожу, но до меня доносятся слабые звуки музыки. Струнные, что-то классическое.

Я подхожу к месту у окна. Вот она, двигается так, словно пытается вылезть из собственной шкуры. Ее тело изгибается, каждый шаг затягивает меня все глубже в ее орбиту. Это язык, о котором она даже не подозревает, что говорит, каждый поворот вытягивает из меня что-то темное. То, как она изгибает спину, как вытягивает руки - это вызов, и я не могу отвести взгляд. Она потеряна в своем собственном мире, не подозревая, как пристально я наблюдаю. Как многому я учусь.

Телефон оказывается у меня в руке раньше, чем я успеваю подумать. Камера фокусируется через стекло, фиксируя ее вращение в середине. Размытая, но совершенная — напряжение в ее фигуре, волосы, выбившиеся из-под резинки.

Я делаю еще одну. И еще. Каждая фотография — это улика, доказательство того, что невидимая девушка существует.

Что она настоящая.

Что она моя.

Она совершает серию прыжков, каждый из которых совершенен, но я вижу напряжение под грацией. Она напрягается сильнее, чем обычно, вероятно, пытаясь отойти от встречи со мной.

Щелчок. Ее тело зависло в воздухе.

Щелчок. Момент, когда ее ноги касаются земли.

Щелчок. То, как слегка дрожат ее руки, когда она подходит к станку.

Каждая фотография — признание. Каждое изображение — секрет, о котором она не подозревает, что делится. Но просто наблюдать, просто документировать недостаточно.

Дверь бесшумно открывается, когда я проверяю ее, и музыка усиливается, когда я прокрадываюсь внутрь.

Она потеряна в своем мире, ничего не замечает. В этом есть что-то гипнотическое, неотшлифованная грань под ее грацией. Каждым поворотом, каждым прыжком я наполовину ожидаю, что она увидит меня. Уловит отражение. Но она слишком глубоко ушла в себя.

Желание нарушить этот покой сжигает меня насквозь. Она не подозревает, в какую игру я играю, как каждый шаг сближает ее мир с моим.

Я следую за ней, позволяя ей вести, не осознавая, что ее преследуют. Мои шаги совпадают с ее, тихий ритм, который притягивает меня ближе... Ближе. Музыка усиливается, ее тело движется вместе с ней, и я приближаюсь, стирая пространство между нами.

Мои руки обвиваются вокруг ее талии в середине вращения, притягивая ее спиной к себе. Ее мягкая кожа под моими руками, ее аромат наполняет мои легкие. Моя ладонь на ее животе улавливает именно тот момент, когда у нее перехватывает дыхание.

Я опускаю голову, касаясь губами ее уха.

— Еще раз привет, Балерина.

Переломный момент

ИЛЕАНА

Музыка увлекает меня, каждый такт закрепляет меня в движениях, которые я знаю наизусть. Мое тело помнит поток, растяжку, баланс. Здесь я могу притвориться, что Рена Карлайла не существует. Притвориться, что я не чувствую, как его глаза следят за мной в коридорах, или его голос эхом отдается в моей голове. На какое-то время я могу забыть, каково это - оглядываться через плечо.

Я усложнила сегодняшнюю рутину — больше вращений, более высокие прыжки, каждое движение требует от меня всего, что у меня есть. Мне нужен жар в мышцах, боль в груди, что угодно, лишь бы заглушить голос Лотти из библиотеки.

Карлайл и его друзья любят играть в игры.

Предупреждение крутится у меня в голове, пока я преодолеваю очередную серию поворотов. Каждое вращение стирает воспоминания об этом утре - глаза Рена, устремленные на меня у моего шкафчика, его голос, эхом отдающийся на уроке английского, прикосновения его ручки к моей спине.

И иногда эти игры заканчиваются плохо для тех, кого они выбирают своей целью.