— Натан, — тихо сказала она, — а почему бы нам не пойти в парк?

Натан взглянул на нее и энергично закивал, Кэтрин улыбнулась, хотя в сердце вспыхнула боль. Они отправились вниз по улице.

Паблик-гарденс был переполнен. Молодые парочки, собачники, городские семьи с обезумевшими от сидения в четырех стенах детьми. Кэтрин и Натан пошли вдоль пруда, в котором летом плавали лебеди. Она купила поп-корн, и теперь они развлекались, бросая его уткам. Наконец они нашли свободную скамейку на лужайке, где дети, примерно возраста Натана, но как минимум вдвое крупнее, бегали, возились и смеялись в лучах заходящего солнца.

Натан даже не пытался присоединиться к ним. В свои четыре года он уже хорошо усвоил этот урок.

— Натан? — негромко окликнула его Кэтрин. — Теперь, когда ты дома… к тебе станут приходить разные люди и кое-что у тебя спрашивать.

Он взглянул на нее, такой бледный, и Кэтрин, не совладав с собой, коснулась пальцем его щеки. Кожа была холодной и сухой, как у всякого ребенка, проводящего слишком много времени взаперти.

— Ты помнишь вечер четверга? — ласково спросила она. — Тот… плохой вечер?

Он молчал.

— Папа держал в руке пистолет — да, Натан?

Натан медленно кивнул.

— Мы ссорились.

Он снова кивнул.

— Ты помнишь, из-за чего мы поссорились? — Кэтрин затаила дыхание. Конечно, это непредсказуемо. Что запомнил перепуганный четырехлетний ребенок? Что он понял?

Натан неохотно покачал головой.

Кэтрин медленно выдохнула.

— Ты должен сказать этим людям, милый, про папин пистолет, — сказала она. — И что мы страшно испугались. Остальное они поймут.

— Папа умер, — сказал Натан.

— Да.

— Он больше не придет.

— Нет, он больше не придет.

— А ты?

Кэтрин снова погладила его по щеке.

— Я всегда буду возвращаться к тебе, Натан.

— А Пруденс?

— Она тоже.

Натан серьезно кивнул.

— У папы был пистолет, — повторил он. — Я испугался.

— Спасибо, Натан.

Натан снова принялся наблюдать за другими детьми, а потом забрался к матери на колени. И тогда Кэтрин обвила руками его плечи и прижалась щекой к взлохмаченным волосам.

Когда Бобби вернулся домой, у дверей его ждали уже не один, а трое. День становится все лучше и лучше, подумал он.

— Разве сегодня вам не следует находиться в церкви? — спросил он у окружного прокурора Рика Копли, отпирая дверь. — Погодите, я и так знаю: вы уже продали свою душу дьяволу.

Копли нахмурился, услышав не очень удачную шутку, и последовал за Доджем в его квартирку на первом этаже. По пятам за Копли шла Ди-Ди Уоррен, стараясь не встречаться с взглядом Бобби, а последним шагал следователь из прокуратуры, присутствовавший, по смутным воспоминаниям Бобби, на утреннем пятничном допросе. Однако имя этого человека выветрилось из его головы.

Следователь Казелла играл здесь ключевую роль, это стало ясно спустя полминуты после того, как окружной прокурор представил своих спутников, стоя посредине гостиной. Комната была маленькая, с видавшей виды мебелью, заваленная пустыми коробками из-под пиццы и грязными салфетками. Все трое озирались по сторонам, не зная, куда сесть.

Бобби решил не помогать им. Это не те люди, которым стоит рассчитывать на комфорт в его доме.

Он пошел на кухню, взял колу и вернулся в гостиную, так и не предложив гостям что-нибудь выпить, потом подтащил деревянный табурет и сел. Ди-Ди холодно взглянула на него и принялась разгребать пустые коробки, а затем вся троица наконец плюхнулась на старую кушетку. Днище немедленно опустилось на четыре дюйма. Бобби спешно отхлебнул из банки, чтобы спрятать улыбку.

— Итак, — сказал Копли — слишком официально для человека, который сидит, уткнувшись подбородком в колени, — мы хотим задать вам несколько вопросов по поводу случившегося вечером в четверг.

— Конечно. — Бобби ждал, что Копли начнет с самого начала и заставит рассказать всю историю еще раз, выискивая детали, на которых его можно поймать. И потому он удивился, услышав первый вопрос.

— Вы знали, что Кэтрин и Джимми Гэньон часто посещали бостонскую консерваторию?

Бобби напрягся. Он попытался мысленно перебросить мостик дальше, и итог ему не понравился.

— Нет, — осторожно сказал он.

— Они бывали на многих концертах.

— И что?

— Собирали средства, устраивали благотворительные вечеринки. Гэньоны очень активно всем этим занимались.

— Слава Богу.

— Слава Богу — для вашей девушки, — уточнил Копли.

Бобби промолчал.

— Сьюзен Абрамс. Так, кажется, ее зовут? Играет на виолончели в оркестре.

— Мы встречались.

— Сегодня мы очень мило побеседовали со Сьюзен.

Бобби долго не отрывался от банки с колой. Жаль, это не пиво.

— Вы с ней присутствовали на многих вечеринках, — продолжал Копли.

— Неудивительно за два-то года.

— Странно, что за все это время вы ни разу не встретились с Кэтрин или Джимми Гэньонами.

Бобби пожал плечами:

— Если и встречался, то не помню.

— Правда? — спросил Копли. — А Сьюзен прекрасно помнит их обоих. Говорит, видела их много раз. Похоже, Гэньоны были настоящими поклонниками хорошей музыки.

Бобби не знал, что ответить. Он посмотрел в сторону Ди-Ди, но она упорно сверлила взглядом ковер.

— Детектив Уоррен, — твердо сказал Копли, — почему бы вам не сообщить мистеру Доджу о показаниях Сьюзен Абрамс?

Ди-Ди тяжело вздохнула. Бобби догадался, что сейчас будет. И тут же он понял еще кое-что — почему они с Ди-Ди расстались: у каждого из них на первом месте стояла работа.

— Мисс Абрамс вспомнила, что вы встречались с Гэньонами на вечеринке восемь или девять месяцев назад. Кэтрин, в частности, задавала вам много вопросов о вашей службе в отряде специального назначения.

— Все об этом спрашивают, — равнодушно отозвался Бобби. — Люди нечасто видят перед собой полицейского-снайпера. Особенно в таких кругах.

— Если верить мисс Абрамс, вам не понравилось, как Джимми смотрел на нее.

— Мисс Абрамс, — с ударением произнес Бобби, — очень красивая и талантливая женщина. И мне не нравилось, как на нее смотрело большинство мужчин.

— Ревность? — спросил следователь Казелла.

Бобби не проглотил наживку. Он молча допил колу, поставил банку на стол и слегка наклонился вперед, скрестив ноги.

— А мисс Абрамс не упоминала, сколько времени продолжалась наша так называемая встреча?

— Пару минут, — сказала Ди-Ди

— Понятно. А теперь подумайте. На работе я встречаюсь примерно с пятнадцатью новыми людьми за смену. Двадцать смен в месяц — итого?.. Триста новых лиц. А за девять месяцев? Неужели вас так удивляет то, что я не могу припомнить двух людей, с которыми поболтал пару минут на какой-то великосветской вечеринке, где вдобавок никого не знал?

— Трудно ладить с богатыми сукиными детьми? — невозмутимо отозвался Казелла.

Бобби вздохнул. Теперь он начинал злиться. Нехорошо.

— А у вас никогда не бывает тяжелых дней на работе? — раздраженно спросил он. — И вам не доводилось говорить того, о чем впоследствии жалеешь?

— Мисс Абрамс беспокоилась по поводу ваших отношений, — негромко сказала Ди-Ди

Бобби заставил себя отвести взгляд от лица Казеллы.

— Да?

— Она сказала, вы в последнее время отдалились от нее. Были слишком заняты.

— Такова моя работа.

— Она думала, у вас интрижка на стороне.

— Жаль, что она ничего мне не сказала.

— Кэтрин Гэньон — очень красивая женщина.

— Кэтрин Гэньон ничто в сравнении со Сьюзен, — сказал Бобби. Так оно и было. По крайней мере он на это надеялся.

— Именно поэтому вы и возмутились, когда Джимми обратил на мисс Адамс внимание? — вмешался Копли. — Он был красив и богат. И согласитесь, подходил ей куда больше.

— Бросьте, Копли. Я убил Джимми Гэньона из-за ревности или потому, что спал с его женой? Вы могли бы придумать версию получше.