Пока нет. Не так.

Но вот она — с поднятым подбородком и тем же вызовом во взгляде, что я уже видел в студии. Камеры фиксируют каждое её движение. Как она приближается. Как замирает у калитки, не в страхе, а в раздумье. Как она выпрямляет спину, прежде чем открыть ее.

Почему она здесь?

Постукивание пальцев прекращается, напряжение проходит сквозь меня, когда я смотрю, как она входит на территорию, как будто у нее есть полное право быть здесь. В этом платье она выглядит иначе, чем в танцевальной студии. Это больше не символ моего контроля, а ее выбора надеть его. Прийти сюда.

Теперь она целеустремленно движется вперед, платье мерцает в лунном свете. Она вышла прямо из моих самых тёмных фантазий — и напрочь отказалась играть по сценарию, который я для неё написал. В ней есть что-то неземное, пугающее своей красотой и непредсказуемостью. Пульсирующее ощущение пронзает меня — словно я вдруг сбился с шага в танце, который знал наизусть. Который довёл до совершенства.

Она здесь, в моих владениях, и с каждым шагом бросает мне вызов. Но, черт возьми, она прекрасна в этом платье.

Я отслеживаю ее по каналам, наблюдая, как она проходит опушку леса. Каждый шаг снимает еще один слой моей защиты. Она колеблется на развилке тропинок, одна из которых ведет к дому, другая - вглубь деревьев. На мгновение неуверенность отражается на ее лице. Затем она поднимает подбородок и выбирает не ту.

Идеально.

Я слежу за ней по каналам, переключая камеры, пока она углубляется в лес. Платье выделяет ее, как мишень, петляющую между темными стволами. Мои знания об этих лесах очень глубоки.

Она не знает эти леса так, как я. Каждая потайная тропинка, каждый поворот. Они все мои. Я растягиваю губы в улыбке.

Она попала прямо в мою любимую игру.

Взгляд перемещается с ленты на камеру на столе. Объектив, который я заказал специально для условий низкой освещенности, находится рядом с ней. Как будто все было подготовлено к моменту, на который я пока не рассчитывал. Я проверяю настройки камеры, пока хожу по дому. Она вошла прямо на мою территорию, одетая в мое платье, готовая быть схваченной так, как она и представить себе не может.

Ночной воздух касается кожи, когда я выхожу на улицу. Сосновые иголки хрустят под ногами, гниль и суглинок заполняют легкие. Она оставила следы - сломанные ветки, раздавленные листья, случайные проблески голубого шелка, зацепившегося за ветки. Ошибки любителя. Она понятия не имеет, как пробираться сквозь деревья, не оставляя следов, по которым можно за ней следить.

Но я знаю.

Я делаю широкий круг среди деревьев, камера подпрыгивает у меня на груди при каждом бесшумном шаге. Годы игр в этих лесах научили меня всему: каждой тени, каждой скрытой тропе. Где-то впереди хрустит ветка. Я останавливаюсь, наклоняю голову, прислушиваясь к звуку. Она близко. Двигается на восток, пытаясь найти дом в лабиринте стволов. Я поднимаю фотоаппарат, снимаю сквозь листву.

Щелчок. Ее лицо отвернуто, плечи напряжены, но спина прямая.

Я заявляю о своем присутствии - шелестом листьев, слабым хрустом шагов, - прежде чем притихнуть.

Она поворачивается, заставая меня врасплох. Вырывается и убегает.

Черт побери. Идеальная.

Теперь может начаться настоящая охота.

Я легко выслеживаю ее, знание леса позволяет мне перехватывать ее всякий раз, когда это нужно. Каждый раз, когда подхожу близко, я позволяю ей уйти - продлеваю игру, наслаждаясь тем, как она борется, чтобы сохранить самообладание. Моя камера фиксирует все это. Ее решимость, ее отчаяние, то, как платье рвется, кусок за кусочком.

Она выскакивает из-за деревьев на поляну, и я медленно следую за ней. Пусть она увидит, как я приближаюсь. Пусть увидит, что неважно, куда она побежит, я всегда найду ее.

Платье висит лохмотьями, ее кожа покрыта царапинами. Я хочу провести по ним языком. Хочу попробовать ее на вкус больше, чем хотел чего-либо в своей жизни.

— Больше некуда бежать, Балерина.

Она отступает, не сводя с меня глаз. Теперь в ее взгляде горит огонь, восстание горит ярче страха, и это взывает к чему-то внутри меня. Моя камера поднимается еще раз, запечатлевая ее в этот момент. Дикая, растрепанная, отказывающаяся ломаться.

— Тебе не следовало приходить сюда.

Ее глаза сужаются.

— Ты больше не можешь это решать. — Но затем она поворачивается, юбка ее платья развевается, когда она убегает обратно в темноту.

Раздается смех.

О, мне это нравится.

Она учится давать сдачи, и черт возьми, если это не заставляет меня хотеть ее еще больше.

— Беги, Балерина, — кричу я. — Беги. Заставь меня преследовать тебя.

Я даю ей фору, считая секунды вслух, мое сердцебиение совпадает с ритмом охоты. А затем я двигаюсь.

Она быстрая. Но недостаточно. Эти леса мои, и с каждым ее шагом я становлюсь только голоднее. Она спотыкается, ее нога цепляется за корень, тихий вскрик срывается с губ, и моя улыбка становится шире.

— Продолжай.

Она вскидывает голову, ее глаза встречаются с моими, в них все еще горит та же решимость.

— Беги, прелестная Балерина.

Она колеблется, затем бросается бежать. Когда она в следующий раз спотыкается, ее колени ударяются о землю. Я обхожу ее, останавливаюсь перед ней и протягиваю руку, чтобы двумя пальцами взять за подбородок и приподнять ее голову.

Я фотографирую ее в таком виде. Бретельки платья свисают с плеч, разрывы материала позволяют мне увидеть под ним идеальную кожу. Рука движется вниз, мои пальцы сжимаются на ее горле.

— Скажи мне, кто я. — Она выдавливает слова, все еще сопротивляясь даже сейчас.

Я смеюсь, и она дрожит.

— О, прелестная балерина. К тому времени, как я закончу с тобой, то, кем ты была, уже не будет иметь значения. — Я хватаю ее за горло, чтобы поднять на ноги и прижать к своему телу, позволяя почувствовать, насколько тверд мой член, прижатый к ее животу. — Все, что имеет значение, - это то, во что я тебя превращу.

Мой рот заявляет на нее права, заглушая вздох. На вкус она как страх, вызов и желание одновременно.

У нее идеальный вкус.

Она на вкус как моя.

Эта охота, возможно, и не входила в планы сегодняшнего вечера, но исход был неизбежен. Она пришла ко мне добровольно. Теперь она точно поймет, что означает этот выбор.

— Тебе нужны ответы? Что ты готова дать взамен?

Я поднимаю голову, наши взгляды встречаются. В её глазах — ярость, почти отчаянние.

— Чего ты хочешь?

— Всего. — Слово срывается прежде, чем я успеваю себя остановить.

Я хочу ее страха. Хочу ее доверия. Ее тело. Душу.

Я хочу, чтобы она была моей во всех смыслах этого слова.

Я хочу сломать ее и восстановить.

Я хочу быть единственным, к кому она обращается, единственным, кто ей нужен.

Дьявольская сделка

ИЛЕАНА

Голос Рена заполняет темноту леса, его слова нарушают тишину, и я борюсь с дрожью от жажды, заключенной в этом единственном слове.

— Ты приходишь в мой лес, в моем платье и требуешь ответов.

Он медленно обходит меня кругом, как хищник, оценивающий добычу, которая попалась на пути. Я стою на своем, отказываясь отступать. Его пальцы касаются моего обнаженного плеча, и меня пронзает электрический разряд.

— Это либо очень смело, либо очень глупо.

Платье кажется слишком тонким, разрывы обнажают больше, чем мне бы хотелось. Его глаза отслеживают каждое движение, когда он снова появляется в поле моего зрения, его пристальный взгляд скользит по мне, обжигая кожу. Я поднимаю подбородок, смотря на него, не позволяя ему увидеть, как он влияет на меня, как втягивает в свою орбиту.

— Ты сказал, что у тебя есть доказательства. — Голос звучит ровно... едва слышно. — О моем отце. О...

— О том, почему он так отчаянно пытается спрятать тебя? — От его дыхания на коже у меня мурашки бегут по спине. — Ты хочешь знать, чего он боится?