Когда добыча убегает

РЕН

Что-то не так.

В ту секунду, когда я выезжаю на дорогу, я знаю это. За воротами припаркован черный седан без опознавательных знаков. Достаточно, чтобы быть почти незаметным, но не совсем. Кто-то хотел, чтобы я его увидел.

Пальцы сжимаются на руле, когда я проезжаю мимо, взгляд прикован к зеркалу заднего вида. Машина не двигается. Сообщение ясно. Они ждут меня.

Я не спеша паркую машину и иду к входной двери, крутя ключи на пальце, пока запоминаю детали. Федеральная машина. Расположена так, чтобы при необходимости перекрыть выезд. Вероятно, за рулем вооруженный агент. Это визит с целью запугивания, и в нем нет ничего утонченного. Это предупреждение.

Когда я переступаю порог, в доме темно. Но не пусто. Тишина имеет особый вес, и я знаю, каково в этом доме, когда здесь никого нет. Я живу в этой пустоте каждый божий день. Сегодня вечером чье-то присутствие меняет атмосферу. Комнаты пусты, но ощущение, что за мной наблюдают, не отпускает — оно колет кожу и будто тянет меня в гостиную.

Он там.

Мужчина в безукоризненном костюме сидит в одном из кресел, сложив руки на груди, и ждет, как будто он уже делал это раньше. Он не двигается, когда я вхожу, не моргает, но его взгляд следит за мной.

— Вы вторглись на чужую территорию. — Я прислоняюсь к дверному косяку.

— Это визит вежливости. — Его голос звучит размеренно, но со стальными нотками.

— Кто вы такой?

Он лезет в карман пальто и достает значок. Его блеск исчезает так же быстро, как и появился.

— Агент Миллер. ФБР. Вы кое-что сделали, мистер Карлайл.

— Правда? — Я сохраняю нейтральный тон, хотя от напряжения у меня сводит живот.

— Не прикидывайся дурачком. — Миллер поднимается со стула. — Ты копался в закрытых записях. Наблюдение. Имена, которые должны оставаться в тайне. — Он делает паузу, и его взгляд встречается с моим. — Семья Морено.

Я приподнимаю бровь.

— Ты здесь из-за девушки?

Его улыбка тонкая, лишенная теплоты.

— Мы оба знаем, что она - не просто девушка. Ты играешь в опасную игру. — Он делает паузу, обдумывая свои слова. — С этим должно быть покончено.

— Иначе что?

— Иначе мы остановим это. Уходи, Рен. Пока тебе не причинили боль. Пока ей не причинили вреда.

Угроза проникает мне под кожу.

— Так вот что это? Предупреждение?

— Уходи. Прекрати копать. — Он подходит ближе, его взгляд непоколебим. — Ты не первый человек, который слишком близко подошел к делу Росси. Умные люди послушались и отступили.

— А если я не очень умный?

Его улыбка исчезает.

— Тогда ты точно узнаешь, как легко люди могут исчезать. Включая богатых мальчиков, которые думают, что папины деньги делают их неприкасаемыми.

Я обнажаю зубы, это могло бы сойти за ухмылку.

— Думаешь, ты меня пугаешь?

— Это твой единственный шанс. Воспользуйся им. Морено ушли. Переехали туда, где ты их никогда не найдешь. Точно так же, как мы перевезли их шестнадцать лет назад. И если ты умный, ты не будешь пытаться.

Ушли? Это слово вызывает во мне недоверие и ярость. Я сохраняю нейтральное выражение лица.

— Ушли?

— Навсегда. Никаких следов. — Его глаза впились в мои. — Отпусти ее. Найди кого-нибудь другого для своих игр. Потому что если ты этого не сделаешь… если продолжишь давить… — Он приближается. Его одеколон вторгается в мои чувства — приторно-сладкое напоминание о его власти. — Знай: есть вещи похуже, чем исчезновение. Просто спроси других партнеров Виктора Росси.

Его шаги эхом отдаются по паркету, когда он проходит мимо меня. У входной двери он останавливается, оглядываясь. Дверь закрывается с мягким щелчком.

Она ушла?

Хлопнув дверью, я выхожу, еще до того, как успеваю осознать, что именно делаю. Когда подхожу к воротам, черного седана уже нет, но мне все равно. Мой разум уже лихорадочно работает, просчитывая возможности, планируя ходы и контрдвижения.

Дорога к ее квартире проходит в мареве уличных фонарей и быстрых поворотах. Я на адреналине, потребность увидеть ее, доказать, что Миллер неправ, сжигает меня, как лесной пожар. Когда я подъезжаю, в многоквартирном доме темно. Плохое предчувствие в животе становится еще сильнее, но я подавляю его.

Окно открывается легко. Слишком легко. Нет смысла менять замки в пустой квартире. Я захожу внутрь, мои ноги бесшумно ступают по половицам. Но нет девушки, спящей в своей постели. Нет прекрасной, невидимой танцовщицы, растворяющейся в тени.

Комната пуста, личных вещей нет, матраса нет, все, что принадлежало ей, стерто. Пустые стены, на которых раньше висели ее постеры. Гвозди торчат там, где раньше колыхались на ветру занавески.

Гостиная тоже пуста. Все исчезло… Ничего не осталось.

Кроме двух черных роз.

Они лежат смятыми у стены, их лепестки сухие, ломкие и загибаются внутрь.

А рядом с ними… балетные туфли. Те, что я ей подарил.

Я падаю на колени, дыхание застряло где-то в груди, когда я поднимаю их. Теперь они испорчены. Порванный атлас, грязные подошвы, дыры там, где они цеплялись за подлесок. Напоминания о лесу. О той ночи.

Ночь, когда я преследовал ее. Ночь, когда думал, что смогу разрушить ее стены и сделать своей. Я вижу все это снова. Ее лицо было бледным и испуганным. Звук ее голоса срывался.

А теперь это. Пустая комната и испорченные балетки.

Моя рука дрожит, когда я держу их.

Вот что я сделал.

Я разрушил нечто прекрасное. Я дал ей инструменты для танца, а потом разнес все это на части. Мои пальцы сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. Я несу за это ответственность. Моя потребность обладать ею, владеть ее секретами, контролировать ее жизнь. Моя одержимость. Мое безумие. Это загнало ее обратно в тень, из которой я так усердно пытался вырвать ее.

Ирония обжигает мне горло. Пытаясь сделать ее своей, я заставил ее исчезнуть более бесследно, чем когда-либо мог ее отец.

Они думают, что все кончено. Что они могут стереть ее. Они думают, что смогут заставить ее снова исчезнуть?

Но я видел ее. Я видел, как она горит. То, как она существует. Они не могут стереть это, как бы ни старались.

Ярость вскипает, горячая и свирепая, но теперь она другая. Это не просто собственническая ярость, это нечто более глубокое. Что-то, что на вкус как сожаление и обжигает, как вина.

Я крепче сжимаю испорченные балетки.

Пусть они думают, что победили. Пусть думают, что я остановился. Они меня не знают, но чертовски уверены, что знают ее.

Она не Илеана Морено, Девушка-призрак. Она Изабелла Росси, наследница сгоревшей империи.

Я не позволю ей исчезнуть.

Не тогда, когда она заслуживает большего. Не тогда, когда она заслуживает танцевать при свете, быть замеченной, быть известной.

Я встаю, держа туфли в одной руке, осыпающиеся розы - в другой. Дверь квартиры захлопывается за мной с такой силой, что дребезжат стекла.

Никто не сможет заставить ее вернуться во тьму.

Не тогда, когда я еще стою на ногах.

Выставленная в тени

ИЛЕАНА

Место, в которое нас привезли... это скорее тюрьма, чем убежище. Даже не конспиративная квартира. Просто грязный номер в мотеле с потрескавшимися стенами и заляпанными коврами. Мы здесь с семи утра

Я боролась.

Я отказалась выходить из квартиры, проигнорировала их приказ собрать вещи и переодеться, выйти на улицу. Я все еще стояла в дверях, когда в мою спальню ворвались еще трое агентов в черных костюмах, держа руки на пистолетах. Им не нужно было ничего говорить. Их послание было ясным. У меня не было выбора.

Теперь я здесь, сижу на кровати, которая скрипит при каждом движении, смотрю на обои в пятнах от воды, пока агент Миллер разговаривает с моим отцом. Их голоса тихие, но я слышу странные слова, которых достаточно, чтобы разжечь огонь в моей груди.