— Тебе это нравится, не так ли? — Его губы прижимаются к синяку, который он оставил ранее. — Отметины. Синяки. Что они означают.

— Да, — выдыхаю я, голос дрожит, когда его руки впиваются в мои бедра, удерживая меня ровно, когда он сильнее прижимается ко мне.

Его глаза встречаются с моими, темные и горящие.

— Что они означают, Илеана?

— Что я твоя, — шепчу я. — А ты мой.

В ответ он издает низкое рычание, притягивая меня ближе. Его рука запутывается в моих волосах, другая скользит вниз и сжимает бедро. Его рот оставляет огненный след на моей коже, его зубы задевают, покусывают, оставляя свежие следы, которые заставляют меня содрогнуться.

— Ты меня больше не боишься, — шепчет он мне на ухо.

— Нет. — Слово вырывается на вдохе, ровно и уверенно. — Ты заставляешь меня чувствовать себя живой.

Его хватка на мгновение усиливается, горячее дыхание обжигает мое горло. Отстранившись, мы встречаемся взглядами – в его глазах я вижу нечто глубже, чем просто обладание.

— Ты позволишь мне сделать с тобой все, что угодно?

— Да.

Новый фундамент

РЕН

Это простое слово несет в себе тяжесть, которая оседает глубоко в моей груди. Это доверие, грубое и нефильтрованное, такое, которое приходит без всякой подстраховки. Она отдает мне все, и я не собираюсь позволять ей сожалеть об этом.

Я поворачиваюсь, опуская ее на спину, мягкая податливость матраса убаюкивает ее, когда я нависаю над ней. Моя рука скользит вниз по ее боку, по изгибу бедра, пока пальцы не находят влагу между бедер. Ее ноги раздвигаются, тело без колебаний отвечает моему.

— Не двигайся. — Я тянусь за камерой.

Ее глаза следят за мной, любопытные и беззащитные, когда я поворачиваю объектив, чтобы запечатлеть ее. Щелчок затвора отдается эхом в тишине, фиксируя ее именно такой — открытой, уязвимой, чертовски красивой.

— Прикоснись к себе для меня еще раз.

Ее рука движется, пальцы находят клитор. У нее перехватывает дыхание, когда она начинает поглаживать его, ее тело дрожит от собственных прикосновений. Я позволяю камере запечатлеть каждую деталь. Румянец на ее щеках, то, как выгибается ее тело, легкая дрожь в бедрах, когда она приближается к оргазму.

— Продолжай. — Моя свободная рука гладит ее по колену, скользя вверх по внутренней стороне бедра. — Я хочу увидеть все.

Ее движения становятся смелее, губы приоткрываются с тихим стоном, а глаза закрываются. Ее тело извивается, дыхание прерывается, и я в последний раз смотрю на нее в объектив, запечатлевая точный момент, когда ее охватывает наслаждение. Затвор щелкает, когда ее спина выгибается, крики нарушают тишину, когда она разваливается на части.

— Рен... — Ее голос срывается на моем имени, и я откладываю камеру в сторону, не в силах больше ждать.

Склонившись над ней, я обхватываю ее лицо руками и прижимаюсь своим лбом к ее лбу.

— Ты прекрасна в таком виде, — шепчу я. — Полностью уничтожена для меня.

Ее руки обвиваются вокруг моих плеч, пальцы перебирают мои волосы, когда я снова овладеваю ею, на этот раз медленно и нежно. Ее тело сливается с моим, каждое движение - танец. Ногти впиваются в мою кожу, ее стоны становятся громче с каждым толчком, и я вижу, как в ней снова нарастает напряжение, подводя ее ближе к краю.

— Не сдерживайся. — Я обнимаю ее одной рукой за талию, притягивая ближе.

Тело выгибается подо мной, ее крики приглушаются моим плечом, когда она снова разваливается на части. Ощущение ее, звук ее капитуляции затягивают меня вместе с ней, и я погружаюсь в нее в последний раз, мое тело сжимается, когда я кончаю.

Долгое мгновение не слышно ничего, кроме звука нашего дыхания. Я прокладываю дорожку поцелуев вдоль ее шеи, через плечо, вниз к груди, где втягиваю сосок в рот. Лениво обводя его языком, я слегка покусываю, а затем скатываюсь с нее и падаю рядом.

— Раздвинь для меня ноги, — шепчу я.

Ее глаза распахиваются, голова поворачивается в поисках меня. Я сажусь, и ее ноги раздвигаются. У меня перехватывает дыхание при виде нее, от того, как моя сперма смешивается с ее влагой, стекая между бедер.

Идеально.

Щелчок. Я фотографирую безошибочное свидетельство того, что мы сделали.

— Рен? — Ее голос мягкий, неуверенный.

— Хммм?

— Я не жалею об этом, — говорит она тихо, но твердо. — Ни о чем.

Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и она улыбается мне. Склоняясь над ней, я снова завладеваю ее ртом в последнем поцелуе, затем отстраняюсь, чтобы перекатиться на спину. Она следует за мной, покрывая поцелуями мое плечо, грудь, а затем садится.

— Мне нужно привести себя в порядок.

Моя рука нащупывает камеру, когда она встает.

Щелчок. Она оглядывается на меня, на ее губах играет застенчивая улыбка, бедра покачиваются, когда она направляется в ванную.

Щелчок. Через несколько минут она заползает обратно на кровать.

Щелчок. Ее губы прижимаются к моей коже, двигаясь от бедра к груди, язык скользит по моему соску.

Щелчок. Она кладет голову мне на грудь и закрывает глаза.

Щелчок. Ее дыхание замедляется, глаза закрываются, и на нее наваливается сон.

Я перекатываюсь на бок, проводя пальцами по синякам и укусам, разбросанным по ее коже.

Мои отметки. Моя принадлежность.

Это последняя мысль, с которой я засыпаю.

Звук мобильного телефона нарушает тишину, вырывая меня из сна. Я шарю вокруг, вглядываюсь в дисплей вызывающего абонента, затем соединяю вызов.

Время - ровно двенадцать часов. Это отец.

— Все улажено, — говорит он, как только я отвечаю, его тон холодный, деловитый. — Все агенты переведены.

Я позволяю пальцам скользнуть вниз по позвоночнику Илеаны, ее тело придвигается ближе к прикосновениям.

— Так просто?

— Операция «Корона Росси» оставила после себя несколько занятных незавершенных нитей. Таких, которые определенные люди предпочли бы навсегда похоронить. Агент Миллер, к примеру, был лично заинтересован в том, чтобы официальная версия осталась неприкосновенной.

— Они защищали не ее. Они защищали себя.

— Именно. На этой операции были построены карьеры. Репутация, которая не выдерживает критики. Оперативная группа, которая ликвидировала Виктора Росси, была не такой чистой, как предполагалось в отчетах. Исчезли деньги - миллионы. Улики исчезли. И некоторые агенты заключили сделки, которым никогда не суждено было увидеть свет.

На моей челюсти напрягается мышца.

— С кем?

— Скажем так: у Виктора Росси были влиятельные друзья в таких местах, которые в случае огласки попали бы на первые полосы. Друзья, которые все еще живы — и занимают ключевые позиции. Илеана была слишком молода, чтобы, вероятно, понять, что именно она тогда видела. Но они не могли позволить себе риск.

— Значит, они похоронили ее в рамках программы защиты свидетелей, вместо того чтобы вести настоящее расследование.

— Миллер и его команда сфабриковали доказательства. Они создали повествование, в котором выглядели героями, одновременно прикарманивая сделки на стороне. Держать Илеану в изоляции было не просто удобно, это было необходимо. Если бы она когда-нибудь начала задавать правильные вопросы, начала вспоминать детали, которые не соответствовали официальной версии...

— Они потеряли бы все.

— Их карьеры, пенсии, свобода. Некоторым из них предъявили бы федеральные обвинения. А политики и бизнесмены, которые были тайно вовлечены в это, столкнулись бы с разоблачением. Они не могли рисковать тем, что ее воспоминания прояснятся, когда она станет старше.

— А теперь?

— Они были убеждены, что продолжать это было бы... неразумно. — Он делает паузу, его голос звучит обдуманно. — Но есть еще один вопрос, который необходимо решить, не менее важный.

— Что именно? — Я жду, когда он скажет, чего хочет от меня в обмен на услугу.