— Итак, — продолжал сосед, снова щелкая резинкой по руке, — вы били свою жену?

Джейсон молчал.

— Можете ответить. Если полиция не спросила вас об этом утром, скоро спросит — можете не сомневаться.

— Я не бил жену, — ответил Джейсон негромко. Ему хотелось услышать, как прозвучат эти слова, напомнить себе, что это по крайней мере правда. Забыть февральский отпуск. Забыть, что тогда случилось.

— Проблемы в браке?

— Мы работали в разные смены. Виделись редко, ссориться не успевали.

— Ну, тогда внебрачные делишки. У вас или у нее? Или оба грешны?

— У меня ничего нет.

— Но у нее что-то было, да?

Джейсон пожал плечами.

— Муж ведь всегда узнает последним, так?

— Думаете, она с ним сбежала?

— Она никогда бы не бросила дочь.

— То есть у нее был роман, и при этом она знала, что вы никогда не позволите ей забрать дочь.

Джейсон моргнул, чувствуя, как снова накатывает усталость.

— Минутку… подождите…

— Да перестаньте вы. Возьмите себя в руки или к концу дня будете гнить в тюремной камере, — нетерпеливо перебил его сосед.

— Я бы никогда не сделал ничего, что навредило бы дочери, и я согласился бы на развод.

— Неужели? Отказались бы от этого дома? От лакомого кусочка недвижимости в Южном Бостоне?

— Деньги для нас не вопрос.

— Так вы обеспечены? Тогда и отдать пришлось бы больше.

— Деньги для нас не вопрос.

— Чепуха. Деньги — всегда вопрос. Для всех. А теперь вы так говорите, словно и впрямь виновны.

— Моя жена — мать моей дочери, — раздраженно возразил Джейсон. — Если мы разойдемся, я хочу, чтобы ни она, ни мой ребенок ни в чем не нуждались.

— Жена, ребенок, жена, ребенок… Вы их деперсонализируете. Утверждаете, что любите, что никогда бы не сделали им ничего плохого, а сами при этом не можете даже называть их по имени.

— Все, хватит. Я больше не хочу говорить об этом.

— Вы убили жену?

— Уходите. Оставьте меня в покое.

— Вы правы. Я ухожу. Поговорил с вами всего восемь минут и уже думаю, что на вас клейма негде ставить. Если так, то мне беспокоиться не о чем. Пока.

Сосед повернулся и направился к забору. Он уже положил руки на деревянные перекладины, когда до Джейсона дошло, что он с самого начала упустил кое-что важное.

— Вы спрашивали, дома ли моя дочь. — крикнул он через двор. — Спрашивали о моем ребенке.

Сосед уже поднялся и даже перекинул одну ногу на другую сторону. Джейсон побежал к нему.

— Сукин сын! За что ты сидел? Отвечай! За что ты сидел?

Эйдан Брюстер задержался. Сходство с золотым ретривером исчезло. В его глазах что-то изменилось, лицо закрылось, черты как будто заледенели.

— Зачем? Ты ведь уже и сам все понял.

— Ты — сексуальный насильник, да? Твое имя — в базе данных. К тебе придут! Еще до двух.

— Да, придут. Но тебя тоже арестуют. И вряд ли намного позже. И еще. Я не убивал твою жену. Старовата, на мой вкус…

— Ублюдок!

— А еще я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Прошлой ночью я слышал машину. Думаю, на ней-то и увезли твою жену.

В первый раз я влюбилась, когда мне было восемь. Влюбилась не в реального человека, а в телегероя, Сонни Крокета, полицейского из сериала «Полиция Майами. Отдел нравов», сыгранного Доном Джонсоном. Мама такого рода «чепуху» терпеть не могла, поэтому я просто ждала, пока она отрубится после своего «чая со льдом», открывала банку «Доктора Пеппера» и преспокойно смотрела повтор.

Сонни Крокет был сильным, уставшим от жизни мужчиной. Крутым парнем, все повидавшим и тем не менее всегда старавшимся спасти очередную попавшую в беду девушку. Мне нужен был свой Сонни Крокет. Кто-то, кто спас бы меня.

В тринадцать лет у меня появились груди. И тут же появились парни, которым не терпелось прийти мне на помощь. Какое-то время я даже думала, что это сработает. Я встречалась со всеми подряд, без разбору, отдавая предпочтение ребятам постарше, грубым, бесцеремонным, с наколками. Они хотели секса. А я хотела, чтобы кто-то усадил меня на переднее сиденье «Мустанга» и чтобы мы мчались в ночь, не включая фар. Чтобы ветер бил в лицо и рвал волосы, а я кричала во тьму свое имя. Я хотела чувствовать себя необузданной и безрассудной. Хотела чувствовать себя кем угодно, только не собой.

Я заработала определенную репутацию и считалась отличной минетчицей; говорили, что я еще более безбашенная, чем моя полоумная мамаша. Такая мамаша есть в каждом городке. И в каждом городке есть такая отвязная девчонка, как я.

В первый раз я забеременела в четырнадцать лет. Ничего никому не сказала, а просто напилась рому с колой и помолилась, чтобы Господь забрал у меня ребенка. Не прошло. Тогда я вытянула деньги из отцовского бумажника и пошла в клинику, где делают все такое.

Я не плакала. Считала, что аборт — это вроде как акт гражданской сознательности. Не дать моей матери шанса сломать еще одну жизнь.

Говорю же вам, такая девчонка, как я, есть в любом городишке.

Мне исполнилось пятнадцать, когда она умерла и мы с отцом наконец-то получили свободу.

Я так долго мечтала, что кто-то придет, протянет руку и спасет меня. Я ждала Сонни Крокета, этого повидавшего жизнь героя, который все еще может разглядеть чистую душу за истрепанной внешностью. Я ждала мужчину, который прижмет меня к себе крепко-крепко и никогда уже не отпустит. Мужчину, с которым я буду как за каменной стеной.

Но Сонни Крокет так и не пришел. Мне стукнуло восемнадцать, и на следующий день я познакомилась в местном баре со своим мужем. Я села на барный табурет Джейсона и выпила его колу, а когда он попытался возмутиться, провела ладонью по тугим складкам джинсов на его бедрах. Он послал меня подальше, а я вдруг поняла, что никогда его не отпущу.

Спасти человека не может, конечно, никто.

Но, зная то, что я знаю о Джейсоне, я по крайней мере понимаю, почему он попытался.

К двум часам ночи перспективы расследования прояснились, и Ди-Ди приободрилась. У них сложился план игры, и они исполняли его относительно неплохо, учитывая, что речь шла о поисках взрослой женщины, объявить которую пропавшей было пока формально невозможно, но найти которую требовалось как можно быстрее.

В 2.06 Ди-Ди получила первую плохую новость. Судья Баньян отказала в просьбе арестовать домашний компьютер Джонсов и объявить дом местом преступления. В обоснование такого решения судья указала на отсутствие вещественных улик, которые подкрепляли бы предположение об имевшем место преступлении, и на тот факт, что после исчезновения женщины прошло слишком мало времени. Десятичасовое отсутствие ничего не значит в случае с взрослым человеком. Возможно, Сандра Джонс задержалась у кого-то из друзей. Возможно, пострадала в уличном происшествии и попала в бессознательном состоянии в местную больницу. Возможно, у нее сомнамбулизм, и она бродит, как в тумане, по городским закоулкам. И еще много других «возможно».

Тем не менее, продолжала судья, если по истечении двадцати четырех часов обнаружить Сандру Джонс не удастся, она готова пересмотреть это свое решение. А пока полиции разрешается осмотреть лишь грузовичок Джейсона Джонса.

Ладно, хоть что-то, смиренно подумала Ди-Ди. Ситуация осложнилась после обнаружения в стиральной машине ночной сорочки и одеяла. До того пропавшее одеяло и разбитая настольная лампа рассматривались как указания на нечто зловещее. Но сорочка и одеяло в стиральной машине…

Что, черт возьми, могло означать их присутствие там? Объяснения не было. Может быть, муж пытался скрыть какие-то следы? Или просто жена собиралась их постирать? Строить предположения на пустом месте — дело опасное.

В 2.15 появился детектив Миллер. Ди-Ди передала ему новости от судьи Баньян. Миллер рассказал о том, что ему удалось узнать о пропавшей женщине в школе. По словам директора, Сандра Джонс работала там последние два года, вела обществознание — сначала как студент-практикант в седьмом классе, а с сентября еще и в шестом. Детям она вроде бы нравилась, родителям и коллегам-учителям — тоже. С последними миссис Джонс общалась немного, да и чего еще ожидать от женщины с ребенком, муж которой работает по ночам. С мужем директор встречался только однажды, но мистер Джонс произвел приятное впечатление. Их дочь, Ри, он видел много раз — прелестный ребенок.