— Каждая твоя мысль. Каждый вздох. — Он сжимает мое горло, затем опускает руку, чтобы накрыть мою грудь. — Каждый дюйм тебя.

Обладание

РЕН

Ее кожа горит под моими прикосновениями, каждая реакция - безмолвное признание, которое она отказывается произносить вслух. Тишина за кулисами окутывает нас, транслируя каждую заминку ее дыхания и каждое нервное подергивание ее тела. То, как она пытается держать себя в руках, пока я распутываю ее нить за нитью, опьяняет.

Моя рука скользит под подол ее толстовки, задирая материал все выше и выше. Ее кожа теплая, гладкая под моей ладонью, слегка подрагивающая при каждом ее неглубоком вдохе.

— Ты не сможешь спрятаться от этого. Ты не сможешь спрятаться от меня.

— Прекрати болтать!

— О, но мне нравится смотреть, как ты ерзаешь, когда я говорю. То, как твое тело выдает то, что не могут сказать твои губы. — Я поднимаю ее толстовку выше, обнажая ее кожу дюйм за дюймом. Мой рот находит ее ухо. — Я думаю, что твое тело намного честнее, чем ты есть на самом деле.

Она отстраняется, пытаясь вырваться из моих объятий, но деваться ей некуда. Мое тело держит ее в клетке, прижимая к стене, заставляя оставаться именно там, где я хочу.

— Ты чувствуешь это, не так ли? — Мои пальцы нащупывают край ее лифчика. — То, как воздух колышется между нами. То, как каждый нерв в твоем теле оживает прямо сейчас, умоляя меня. — Я покусываю мочку ее уха, вырывая у нее тихий вздох. — Я мог бы не торопиться, заставить тебя умолять. Тебе бы это понравилось?

Она качает головой, но прижимается ко мне, ее киска скользит по моему бедру. Я даже не уверен, что она осознает происходящее.

— Ты хочешь, чтобы я остановился, но ты не в силах остановить меня. — Я провожу пальцем по краю ее лифчика. Она извивается, пытаясь вырваться.

— Я ненавижу тебя. — Но яд разбавляется дрожью в ее голосе.

Я смеюсь, низко и мрачно, мои губы скользят по ее подбородку.

— Ненависть может быть восхитительной. Она обжигает так близко к страсти. Может быть, поэтому ты так дрожишь. Ты и близко не ненавидишь меня так сильно, как тебе хотелось бы.

Я запускаю руку ей под лифчик. Ее сосок твердеет под моей ладонью, и я провожу по нему ногтями. Она задыхается, ее голова откидывается на стену.

— Чувствительная. Такая отзывчивая. — Удовлетворение проходит через меня.

В этом моменте столько силы. Когда она дрожит подо мной, такая хрупкая… и моя.

Я хочу увидеть больше. Обнажить ее защиту и наблюдать, как она распадается.

— Подними свой топ. — Я хочу, чтобы она приняла участие в своем падении.

Она качает головой.

— Нет. — Вызов вспыхивает ярко и яростно в ее глазах, разжигая что-то первобытное внутри меня.

— Нет? — Я повторяю, позволяя слову повиснуть между нами. — Ты думаешь, что можешь отказать мне? — Мои зубы касаются того места, где бьется ее пульс, где я пометил ее, и я прикусываю, достаточно сильно, чтобы вырвать у нее еще один вздох. — Подними топ, или это сделаю я. — Мои пальцы сжимают ее сосок. — Ты хочешь, чтобы я тебя видел. Зачем притворяться, что нет?

Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы видеть ее лицо, плотно сжатые губы, грудь, поднимающуюся и опускающуюся с каждым неровным вдохом.

— Я не буду этого делать.

Я обхватываю пальцами ее запястье, поднося ее руку к подолу топа.

— Ты поймёшь. Сейчас - нет. Но скоро поймёшь.

Она пытается вырваться, ее тело извивается, но я не отпускаю.

— Не прячься от меня сейчас. Я хочу увидеть все. Каждую реакцию. Каждый вздох. Каждый раз, когда ты разбиваешься вдребезги.

Ее дыхание вырывается неглубокими рывками, когда я натягиваю ее толстовку повыше, обнажая лифчик. Простой белый хлопок непритязателен, и все же он делает мой член твердым.

— Такая красивая. Такая совершенная. Ты чувствуешь это? То, как горит твоя кожа под моими прикосновениями? То, как учащается твое сердцебиение, когда я подхожу так близко?

Ее губы снова приоткрываются, и на этот раз с них срывается тихий прерывистый звук. Этого достаточно, чтобы сломить меня.

Я поднимаю ее лифчик, освобождая грудь, и провожу пальцами по соскам.

— Я собираюсь кусать их, пометить, сделать своими. Но сначала... — Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы дотянуться до телефона. Ее глаза расширяются, когда она видит это, на лице появляется паника.

— Рен, остановись.

Я игнорирую ее, прижимая спиной к стене, моя рука возвращается к ее груди, когда я беру телефон.

Щелчок. Звук заставляет ее вздрогнуть, но я не останавливаюсь. Еще одна фотография, потом еще. Каждая из них запечатлевает ее в этот момент. Каждая делает ее моей.

— Ты прекрасна и в таком виде. — Я сжимаю ее сосок, вырывая из нее тихий стон. — На грани страха и желания. Я не могу дождаться, когда увижу тебя полностью уничтоженной.

По ее щеке скатывается слеза, и я ловлю ее языком.

— Ты мокрая, Илеана? Ты трешься своей киской о мою ногу, как будто в отчаянии. Ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить?

Она качает головой. Мои зубы оставляют горячую тропу по её шее — вверх, к уху.

— Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя? Я вижу кое-кого, кто прятался так долго, что даже не знает, как держаться на свету.

Теперь ее слезы льются, и я ощущаю соленый вкус, когда мои губы обводят линию ее подбородка.

— Но я научу тебя. Я покажу тебе, каково это, когда тебя по-настоящему видят.

Она выгибается, ее тело извивается напротив моего, и я усиливаю хватку, сильнее прижимая ее к стене. Ее движения не приносят ничего, кроме разжигания жара, проходящего через меня, каждое движение и борьба усиливают потребность поглотить ее полностью.

— Почему? — Ее голос срывается. — Почему ты не оставишь меня в покое?

Сначала я не отвечаю, позволяя своей руке опуститься ниже, пока не нахожу пояс ее брюк. Все ее тело напрягается, и я наслаждаюсь тем, как она замирает, разрываясь между вызовом и страхом.

— Потому что я не могу, — говорю я наконец. — Потому что ты всю жизнь притворялась невидимой, и я здесь, чтобы лишить тебя всего этого. Сделать тебя своей, кусочек за кусочком, пока не останется ничего, кроме того, чего я хочу.

Я прикрываю ее рот поцелуем, в котором есть только обладание, доминирование, берущем все, от чего она не знает, как отказаться. Когда я отстраняюсь, ее раскрасневшееся лицо и приоткрытые губы говорят мне все, чего она не хочет показывать. От нее захватывает дух, она попала в шторм, который я создаю, и у нее нет выхода.

— Ты моя. И не важно, как сильно ты будешь сопротивляться этому, не важно, как далеко ты убежишь, я продолжу приходить за тобой.

Она не отвечает, но ее глаза закрываются. Она борется с собой, изо всех сил стараясь оставаться неподвижной, сохранить контроль. И это чертовски опьяняет — наблюдать, как она балансирует между страхом и желанием, не зная, в какую сторону сделать следующий шаг.

Это танец, в котором она пока не знает ни одного движения. Но я знаю каждый шаг. И поведу её, пока ей не останется ничего… кроме как поддаться ритму.

Я провожу большим пальцем по ее нижней губе, мой взгляд прикован к ее лицу.

— Ты думаешь, что сможешь продолжать убегать, не так ли? Но я вижу тебя, моя прелестная Балерина. — Мой голос понижается, каждое слово - обещание, окутанное тьмой. — И скоро тебе негде будет спрятаться.

Ее глаза распахиваются, в них мелькает что-то яростное - искра, которая радует и бросает мне вызов. Она отшатывается, борьба, наконец, проявляется. На мгновение я позволяю ей поверить, что она сильнее, что она может вырваться на свободу.

Я хочу увидеть, как она попытается. Почувствовать это напряжение, когда она поймет, насколько это бесполезно. Но когда она поворачивается, чтобы убежать, я хватаю ее за запястье. Недостаточно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы она поняла, что я еще не закончил, и трепет контроля захлестывает меня.