— Может, есть новые идеи насчет того, кто имеет? — вставил Уайетт.

Анита посмотрела на него с любопытством.

— Не исключено, что коллеги вообще непричастны. Речь же идет о выкупе, о профессионалах… Я имею в виду, ни для кого не секрет, что Джастин богат. У него есть недвижимость, машины, свой бизнес. Его могли похитить именно как состоятельного человека, а не как главу компании.

— Они знали коды замков, — напомнила Тесса. — План дома, привычки семьи и где и когда нанести удар. Постарались свои. Поверьте, Джастин это тоже сообразил. Как только он с семьей вернется… По-вашему, он обо всем забудет?

Побледневшая Анита покачала головой.

— Будет самая настоящая война, — продолжила Тесса. — Джастин проверит каждого из вас, даже если придется разобрать компанию по кирпичику. И чем ближе к нему вы были, тем основательнее он вами займется. Так что говорите сейчас. Мы выслушаем с радостью. А вот Джастин, насмотревшийся на страдания жены и дочери…

— Я ничего не знаю, — настаивала Анита. — Я бы никогда не причинила вреда Джастину, а тем более его семье. Вряд ли виноват кто-то из компании.

— Даже кто-то, недовольный текущим курсом? — надавил Уайетт. — И полагающий, что на месте Джастина справился бы лучше?

— Поговорите с Рут Чан, — выдавила Анита после секундного колебания.

— С финансовым директором? — переспросила Тесса. — Которая в отпуске?

— Сегодня утром мы наконец-то созвонились. Она решила сразу же направиться в аэропорт и вылететь первым рейсом. Но саму новость о произошедшем она восприняла… спокойно. Не то чтобы она сказала что-то или призналась в чем-то. Просто…

Тесса с Уайеттом замерли.

После паузы Анита подняла глаза и пояснила:

— Понимаете, она не удивилась. Ей сообщили, что Джастин с семьей пропал, а она никак не отреагировала.

Зед провел нас с Эшлин через лабиринт широких коридоров. Сначала я подумала, что мы идем готовить обед, но когда двери кухни остались позади, оставила всякие догадки и отдалась на волю тюремщика.

Он даже не удосужился связать нам руки. Вместо того чтобы идти между нами, спокойно и расслабленно вышагивал чуть впереди, будто на прогулке.

Может, Зед понял, что теперь, когда механизм выкупа запустили, попыток побега бояться нечего? Или он был настолько уверен, что рядом с ним мы и пикнуть не посмеем?

Эшлин двигалась медленно. Ей следовало лежать в постели, а не бродить по бетонным полам необъятного комплекса. По возвращении домой я бы сразу отвезла ее к доктору. А еще мы наконец-то поговорили бы по душам.

Зед подошел к тяжелой стальной двери, открыл ее, и мы оказались в небольшом помещении, где часть пола была приподнята, а одна из стен, на которой висел золотой крест, — полностью обшита деревянными панелями. Часовня, догадалась я. Мы попали в тюремное святилище.

Радар был уже здесь. Он включил все лампы и расхаживал вокруг с айфоном — или снимая видео, или щелкая фотографии.

— Поставим их тут. — Он показал Зеду отметку на помосте и взглянул на нас с обычным нейтральным выражением лица. — Освещение хорошее, фон достаточно неопределенный. Кадр придется взять пошире, чтобы обе вошли, поэтому будет видно чуть больше. Но деревянные панели ни о чем конкретном не скажут.

— Что с комбинезонами? — спросил Зед.

Радар поднял айфон и навел его на нас с Эшлин.

— Не пойдет. Оранжевый воротник хорошо заметно.

Зед покачал головой, готовый к такому ответу, и ткнул рукой в угол комнаты, где лежала груда одежды. Нашей одежды. Снятой в первый день. Когда же это было? Вчера или позавчера? При круглосуточном люминесцентном свете восприятие времени притупилось. Как только к нему привыкали осужденные пожизненно?

— Только верх, — приказал Зед. — Просто наденьте на комбинезоны. Потом решим, что делать с воротниками.

До меня дошел смысл происходящего. Они хотели замаскировать нас и наше местонахождение. Видео, конечно же, проверят спецслужбы, которые могут выудить с экрана любые зацепки. Например, шлакоблочные стены, оранжевые комбинезоны или другие детали, попавшие в кадр. Поэтому нас собрались снимать на фоне одной-единственной в здании нетюремной стены и в нашей пятничной одежде.

Зед все продумал. Как всегда.

Я подала Эшлин голубенький облегающий топ и помогла натянуть его, потому что поднять руки над головой ей было больно. Громоздкий комбинезон некрасиво надулся под трикотажем, а ярко-оранжевый воротник нелепо вылез наружу, как лепестки стрелиции.

Глянув на Эшлин, Зед помотал головой.

— Верх комбинезона. Снять.

Мы с дочерью оглянулись по сторонам в поисках прикрытия, но никаких ниш или перегородок здесь не оказалось.

— Нам нужно уединиться, — чопорно заявила я.

Зед так уставился на нас, что его кобра чуть ли не шипела.

— Зачем? Радар все уже видел, а мне плевать. Живее.

Мы смотрели на него, не шевелясь. Я бы разделась без разговоров. Но оголить дочь перед двумя мужчинами, которые и так столько у нас отняли? Эшлин непроизвольно сгорбилась, как будто хотела сжаться в комок. Не выдержав, я встала перед ней, скрестив руки на груди, и еще раз с вызовом повторила Зеду:

— Нам нужно уединиться.

Зед вздохнул.

— Объясняю правила: вы будете делать и говорить в точности то, что я скажу, — размеренно произнес он, словно обращаясь к детям, и посмотрел на меня. — Если ослушаешься ты, я позволю Мику отметелить твою дочь. — Затем он перевел взгляд на Эшлин. — А если ослушаешься ты, я позволю Мику отметелить твою мать. А теперь переодевайтесь.

— Все нормально, мам, — шепнула Эшлин сзади. — Помнишь, как в детстве на пляже? Сообразим.

Когда Эшлин была маленькая, мы часто выбирались на побережье вдвоем, пока Джастин работал. Она терпеть не могла переполненную раздевалку, а тем более ждать в очереди. Поэтому я занавешивала ее полотенцем, пока она возилась с купальником. Потом я дошла до того, что могла сама переодеться под тем же полотенцем, лежа на песке. Четырехлетняя Эшлин заливалась от смеха.

Если вдуматься, мы с ней долгое время были одни против остального мира. И я согласилась: сообразим, как переодеться на людях.

Эшлин расстегнула комбинезон под трикотажем. Не снимая топа, вытащила из него одну руку, другую. Высвободилась из комбинезона и засунула руки обратно в топ. Верхняя часть комбинезона осталась свисать с пояса — в кадр она все равно не вошла бы.

Наступила моя очередь. Меня ждала запашная блузка цвета шампанского.

Она тоже была облегающая и никогда не налезла бы на мешковатый комбинезон. Повернувшись к Зеду и Радару спиной, я приступила. Раздеться было несложно. Щелк, щелк — и верх комбинезона упал вниз. Я прикрыла грудь рукой, а Эшлин подала мне блузку.

На мгновенье пахнуло апельсинами, и сердце защемило от тоски. Но потом я поняла, что это всего-навсего цитрусовые нотки моего парфюма, сохранившиеся в ткани. Открытки из другой жизни, которая закончилась совсем недавно — вчера или позавчера? — но казалась уже совершенно чужой.

Мне было жалко надеть такую нежную вещь на тело, липкое от пота. Окружить себя шелком после грубого материала здоровенного мужского комбинезона. Волосы были слишком жирные, ногти — слишком черные. В тюремной камере грязь так и приставала. Но этот визит в прошлое, красивый отзвук в кромешной тьме…

— Мам? Дай-ка.

Я пыталась справиться с многочисленными завязками на талии, но дрожащие пальцы не слушались. Эшлин стала разбираться с поясом сама.

Ее ловкость меня восхищала. Так же как и храбрость. Да, мы все оплошали. Трое полных неудачников. Однако каждый из нас пусть по-своему, но держался. Моя тепличная пятнадцатилетняя девочка пережила выкидыш и не сломалась. Она не билась в истерике, не ныла и не впадала в апатию. Она действовала. Мы все действовали.

Мы справимся, сказала я себе. Пройдем через это, вернемся домой и…

Будем налаживать отношения дальше. Простим, забудем. Мы ведь семья. Пусть и не образцовая.