Долгая пауза…

— Такое впечатление, что вы прекрасно все знаете, — сказала Ди-Ди.

— Я сам из этой компании и, разумеется, хорошо знаком с процессом.

«Ходим вокруг да около», — подумал Джейсон. Как будто танцуем. Он представил, как сержант Уоррен кружит вокруг него в розовом платье-фламенко, а он, весь в черном, пытается выглядеть сильным и мужественным, хотя на самом деле просто не знает движений.

— Вы, конечно, понимаете, что теперь, когда расследование идет полным ходом, крайне важно обеспечить оперативную группу всей имеющейся информацией и сделать это как можно быстрее. С каждым ушедшим часом шансы отыскать вашу жену целой и невредимой значительно уменьшаются.

— Я так понимаю, что если мою жену не нашли вчера, то, вероятнее всего, мы вообще ее не найдем.

— Хотите добавить что-то к этому? — негромко спросила Ди-Ди.

— Нет, мэм, — ответил Джейсон и тут же пожалел о своей поспешности. Пользуясь привычными с детства фразами, он неизменно соскальзывал на характерный южный акцент.

Сержант Уоррен ответила не сразу. Заметила или пропустила эту особенность его произношения?

— Буду говорить откровенно, — резко начала она.

Относительно ее откровенности у него были сильные сомнения, но делиться ими он не стал.

— Нам крайне важно поговорить с вашей дочерью. Время уходит, и, возможно, Ри — единственный свидетель случившегося с вашей женой.

— Я знаю.

— Тогда дайте согласие на то, чтобы с ней поговорил наш психолог. Ее зовут Марианна Джексон, и она отличный специалист. Мы договорились с ней на десять утра.

— Хорошо.

Молчание. Потом:

— Вы согласны?

— Да.

Долгий вздох на другом конце линии — не ожидала.

— Джейсон, мы ведь еще вчера просили вас об этом, и вы отказали. Почему же теперь согласились?

— Потому что беспокоюсь о ней.

— О вашей жене?

— Нет. О дочери. По-моему, она не очень хорошо со всем этим справляется. Может быть, разговор со специалистом пойдет ей на пользу. Я ведь не чудовище, сержант. И интересы дочери для меня дороже всего.

— Тогда в десять. У нас. Нейтральная территория всегда лучше.

— Папочка?

— Можете меня не убеждать, — сказал Джейсон в трубку и повернулся к дочери. Ри стояла в дверях и смотрела на него так, как всегда смотрят дети, безошибочно угадывая, что взрослые говорят о них. — Сегодня мы встретимся с одной милой леди, — сказал он, относя трубку ото рта. — Не беспокойся, милая, все будет хорошо.

— Там кто-то есть, папочка. За дверью.

— Что?

— Кто-то за дверью. Разве ты не слышишь?

Он прислушался и услышал. Скребущий звук, словно кто-то пытался войти.

— Мне надо идти, — сказал Джейсон и, не дожидаясь ответа, положил трубку на место. — А теперь в гостиную. И побыстрее, милая. Я серьезно.

Он жестом усадил Ри на пол возле диванчика, а сам встал между ней и тяжелой входной дверью. Звук повторился, и Джейсон прижался к стене рядом с окном. Он изо всех сил старался держаться естественно, хотя нервы уже дрожали и звенели от паники. Первым, что Джейсон увидел, выглянув наружу, была стоящая на прежнем месте, у тротуара, машина без опознавательных знаков с сидящим за рулем и безмятежно попивающим кофе полицейским. Потом он заметил, что ни у двери, ни возле окна никого нет.

Звук, однако, раздался снова. Негромкий, скребущий…

— Мяяяу.

Ри вскочила с пола.

— Мяяяу…

Ри метнулась к двери. Не успел Джейсон сдвинуться с места, как она ухватила ручку торопливыми пальчиками и потянула изо всех сил. Он, пусть и с опозданием, стал открывать замок.

Ри распахнула дверь, и в комнату неторопливо и с важным видом вплыл Мистер Смит.

— Мистер Смит! Мистер Смит! Мистер Смит! — Ри обхватила рыжего кота обеими руками и сжала так сильно, что животное протестующее взвыло.

А потом вдруг выпустила его, бросилась на дверь и разревелась.

— Но мне нужна мамочка! — жалобно пропищала она. — Хочу мамочку!

Джейсон бессильно опустился на пол. Притянул поближе дочку. Посадил себе на колени. И долго, пока она плакала, гладил ее темные курчавые волосы.

В первый раз я изменила Джейсону, когда Ри было одиннадцать месяцев. Не могла больше. Бессонные ночи, однообразный, выматывающий ритуал: покормить, присмотреть, сменить подгузники, покормить, присмотреть, сменить подгузники. Я уже записалась на онлайн-курсы колледжа, и если не кормила и не меняла подгузники, то что-то писала, читала и решала, пытаясь вспомнить курс математики за среднюю школу.

Что еще хуже, в голове у меня как будто разрасталась тьма. Дошло до того, что в каждом углу моего собственного дома мне мерещился приторно-сладкий запах гниющих роз. Я боялась уснуть, потому что знала — среди ночи проснусь от трескучего, разносящегося по коридору голоса матери: «Я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Я знаю кое-что, чего не знаешь ты…»

Однажды я поймала себя на том, что стою у раковины на кухне и тру руки колючей проволочной щеткой. Я пыталась стереть собственные отпечатки пальцев, содрать вместе с кожей ДНК. И вот тогда я поняла, что та тьма — это моя мать, пускающая корни у меня в голове.

Есть люди, которых недостаточно просто убить.

Я сказала Джейсону, что должна уехать. На двадцать четыре часа. Может быть, завалиться в какой-нибудь мотель, заказать обслуживание, перевести дух. Я показала ему брошюру с рекламой спа-центра от «Фор сизонс» и списком предлагаемых услуг. Все было до нелепости дорого, но я знала, что Джейсон не откажет, — и он не отказал.

Чтобы побыть с Клариссой, мой муж взял выходной на пятницу и субботу.

— Не спеши возвращаться, — сказал он мне. — Отдохни. Расслабься. Я понимаю, Сэнди. Правда.

И я отправилась в отель, номер в котором стоил четыреста долларов за ночь. Деньгам, предназначенным на спа-процедуры, нашлось другое применение. Я прошлась по Ньюбери-стрит, купила мини-юбку из микрозамши, черные туфельки на шпильках от Кейт Спейд и серебристый с блестками топ с бретелькой через шею — с таким не требуется носить бюстгальтер. Потом завернула в «Армани-бар» и начала поход оттуда.

Не забывайте, мне было только девятнадцать. Я помнила все трюки, которых, поверьте, знаю немало. Девушка в топе с блестками и туфельках на шпильках пользовалась популярностью. До двух часов ночи я отплясывала на коленях у грязных старикашек и румяных мальчиков из Бостонского университета, а в перерывах заправлялась вискарем «Грей гуз».

Кожа зудела. Чем больше я пила, чем больше танцевала, чем больше виляла бедрами в руках какого-нибудь незнакомца, лапавшего мою задницу и прижимавшегося пахом к моим разведенным ногам, тем сильнее становился жар. Я хотела пить всю ночь. Хотела танцевать всю ночь.

А еще я хотела трахаться — до потери памяти, пока не завою от ярости и похоти. Я хотела трахаться — пока не лопнет голова и тьма наконец развеется.

Я не стала спешить с последним выбором. Отбраковала старичков. Они хороши, когда надо купить выпивку, но могут не удержаться в седле, стараясь угнаться за девушкой вроде меня. В конце концов я ушла с одним из университетских жеребчиков. Стальные мышцы, тестостерон бушует в жилах и туповатая ухмылка «ух-ты-она-уходит-со-мной».

Он отвел меня в свое общежитие, где я показала ему кое-какие штучки, которые можно делать, свесившись с двухъярусной кровати. Потом, закончив с ним, оттрахала заодно его соседа по комнате. Бакалавр номер один отключился и ничего не имел против, а второй, чокнутый ботаник с атрофированными мышцами, был не только крайне признателен, но и оказался в своем роде полезен.

Я ушла сразу после рассвета, оставив в качестве сувенира трусики на дверной ручке, спустилась в метро и вернулась в отель. Швейцара, когда он меня увидел, чуть не хватил удар. Наверное, принял за проститутку — или, извините, высококлассную девушку по вызову, что, если подумать, было для меня существенным повышением. Но я показала ключи от номера, так что не впустить меня он просто не мог.